И даже потом, когда Линн повзрослела, ей было трудно сдерживать себя и не морщиться, когда кто-то из друзей-не важно, женщина или мужчина-беспечно чмокал ее в щечку или прикасался к ее руке. Но от руки Хуана она отстранилась совсем по другой причине.

— Тебе разве не нужно следить за дорогой? При других обстоятельствах Линн первая посмеялась бы над своим менторским тоном. Но сейчас она была слишком встревожена тем пронзительным физическим возбуждением, которое породило в ней легкое прикосновение Хуана. Там, где он дотронулся до ее щеки, кожа горела огнем. Линн сосредоточенно уставилась прямо перед собой, боясь смотреть на Хуана.

Они уже миновали виноградники и теперь ехали по сосновому лесу. густые ветви громадных деревьев нависали низко над дорогой, образуя местами сумрачный зеленый тоннель.

Хуан не стал проезжать по деревне. Он обогнул ее по другой дороге. Вскоре впереди показалось море.

— Как здесь тихо и хорошо! —с неожиданным жаром проговорила Линн.

— Да, здесь у нас тихо. Одним словом, провинция…

Они подъехали к вилле. Ворота открывались прямо во внутренний дворик, уставленный яркими цветами в глиняных горшках. Дворик был слишком маленьким, чтобы разместить здесь бассейн или хотя бы фонтанчик. Но в углу стояла беседка, увитая зеленью, со столиком и несколькими стульями.

— Войдем в дом?

Линн почти забыла о том, что она здесь не одна,-так тихо вел себя Хуан. Он как будто догадался, что Линн пытается представить себе, как ее папа сидит за столиком в беседке, проходит по мощенному плитами дворику. Догадался и не захотел ей мешать.

— Он работал наверху, на балконе,-проговорил Хуан.-Писал преимущественно морские пейзажи. Они хорошо продавались. Хотя однажды он мне сказал, что пишет картины больше для удовольствия. Сам Эймон считал, что как бизнесмен он сильнее, чем как художник.

Внутри было темно из-за закрытых ставень, она сразу же на что-то наткнулась. Хуан включил свет, и Линн на мгновение зажмурилась.

Постепенно ее глаза привыкли к свету. Комната была обставлена просто, почти скромно. Но резной узор на деревянных подлокотниках дивана был явно ручной работы, а яркие подушки даже с виду казались мягкими и удобными.

— Вилла совсем крошечная,-пояснил Ху-дн.-Внизу только эта гостиная, маленькая столовая и кухня. Я их тебе покажу попозже. Но сначала…

Заинтригованная, Линн последовала за Хуаном наверх по узкой деревянной лестнице. На верхнюю площадку выходило три двери. Но внимание девушки привлекло другое. Все стены маленького коридорчика были увешаны портретами в рамках.

Линн обвела их взглядом, не веря своим глазам. Ей вдруг стало трудно дышать. Сердце забилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Она подошла к первому портрету и прикоснулась к нему. Рука у нее дрожала, слезы застилали глаза.

— Был еще один, самый первый из тех, что он сделал,-все так же тихо проговорил Хуан у нее за спиной.-Но я его уничтожил. Мне было обидно. Я завидовал той незнакомой девочке, которой папа Эймон уделяет столько времени и внимания. Я думал, он на меня рассердится… Но он только расстроился. Он начал писать эти портреты в тот год, когда узнал, что ты не умерла при рождении. И каждый год делал по одному,пытаясь представить, как ты растешь, как изменяешься…

Хуан подошел к последнему портрету в ряду, снял его со стены и вернулся к Линн, держа его так, чтобы она могла одновременно смотреть на портрет и на свое отражение в висящем тут же на стене зеркале.

— Очень похоже, правда?

Линн кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Здесь, в этом маленьком тесном коридорчике, она прочувствовала всю силу отцовской любви.

— Человек, который сказал ему о тебе, попытался помочь твоему отцу разыскать тебя. Но у него ничего не получилось. И тогда он прислал фотографии своих детей, на которых была и ты. Эймон говорил, что ты очень похожа на свою маму. Наверное, это сходство и помогло ему догадаться, какой ты станешь, когда вырастешь.

Линн снова молча кивнула. Сходство действительно было поразительным. Разве что волосы на портрете были немного другими, чем у нее, чуть короче и темнее. Наверное, такие, как у ее мамы.

— Теперь ты понимаешь, почему я встретил тебя холодно… Почему с самого начала был настроен думать о тебе плохо?-Голос Хуана звучал глухо.-Еще подростком я жутко тебе завидовал и ревновал тебя к твоему отцу. И хотя, став старше, я перерос эту ревность, какое-то неприятие все же осталось. Ты простишь меня?

Линн склонила голову. Она не хотела, чтобы он видел ее слезы. Эти портреты-очевидное свидетельство папиной любви-растрогали ее до глубины души. Ей хотелось остаться здесь одной, но в то же время она боялась одиночества. Если бы Хуана сейчас не было рядом, она, наверное, просто не вынесла бы душевного напряжения.

— Линн…

Только теперь она поняла, что так и не ответила на его вопрос.

— Линн!

Еще до того как Хуан двинулся с места, она догадалась, что он хочет ее обнять. И слепо шагнула к нему. Но оказалась не готова к тому, что он поцелует ее в губы и что его поцелуй будет таким обжигающим. На мгновение она напряглась. Хуан оторвался от ее рта и заглянул ей в глаза.

— Я хочу тебя, Линн… Я хочу тебя.

Желание охватило их, точно пламя опустошительного пожара. Линн сама не поняла, как так получилось, что она очутилась на полу, придавленная разгоряченным телом Хуана. Его поцелуй стал еще жарче, еще настойчивее. Вот он провел губами по ее щеке, по шее… Расстегнул верхнюю пуговицу на блузке, чтобы было удобнее ласкать ее.

Линн трепетала. Она и представить себе не могла, что одно прикосновение мужских пальцев к ее ключицам может настолько возбуждать. Ее грудь налилась желанием, соски затвердели и обрели предельную чувствительность. А когда рука Хуана скользнула ей под блузку, Линн едва сдержала стон наслаждения, рвущийся из самых глубин ее существа.

Он уже расстегивал остальные пуговицы на ее блузке. Его пальцы дрожали от нетерпения. Линн подалась ему навстречу. Где-то в сознании мелькнула мысль, что ей следовало бы ужаснуться тому, что он делает, следовало бы остановить его. Но вместо этого она лишь теснее прижалась к нему, желая, чтобы неизведанное ранее блаженство длилось вечно.

— Я хочу тебя…-Горячее дыхание Хуана обжигало ей кожу. Он покрывал поцелуями ее шею, опускаясь все ниже.-Я хочу тебя… здесь… сейчас…-Он коснулся губами ее обнаженной груди, провел языком по напрягшемуся соску.

Теперь Линн уже не смогла сдержать стон. Наслаждение было настолько пронзительно-острым, что граничило с болью.

— Я тоже хочу тебя…

Слова вырвались сами собой. Линн поняла, что сказала, только когда Хуан мягко отстранился, аккуратно застегнул бюстгальтер и запахнул блузку у нее на груди. Его лицо было разгоряченным, но все-таки далеко не таким, как лицо Линн. А в глазах промелькнула искорка удовлетворения. Он очень быстро взял себя в руки. По сравнению с ним Линн чувствовала себя неопытной девчонкой. Впрочем, она и была таковой. Но почему она призналась ему в своем желании? Что заставило ее забыть об осторожности?

Хуан встал и помог Линн подняться. Когда он прикоснулся к ней, она вся напряглась.

— Что с тобой?-Он заглянул ей в глаза и покачал головой.-Я, наверное, поторопился? Если да, извини меня, дорогая. Но знаешь, похоже, я немножко влюбился в тебя еще тогда, когда впервые увидел один из твоих портретов, написанных Эймоном. На нем тебе двадцать один год.

— Ты влюбился в портрет?

Линн очень старалась, чтобы голос звучал беспечно и даже немного игриво. И ей худо-бедно удалось скрыть потрясение. Меньше всего она ожидала от Хуана признания в любви, пусть даже завуалированного.

— Понимай как хочешь. Могу только сказать, что обычно я не веду себя так… импульсивно и уж тем более с женщиной, с которой познакомился только позавчера. Я тебя напугал? Ты все еще боишься меня?

Линн пребывала в полном смятении. В таком состоянии она не смогла солгать или скрыть свои чувства.