«…соблазн и искушение», — гремело над головами прихожан.

Неровное пламя свечей освещало деревянный алтарь, по его полированной поверхности плясали тени.

Элизабет сидела на скамье в первом ряду. На ней был черный капор и вуаль, которую она надевала по воскресеньям. Эдвард с нафабренными усами сидел справа от жены. Одетый в серый шерстяной костюм, он, как всегда, выглядел безупречно. Ребекка, тоже в черном капоре с вуалью, сидела по левую сторону от дочери и завороженно ловила каждое слово проповедника. Элизабет не нужно было поворачивать голову, чтобы убедиться, что и ее отец столь же внимательно слушает священника.

Когда-то их с Эдвардом здесь венчали, и тот же самый пастор, что читал сейчас проповедь, объявил их мужем и женой. После венчания последовал свадебный завтрак. Подобающее такому случаю шампанское пузырилось и искрилось в бокале у Элизабет.

Как же она была разочарована, когда выяснилось, что у них с Эдвардом не будет медового месяца, и как волновалась в предвкушении новой жизни в своем собственном доме. Как много она ждала от первой брачной ночи!

Невидящими глазами Элизабет смотрела в раскрытую у нее на коленях Библию. Ребекка обустроила их новый дом в городе. Ребекка наняла прислугу. Единственное, на что имела право Элизабет в своей новой жизни, — это Эдвард. Но он проводил с ней по несколько минут каждую ночь. Все только ради того, чтобы она забеременела, а он получил голоса избирателей.

Шуршание бумаги наполнило церковь. Сидевшая рядом Ребекка перевернула страницу в своей Библии. Элизабет машинально последовала ее примеру. Сквозь вуаль она смотрела на маленькие черные буквы и никак не могла сообразить, с какого места ей надо читать.

Склонив голову, она заглянула в Библию матери. Заповеди блаженства, убийство, развод.

Развод запрещен, за исключением тех случаев, когда измена одного из супругов доказана.

У Эдварда есть любовница. Прелюбодеяние — это и есть измена.

«Я буду ждать, дорогая».

Элизабет откинулась на спинку скамьи. Ее сердце глухо билось в груди, туго стянутой корсетом. Голос пастора теперь звучал гораздо громче, по-видимому, для прихожан, сидевших в задних рядах, и отзывался канонадой в ее голове. О чем она думает? Добропорядочная женщина никогда не потребует развода.

Элизабет постаралась сконцентрировать все свое внимание на пасторе, на блестящей поверхности деревянного алтаря, на тающих свечах, на изысканной вышивке, украшавшей одеяния священника. Благородные мысли, подобающие благородной женщине.

— Элизабет.

Она отрешенно посмотрела на мать. Глухое эхо шаркающих ног наполнило церковь. Первый ряд наполовину опустел. Другие прихожане, выказывая явное нетерпение, включая ее мужа и родителей, толпились в ожидании своей очереди покинуть церковь. Покраснев, Элизабет быстро поднялась. Громкий стук заглушил шум удалявшихся шагов.

Эдвард быстро поднял и протянул ей книгу. Странное выражение промелькнуло на его лице.

Солнечный свет залил проходы между рядами, превратив малиновую ковровую дорожку в кроваво-красную. Элизабет, улыбаясь знакомым, прошла вдоль скамеек. И только оказавшись снаружи, глубоко вздохнула.

— Элизабет, Эдвард и твой отец пойдут сейчас в клуб, почему бы нам с тобой вместе не позавтракать?

Каждое воскресенье после службы в церкви Эдвард и ее отец отправлялись в клуб, а Ребекка приглашала дочь на завтрак. И каждый раз Элизабет не могла отказаться.

По воскресеньям им с матерью о многом надо было поговорить: обсудить светские и политические рауты предстоящей недели, скоординировать свои планы…

— Нет, мама, мне еще нужно просмотреть несколько писем, — солгала она.

Изумрудно-зеленые глаза Ребекки встревоженно блеснули сквозь черную вуаль. Элизабет попыталась вспомнить, появлялось ли в этих глазах когда-нибудь выражение радости и любви, но так и не смогла припомнить.

— Но в наши ближайшие планы нужно внести некоторые изменения.

— Мы сможем обсудить это за завтраком во вторник, мама.

— Ну что ж, хорошо, у меня тоже есть кое-какие дела, которыми надо бы заняться. Твой отец выступает в среду, ты помнишь?

— Да, мама, я помню.

— Я довезу тебя до дома, Эдвард и отец поедут в другом экипаже.

Элизабет кивнула:

— Спасибо.

На лестнице церкви послышался взрыв смеха. Элизабет не нужно было видеть или слышать своего отца и мужа, чтобы догадаться о причине всеобщего веселья. Как всегда, каждое воскресенье Эндрю и Эдвард из кожи вон лезли, чтобы очаровать и завоевать расположение паствы.

Зная свою роль наизусть, Элизабет повернулась и смешалась с толпой замешкавшихся прихожан. Отца и мужа можно было не ждать. До тех пор, пока их окружала восторженная публика, они не покинут церковь.

Позже, уже в экипаже, Ребекка, поражая своей осведомленностью, рассказывала Элизабет последние сплетни. И тут между прочим спросила:

— Давно ли ты была у доктора?

Элизабет повернула голову к окну и стала следить за мелькавшими за ним домами.

— Давно. Почему ты спрашиваешь?

— В последнее время ты на себя не похожа. Может быть, тебе нужно подлечиться?

«Может быть, мне нужно, чтобы меня просто кто-нибудь любил?»

— Почему у тебя больше не было детей, мама? — неожиданно спросила Элизабет.

Ребекка обеими руками держалась за Библию.

— Я больше не могла иметь детей.

Элизабет пожалела, что задала этот вопрос.

— Извини.

— У моей матери, твоей бабушки, тоже был только один ребенок — я. Ты счастливая женщина, у тебя двое сыновей.

Элизабет так и хотелось спросить Ребекку, что она имела в виду, называя ее счастливой. Счастливая, потому что у нее двое детей или потому что у нее двое мальчиков? Потом ей вдруг пришло в голову, что, может быть, матери Ребекки хотелось иметь сына, а появилась дочь. Не знавшая материнской любви Ребекка, наверное, не могла подарить любовь и своей дочери.

— Да, — спокойно ответила Элизабет. Экипаж резко остановился.

— Увидимся во вторник, дорогая. Рассчитываю на твою пунктуальность.

Элизабет подавила неожиданную вспышку раздражения.

— Ну разумеется, мама.

Лакей — новый лакей, отметила про себя Элизабет — распахнул дверцу экипажа.

— До свидания, Элизабет.

— До свидания, мама.

Слегка согнувшись, она протянула руку лакею, чтобы тот помог ей спуститься. Молодой человек стоял, вытянувшись по стойке «смирно», словно она была сержантом, а он рядовым. Казалось, он вот-вот отдаст честь.

Еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, Элизабет опустила ногу на ступеньку. Не успела она сойти на тротуар, как дверца кареты тут же за ней захлопнулась.

— Спасибо, Джонни.

— Рад услужить.

— Джонни…

Юноша продолжал смотреть прямо перед собой.

— Да, мэм?

Элизабет хотела проинструктировать его о том, как должен себя вести лакей, но передумала. Его поступок заслуживал одобрения. Работая сейчас в качестве лакея, он выручал своего кузена, который должен был ухаживать за больной матерью.

— Ты раньше никогда не служил лакеем?

— Нет, мэм.

— Ты хорошо справляешься.

— Спасибо, мэм.

Элизабет поднялась по ступенькам к двери своего городского дома. Вздохнув, она уже собралась дернуть за ручку, но услужливая рука в белой перчатке тут же опередила ее. Элизабет почувствовала на плече тепло, исходящее от молодого человека.

— Вы вели себя очень храбро, когда управляли лошадьми в тумане.

Склонившись, он распахнул перед Элизабет дверь. На мгновение ей показалось, что солнце стало светить ярче.

— Спасибо, Джонни.

Бидлс уже дожидался в холле; он всплеснул руками:

— Миссис Петре! Вы себя плохо чувствуете? Может быть, следует вызвать врача?

Улыбка сошла с ее лица. Все проявляли столько заботы о ней, все, кроме мужа.

— Нет, Бидлс, не нужно. Я сегодня не завтракаю с матерью из-за почты, которую мне нужно просмотреть. Пожалуйста, пришли ко мне Эмму.