Я все сделаю для того, чтобы мы встретились. Ты ведь все равно где-то рядом. Мы встретимся, и я узнаю, что произошло на ст. Ручьи вечером 2 августа.

Следователь прокуратуры оказался на месте и согласился побеседовать. Он был примерно одних с Тарановым лет, с серым лицом и большими залысинами. Почему-то Иван подумал, что следак мучается язвой или чем-то похожим, хроническим и паскудным. Обычно с такими людьми довольно трудно находить общий язык. Часто они бывают раздражительны и обижены на всех, кто здоров.

Таранову, однако, повезло, следак был в хорошем расположении духа.

– Ну, что вас интересует, Иван Сергеевич? – спросил он, снимая очки. На Таранова смотрели бесцветные глаза в красноватой сеточке. То ли от недосыпа, то ли от злоупотребления спиртным.

– Видите ли, Слава был моим другом. Со школы еще, с третьего класса… Хотелось бы узнать, что и как произошло.

– Ну что вам сказать? Случай по нынешним временам заурядный. Убийство. Убийство с целью ограбления, – сказал следак и надел очки. Похоже, подумал Иван, у него привычка «жонглировать» очками во время разговора.

– А… Как его? Как его убили?

– Ножом в сердце. Вернее, предметом типа кортика или стилета. Умер он практически сразу, если это может как-то вас утешить. Не мучился… так, по крайней мере, считает эксперт. Один удар – и все.

– В какое время это произошло? – спросил Иван.

Следак посмотрел на него и снял очки.

– Зачем вам это? – спросил он.

– А что, Иван Владимирович, это является тайной следствия?

– Да нет, какая тайна? Это произошло приблизительно в 23.30. Обнаружили его в 23.50. Он был уже мертв.

– А кто обнаружил?

– Пассажиры. В это время электричка подошла… пассажиры и обнаружили, – сказал следак и надел очки. – Сообщили в милицию.

– Понятно, – медленно произнес Таранов. – А вот скажите, пожалуйста, у вас есть… я хотел спросить…

– Есть, – весело ответил Борисов. – Есть и уже в камере.

– Кто в камере?

– Убийцы. Убийцы гражданина Мордвинова, Иван Сергеевич.

– Вот как? – сказал Таранов. Он понял теперь причину хорошего настроения следака.

– Вот так, Иван Сергеич. Работаем, – веско сказал Борисов и снял очки. Линзы блеснули, отбросили солнечные зайчики.

– И кто же они? Это не секрет?

– Шпана. Одному семнадцать, второму шестнадцать лет. Оба имеют по судимости, употребляют наркотики. Из неблагополучных семей.

После этих слов Таранов посмотрел на следака с некоторым недоумением. Борисов надел очки.

– А что вас удивляет? – спросил он. – Самая обычная ситуация.

– Они сознались?

– Пока нет… Их задержали только сегодня утром при попытке сбыть обручальное кольцо. У вашего друга сняли с пальца кольцо. А в тот вечер их видели на платформе. У одного, кстати, синяк под глазом.

– Вместе со Славкой? Видели их вместе со Славкой?

– Нет, но примерно в это время. Так что сознаются. Куда они денутся? Поначалу все одно поют: не знаю ничего, не виноват, не я.

– Другие версии вы рассматривали?

Следак снял очки, посмотрел на Таранова внимательно.

– Да, мы рассматривали и другие версии… Вас что-то смущает?

– Смущает, Иван Владимирович. Сильно смущает.

– Что же? – голос следователя звучал уже не так благожелательно.

– Я думаю: трудно предположить от малолетних сопляков такого умелого обращения с ножом. Один – всего один! – удар. И прямо в сердце. Это не так просто, как кажется на первый взгляд.

– Ну, знаете… Я на следствии без малого двадцать лет. Позвольте уж мне самому делать выводы и решать, что вызывает сомнения, а что нет. А сейчас, извините, но – дела, работа.

Таранов посмотрел на следователя равнодушным и невыразительным взглядом. В кармане его куртки лежала смятая пачка «Невских» с неровными буквами, написанными Славкой Мордвиновым. Возможно, за несколько часов до смерти.

– Спасибо… Извините, что отнял ваше время.

– Всего доброго, – ответил Борисов, надевая очки. На Таранова он не смотрел.

Таранов вышел из транспортной прокуратуры, перешел улицу Комсомола и сел в «Ниву». Короткий разговор со следаком оставил двойственное и крайне неприятное впечатление. Таранов ни на секунду не мог заставить себя поверить в версию Борисова. Он помнил, как сам учился работать с ножом… Не такое уж это легкое дело. Даже если оставить вопрос о психологической подоплеке удара ножом… черт их, этих малолетних наркоманов с судимостями, знает, – может, они совсем отмороженные! – даже если оставить этот нюанс за скобками, то все равно: убить человека ножом с одного удара не так-то и легко. Тем более – в сердце. Удар должен быть не только точным, но и сильным. Дилетант явно не сумеет. Да и пытаться не будет – дилетанты чаще всего пытаются ударить в живот – это проще. Неужели следак с большим опытом работы этого не знает? Знает. Обязан знать. Но ему так удобнее: есть два наркомана с судимостями, которых видели на платформе… и кольцо. Кольцо – это, конечно, аргумент… если оно действительно принадлежало Славке.

Таранов сидел в машине, мял пальцами сигарету и думал. Он думал: а что было бы, если бы он показал следаку запись на пачке? Запись железно доказывала, что у Славки была назначена встреча с этим неизвестным «Викт. Пал.». И вполне возможно, что «Викт. Пал.» как-то причастен к одному-единственному удару ножом в сердце.

Что было бы, спросил себя Таранов, если бы я показал пачку из-под «Невских» следаку? И сам себе ответил: ничего. У следствия уже есть подозреваемые. Они задержаны, и незачем придумывать ерунду. Ранее судимый наркоман – самый подходящий клиент… В СИЗО на них нажмут, и они сломаются. Вероятнее всего, одного пустят свидетелем. На таких условиях он легко даст показания на своего кореша…

Нет, никакой другой подозреваемый следователю Борисову не нужен. У него уже есть убийца. Но мне этот «Викт. Пал.» необходим позарез.

Таранов прикурил, завел движок и поехал к Славке домой.

На звонок долго не открывали… странно. Днем, после возвращения Ивана из гаража, договорились, что он заедет. Поговорить с Рыжиком насчет поездки на озеро. Он хотел сразу решить тот вопрос, но Лида сказала: спит еще, не надо ее будить, Таран. Ей и так досталось… Лида была нетрезва, и он спросил: «Ты что, выпила?» – «Что, боишься, что сопьюсь?» – «Нет», – ответил он, хотя думал по-другому. Выпить Лидия Викторовна любила.