— Раз мы с вами пришли к соглашению, то надо немедленно объявить о нашей помолвке и устроить свадьбу, как только кончится ваш траур.

— О нет, — поспешно возразила Ева, — ждать я не могу.

Брови Маркуса полезли от удивления вверх, что заставило ее иронически улыбнуться.

— Нет-нет, мною руководит не романтическое отношение к вам, а стремление покинуть Бернтвуд-Холл до появления в нем Джеральда.

— А когда он намеревался приехать?

— По-моему, через месяц.

— Ну что ж, значит, нам надо пожениться в течение этого месяца. И чем скорее, тем лучше. Но, какие бы чувства мы ни испытывали, нам придется делать вид, что мы любим друг друга. Согласны?

Говорил он вроде бы безмятежным тоном, но все же слова его звучали как предупреждение.

— Да-да, разумеется.

— И у вас нет никаких возражений?

— Нет. Если вы будете выполнять нашу договоренность.

Маркус прищурился.

— Договоренность? Напомните мне, какую такую договоренность?

— Мы с вами договорились, что брак этот будет фиктивным.

— Да, припоминаю, такой разговор был, и я говорил вполне серьезно. Но вынужден вас предупредить, Ева, что терпеть такую ситуацию вечно я не намерен. Неужели вы полагаете, что я буду жить с вами рядом как с женой, воздерживаясь при этом от своих супружеских обязанностей?

— Нет… Но… я… надеялась, что…

— Не надейтесь, — отрезал он. — Мы договаривались вступить в супружеские отношения после того, как лучше узнаем друг друга. Но будучи вашим мужем, я вправе нарушить обет воздержания в любое время, и нет в нашей стране такого закона, который бы мог это запретить.

— То есть вы примените ко мне насилие?

— Я никогда не навязывал свою любовь женщинам, которые того не желали, и не намерен делать это впредь. Несмотря на ваше враждебное поведение и злой язык — в браке, предупреждаю вас, я ни того, ни другого не потерплю, — нечто, что я увидел в ваших глазах и почувствовал на ваших губах, позволяет мне надеяться на лучшее. Сдается мне, что, став моей женой, вы не заставите меня долго ждать.

Глаза Евы вспыхнули от гнева, она разозлилась не на шутку.

— В таком случае заявляю вам, не сходя с этого места, что у меня нет ни малейшего желания становиться иной. Если вас это не устраивает, убирайтесь ко всем чертям.

И разгневанная Ева резко повернулась и стремительно зашагала по направлению к гостиной, но, не давая ей опомниться, Маркус в два прыжка догнал ее и прижал к холодной каменной стене, мертвой хваткой вцепившись в плечи.

Ева впервые испугалась — такая ярость была в его глазах.

— Уберите руки, — прошипела она, — не то я закричу.

— Не закричишь, — прошептал он, улыбаясь и отыскивая ртом ее губы, оказавшиеся такими же нежными и мягкими, как три года тому назад на ярмарке.

Ощутив его губы, Ева высвободила руку, чтобы оттолкнуть нахала, но почему-то вместо этого прижалась к нему сильнее, всем своим телом ощущая сильную мужскую плоть. Он, ослабив объятия, свободной рукой обхватил ее за шею, запустив пальцы в волосы и теребя их, и Еву охватило неведомое доселе сладостное волнение. Губы Маркуса, поначалу твердые и требовательные, нежно поцеловали ее, и помимо своей воли она ответила ему тем же, утоляя давно томившую ее жажду.

Поцелуй длился, казалось, вечность, и в какой-то безумный миг она возжелала Маркуса всем своим существом. Такое наслаждение ей довелось испытать лишь один раз в своей жизни, и доставил ей его все тот же Маркус Фицалан. Он прервал поцелуй, и она было огорчилась, но спустя миг с облегчением вздохнула, почувствовав на своей шее нежные прикосновения его губ. Кровь застучала в висках, ее вновь пронзило острое желание.

Только сейчас она опомнилась. Да ведь эта ласковая атака напрочь сломит ее сопротивление!

Она с трудом заставила себя приоткрыть глаза, но встретила упорный взгляд Маркуса.

— Прошу тебя, Маркус, не делай этого, — взмолилась она, не в силах скрыть своего волнения.

Но он снова заключил ее в объятия, целуя податливые губы, сладкие как мед, прижимая к себе как можно ближе юное тело с прекрасными округлостями.

В ответ на его ласки Ева издавала звуки, напоминавшие мурлыканье котенка. Захваченная могучими волнами страсти, она не понимала, что с ней происходит.

Наконец Маркус разомкнул руки и слегка отстранился от нее. Тело его непроизвольно содрогалось, дышал он прерывисто. Ни одну женщину не желал он с такой силой.

— Будь я вправе поступать по-своему, я бы насладился тобой сию минуту, — пробормотал он. — И разбудил бы скрывающуюся в тебе страсть. Но уговор дороже денег.

Ева, продолжая млеть от сокрушительных поцелуев, смотрела на него беспомощно. Ей хотелось одного — чтобы он унес ее куда-нибудь и любил, доводя до экстаза, но ее охватил стыд. Что за мысли! Снова она ведет себя в точности так, как три года тому назад на ярмарке! И внезапно губы ее дрогнули, лицо побелело как мел, на глазах показались слезы.

Маленькая, невинная, беспомощная девочка, полностью находящаяся в его власти. Маркус испытывал к ней сострадание. Нет, он не станет злоупотреблять своей властью. Не выпуская Еву из рук, Маркус долго и упорно смотрел ей в глаза, и оба читали мысли друг друга. В этот миг между ними пробежала искра, сблизившая их.

— Не так уж я вам противен; как вы стараетесь доказать, — произнес он с удовлетворенной улыбкой человека, убедившегося в своей правоте. — Тем не менее я прошу прощения, Ева. Это не входило в мои намерения. Пожалуйста, не беспокойтесь. Я буду свято блюсти нашу договоренность и не дотронусь до вас, пока вы сами этого не захотите.

Он опустил руки и отступил назад. Все еще дрожа, Ева, чтобы не упасть, оперлась спиной о стену. Холодный рассудок нашептывал ей, что безумство — выходить замуж за мужчину, которому так легко сделать ее беззащитной, а взволнованное сердце жаждало продолжения.

— Возьмите себя в руки, пожалуйста, — сказал Маркус. — По-моему, нам пора вернуться в гостиную. И, наверное, следует объявить о помолвке, разумеется после того, как я переговорю с моей матерью и вашей бабушкой. Через день-другой я приеду в Бернтвуд-Холл, и мы обсудим дальнейший план действий.

— Меня, скорее всего, там не будет, — с трудом проговорила Ева, все еще продолжая дрожать.

— Да?

— Я собираюсь поехать погостить к моей подруге — Эмме Паркинсон. Ее мать пригласила меня к ним на несколько дней. Считает, что перемена обстановки пойдет мне на пользу.

— Думаю, она права, — кивнул Маркус. — Значит, в случае необходимости я наведаюсь к ним.

И, взяв Еву под руку, он направился в гостиную.

Как странно, что она помолвлена с Маркусом Фицаланом, думала Ева. При мысли о том, что она будет его женой, ей становилось не по себе. При нем она напряжена до предела. Ничего подобного с ней прежде не бывало.

Но как он ее целовал! И как бурно реагировал на его ласки каждый ее нерв! Что же будет, когда он займется с нею любовью по-настоящему? Он обещал не трогать ее, пока она сама того не пожелает, но сколько она сумеет выдержать, зная, что он спит за соседней дверью? И захочет ли выдерживать?

Она глубоко вздохнула, и сидящая рядом в экипаже бабушка встревожилась.

— Ты плохо себя чувствуешь, Ева?

— Нет, все в порядке.

Ева улыбнулась и подумала, что не может ни на минуту забыть о Маркусе Фицалане.

Через несколько дней Ева с разрешения бабушки отправилась в гости к Эмме. Отец Эммы был помещиком, жили Паркинсоны в деревенском доме недалеко от Бруклендса.

Ева и Эмма дружили с детства. Семья у Паркинсонов была большая — семь девочек и один мальчик. Эмма была старшая.

Через два дня после приезда Евы, в воскресный день, все поехали на реку.

Ева прилегла рядом с Эммой на траву и с наслаждением прислушивалась к детским голосам.

— Какая ты счастливая, Эм, — с завистью произнесла она.

— Счастливая?!

— Ну да. Ведь жить в большой семье — счастье. Я бы очень хотела иметь хоть одного братика или сестренку. А когда у тебя нет никого…