Палач тоже поехал в «Оклахому».

Озеро сверкало. Пахло разогретой хвоей, горячий воздух над каменистым мысом дрожал. Было очень тихо. Противоположный берег лежал в тени и выглядел двухцветной полосой: широкий зеленый сосновый верх с желтой оборкой песка снизу. До берега было около километра ослепительного водного пространства.

На нагретую палубу села стрекоза, похожая на маленький вертолет. Полупрозрачные крылья просвечивали, слегка вздрагивали, играли неуловимыми цветовыми переходами.

– Посмотри, Леха, красота-то какая, – негромко сказал Таранов, указывая взглядом на стрекозу.

– Да, – согласился Леха. Тварь представлялась ему безобразной. Она сидела и почти неслышно шуршала своими хитиновыми сочленениями. Загибала вверх черный хвост (наполненный героином?)… и пялилась огромными сетчатыми глазами. Взгляд твари был осмысленным! Она проникала взглядом прямо в мозг. И шуршала хитиново: ГЕ-РО-ИН. Ее черный, изогнутый, как у тарантула, хвост определенно наполнен герычем. Она прилетела не случайно. Нет, не случайно… Можно поймать тварь и воткнуть в хвост шприц, а потом начать медленно-медленно вытягивать поршень. Шприц начнет наполняться! За белой пластмассой с синей шкалой «кубиков» начнет подниматься раствор. Густой, желтый, атомный, пенящийся от сконцентрированной энергии мака. Черный героиновый столб будет подниматься все выше и выше. И хвост прекрасной твари будет становиться все больше. Ее фасеточные глаза будут увеличиваться, расти… расти беспредельно… дробиться на отдельные омматидии. Они заполнят мир. И острый членистоногий шприц впрыснет в вену черное счастье, сверкающее миллионом глаз стрекозы… Жизнь снова наполнится смыслом.

– Лешка… эй, Лешка! Что с тобой, Лешка? – озабоченно спросил Таранов, но Лешка этого уже не слышал. Он валился набок и видел только огромные стрекозьи глаза над колышущимся маковым полем. Маки что-то шептали. Глаза сталкивались в воздухе, лопались. Из них тек героиновый дождь. Лешка подставлял ему лицо и тянул руки навстречу дождю. Чёрному. Грохочущему. Счастливому.

С Савеличем Рука совершил ошибку. Он считал, что достаточно будет взять этого фраера и как следует пугануть – Савелич и треснет. Расколется и все выложит про то, как лучше всего взять за горло Сына. А ежели заставить его изложить все это на бумаге, то начальник охраны станет как бы соучастником, будет помалкивать, а то, глядишь, и сам поможет захватить своего пахана тепленьким.

Рука ошибся. Олег Савельевич Ребров оказался мужиком крепким. О системе охраны рассказал легко. Но толку от этого не было никакого. Напротив, стало ясно, что к Сыну не так-то просто подобраться. Бронированный джип «лендкрузер» подается всегда к подъезду. Сопровождение – не менее четырех вооруженных и обученных охранников. А уж квартира и офис вообще как крепости.

Савелич все это и рассказал в расчете на то, чтобы стало ясно: можно и не пытаться… Рука понял. Понял и сказал:

– Ты нам поможешь.

Савелич отказался. Гранта он не особо любил, но здорово уважал покойного Папу. Незадолго перед смертью Виталий Грантович сказал Олегу: я, Савелич, скоро подохну… ты моего раздолбая поддержи. Щенок он еще, сожрут его без твоей помощи.

Савелич тогда ничего не понял, но обещал Сына поддержать. Теперь пришло время исполнить обещание. Его начали пытать. Он хорошо держался, но, когда стали ломать пальцы, не выдержал. Раскрыл слабые места в охране Сына. Оказалось, что ничего сверхъестественного в ней нет, и найдется по крайней мере три места, где Гранта можно подловить.

Самого Савелича это спасти уже не могло. Всем было ясно, что после пыток и изнасилования его нельзя оставлять в живых. Олега Реброва добили выстрелом из ТТ.

Рука понимал, что вышла ошибка, что смерть начальника охраны обязательно насторожит Сына. Но месть – святое дело. Он начал реальную подготовку к покушению.

В «Оклахоме» было тихо, прохладно и пусто. В бильярдной охранник и бармен лениво катали шары. Палач спросил у них, где тут боулинг. Охранник повернулся и буркнул: на втором этаже. Палач не спеша поднялся по лестнице, вошел в зал. На одной из шести дорожек играли трое кавказцев. Девушка за стойкой листала «Космополитен». На груди у нее висел большой круглый значок с надписью «Ирина».

– Хотите сыграть? – спросила она, поднимая взгляд от журнала.

– Нет, – улыбнулся Палач. Когда он хотел расположить к себе человека, он умел это сделать. – Нет, я к вам по делу, Ирина.

– Вы из пожнадзора?

– Ну что вы, Ирина… я детектив, – ответил Палач очень естественно и показал удостоверение довольно-таки известного в Питере охранного агентства. Оно было липовым, но сделано весьма прилично. – Расследую исчезновение человека. Меня, кстати, зовут Виктор.

– Очень приятно, – сказала она с интересом.

– Помогите мне, Ира, – обаятельно улыбаясь, произнес Палач.

– А чем я могу вам помочь?

– Вы знаете Олега Савельевича Реброва? Он регулярно у вас бывал.

– Ну конечно. Он всегда играет по субботам, с утра…Боже! С ним что-то случилось?

– Будем надеяться, что ничего худого. Но родные беспокоятся. Он, Ира, в субботу ушел к вам покатать шары и с тех пор исчез… он был у вас?

Ирина покачала головой и ответила с сожалением:

– Не знаю. Не моя смена. Но это легко проверить: компьютер помнит все.

– Очень меня обяжете, – сказал Палач. Ирина улыбнулась. Через минуту Виктор Тришкин держал в руках распечатку. В субботу, двенадцатого августа, Савелич играл на третьей дорожке с 7.02 до 7.43. При этом сделал три «страйка» подряд и вообще набрал весьма приличное количество очков.

– А из чего следует, что это играл Ребров? – спросил Виктор Петрович. – Здесь только имя «Олег».

– Не сомневайтесь! В такое время здесь редко кто бывает.

Гортанно закричали и засмеялись кавказцы. Палач обернулся через плечо, посмотрел неприязненно.

– А все-таки, Ирина? Мне ведь отчитываться перед родными Олега. Как нам убедиться, что это именно наш Олег, а не другой?

– Ну… тогда стоит позвонить Юле. Она, кажется, дежурила в субботу утром. Или Галка?… А знаете что? Спуститесь к охране. У них можно будет узнать точно. Если, конечно, они захотят с вами разговаривать… Они всех входящихвыходящих фиксируют.