- Но мы еще подумаем, - пробормотал Константин Эдуардович и выпил водку.

Поставив пустую рюмку на стол, он достал из нагрудного кармана тонкую сигару в позолоченной фольге, бережно развернул ее и, закрыв глаза, провел сигарой под носом, вдыхая аромат настоящего кубинского табака, не имеющего ничего общего с кошмарной вонью поставляемых в страны бывшего соцлагеря кубинских сигар.

Прикурив от золотой зажигалки, на которой маленькими бриллиантами был выложен вензель КЭП, Граф медленно выпустил ароматный дым через ноздри и устремился мыслями к тем далеким дням, когда он был еще мальчишкой…

В начале шестидесятых, когда Граф был еще просто Коськой Палицыным, старый вор Кадык, прошедший сталинские и немецкие концлагеря, выпив стакан столичной водки и зажав в сверкающих железных зубах беломорину, учил его жизни.

Коське было четырнадцать лет, а изломанный лагерями и нездоровым образом жизни пятидесятилетний Кадык выглядел на все семьдесят, и для Коськи он был воплощением вековой мудрости на апостольском уровне. Кадык, развалившись на койке, вещал о романтике воровской жизни, о блатном благородстве, а Коська, тоже выпив водки, но не стакан, а стопку, сидел на стуле, глядел на Кадыка во все глаза и слушал его так, как влюбленные не слушают сладкие песни соловьев.

В лице малолетнего ученика Кадык имел благодарнейшего слушателя, и каждое его слово падало в душу будущего Графа, словно зерно в утучненную и взрыхленную трудолюбивым сеятелем землю. От теории и общих положений Кадык обычно переходил к примерам, то есть - историям из своей более чем богатой событиями жизни.

И вот однажды, выпив три, а то и четыре стакана водки, Кадык стал вспоминать войну. И Коська услышал увлекательную и страшную историю о том, как из сталинского лагеря отправили Кадыка на фронт, в штрафбат, а там, повоевав немного, бывший зэк вместе со своей зэковской ротой попал в плен.

Однажды один из попавших вместе с ним в плен бывших зэков тяжело заболел и, находясь в бреду, начал болтать языком. Кадык внимательно слушал его бессознательные бредни и понял, что больной говорит вполне трезвые и правдивые вещи. Во-первых, Кадык понял, что перед ним не кто иной, как известный отступник и казнокрад Жиган, который незадолго до войны убил хранителя общака и скрылся со всей кассой, драгоценностями и прочим инвентарем. А во-вторых, и это было уже гораздо более интересно, Жиган, метавшийся в горячке, разболтал, что место, в котором спрятаны сокровища, обозначено на внутренней стороне некоего медальона. В бреду он говорил только о сокровищах и медальоне, а бредил он дня три, так что Кадык выучил всю историю наизусть.

И в доказательство того, что память ему не отказывает, он четко, как на экзамене, описал Коське медальон. Но память иногда все-таки отказывала ему, и эту историю Коська слышал от Кадыка по меньшей мере шесть раз. И тоже выучил ее наизусть.

Поняв, что к чему, Кадык решил закорешиться с Жиганом и, когда кончится война, сдать его воровскому сообществу. Он не сомневался, что в конце концов победят русские, и оказался прав. Но освобождали их лагерь американцы, и Жиган неожиданно для Кадыка согласился на их предложение эмигрировать в Штаты.

Жиган укатил в американском джипе, жуя резинку и куря армейские сигареты "Кэмел" без фильтра, а Кадык, загрузившись в товарный вагон, поехал в СССР, где оказался в отечественном лагере. За то, что он остался жив и попал в плен, ему дали червонец, и в лагере он поведал уголовной элите историю Жигана.

Обществом было высказано горячее сожаление, что Кадык не прикончил прямо там этого гада, но что сделано - то сделано. В пятьдесят пятом Кадык вышел на свободу и, чувствуя, что крутые горки все-таки укатали его, начал спокойную жизнь, избегая активного участия в преступной жизни. Но богатый опыт сделал его уважаемым человеком, и Кадык превратился, с одной стороны, в консультанта по всем щекотливым вопросам, а с другой стороны - стал чем-то вроде мирового судьи и разрешал постоянно возникавшие между урками конфликты. Тем он и жил, пользуясь щедрой поддержкой и заслуженным уважением.

Малолетний шпаненок Коська Палицын был сиротой, он и прибился к Кадыку.

Старый урка, увидев, что ему есть кому передать эстафету, обратил на Коську все свои нереализованные родительские чувства и педагогические способности. Семена дали всходы, через несколько лет восемнадцатилетний Коська лихо замочил сразу двух ментов и превратился в Графа.

А Кадыка хватил инфаркт, и его изношенному сердцу хватило одной попытки. Кадык откинул копыта, не приходя в сознание. Молодой да ранний Граф пил водку и лил честные слезы на его поминках, а урки, посовещавшись, предложили ему руководить бандой, оставшейся без начальника.

Это была немалая честь, но Граф отказался и стал вести уединенную и таинственную жизнь, не порывая, однако, с уголовным братством. Шли годы, его авторитет рос, и в криминальном мире появилась одиозная фигура, о которой мало что знали, но имя Граф произносили со все большим уважением, а иногда даже и с трепетом.

Граф стал судьей, авторитет его был непререкаем, и это приносило внушительные дивиденды. Но наедине с собой он часто задумывался о том, где все-таки Жиган спрятал медальон.

Графа не интересовали деньги, которые он мог бы получить, завладев кладом. Того, что он получал от почтительных и признательных посетителей, ему хватало более чем. Гораздо больше его волновал сам клад, тайна, приключение…

Любимой книгой Графа была "Остров сокровищ", из чего можно было сделать вывод, что криминальному патриарху не чужд некоторый романтизм. Читал он много, был человеком если не культурным, то во всяком случае образованным, воровские манеры использовал исключительно как инструмент для общения с братками и авторитетами. Никто, встретивший его в театре или на вернисаже, не поверил бы, что этот благородный джентльмен является знатоком уголовного права, криминальных обычаев и способен развести самую сложную и спорную ситуацию.

И вот теперь, когда волею счастливого случая медальон оказался, можно сказать, уже в его руках, этот ничтожный бандит с большой дороги, тупой грабитель и насильник с примитивными рефлексами и неуемной жадностью умудрился прогадить такую ценную вещь.