От ног до шеи. На пределе сил

Он вырвался из давящих колец

И поспешил к восточному порталу,

285 Где шесть часов росистых пред зарей

Провел, дыханьем жарким согревая

Порог Восхода, очищая землю

От мрачных испарений - и дождем

Их низвергая в струи океана.

290 Горящий шар светила, на котором

Он совершал с востока на закат

Свой путь по небу, был закутан в ворох

Туч соболиных, но не вовсе скрыт

Глухою темнотой, - а прорывался

295 Светящимися линиями дуг,

Зигзагов и лучей по всей широкой

Окружности эклиптики - старинным

Священным алфавитом мудрецов

И звездочетов, живших на земле

300 Впоследствии и овладевших им

Трудами вековых пытливых бдений:

Те знаки сохранились и теперь

На мраморе расколотом, на черных

Обломках камня, - но забыта суть

305 И смысл утрачен... Этот шар огня

Стал расправлять при появленье бога

Сияющие крылья. Из потемок

Являлись, друг за другом восходя,

Их перья серебристые - и вот

310 Простерлись, озаряя поднебесье.

Лишь самый диск светила пребывал

В затменье, ожидая приказанья

Гипериона. Но напрасно он

Повелевал, чтоб вспыхнул новый день.

315 Не подчинялись больше божеству

Природные стихии. И рассвет

Застыл в начальных знаменьях своих.

Серебряные крылья напряглись,

Как паруса, готовые нести

320 Светило дня; раскрылись широко

Ворота сумрачных ночных пространств.

И, угнетенный новою бедой,

Склонился некогда неукротимый

Титан - и по гряде унылых туч,

325 По кромке дня и ночи он простерся

В свеченье бледном, в горести немой.

Склонясь над ним, глядели небеса

Сочувствующими очами звезд,

И вдруг донесся из ночных глубин

330 Проникновенный и негромкий шепот:

"О самый светлый из моих детей,

Сын Неба и Земли, потомок тайн,

Непостижимых даже мощным силам,

Тебя зачавшим, - отчего и как

335 Находит это тихое блаженство

И сладость содроганий, я не знаю.

Но все, что рождено от этих таинств,

Все образы, все видимые формы

Лишь символы, лишь проявленья скрытой,

340 Прекрасной жизни, всюду разлитой

В божественной вселенной. Ты возник

От них, о светлое дитя! От них

Твои титаны-братья и богини.

Жестока ваша новая вражда;

345 Сын на отца поднялся. Видел я,

Как первенец мой сброшен был с престола;

Ко мне он руки простирал, ко мне

Взывал сквозь гром. А я лишь побледнел

И тучами укрыл лицо от горя.

350 Ужель и ты падешь, как он? Мне страшно,

Что стали непохожи на бессмертных

Мои сыны. Вы были рождены

Богами, и богами оставались

И в торжестве, и в горести - царями

355 Стихий, владыками своих страстей.

А ныне я вас вижу в страхе, в гневе,

Объятыми сомненьем и надеждой,

Подобно смертным людям на земле.

Вот горький признак слабости, смятенья

360 И гибели. О сын мой, ты ведь бог!

Ты полон сил стремительных, ты можешь

Ударам Рока противопоставить

И мужество, и волю. Я - лишь голос,

Живу, как волны и ветра живут,

365 Могу не больше, чем ветра и волны.

Но ты борись! Ты можешь упредить

Событья и схватить стрелу за жало,

Пока не прозвенела тетива.

Спеши на землю, чтоб помочь Сатурну!

370 А уж за солнцем и за сменой суток

Я пригляжу пока". Ошеломленный,

Восстав и широко раскрыв глаза,

Внимал Гиперион словам, идущим

С мерцающих высот. Умолкнул голос,

375 А он все вглядывался в небеса,

В спокойное сияние созвездий;

Потом подался медленно вперед

Могучей грудью, как ловец жемчужин

Над глубиной, - и с края облаков

380 Бесшумно ринулся в пучину ночи.

Книга вторая

В то самое мгновение, когда

Гиперион скользнул в шуршащий воздух,

Сатурн с сестрой достигли скорбных мест,

Где братья побежденные томились.

5 То было логово, куда не смел

Проникнуть свет кощунственным лучом,

Чтоб в их слезах блеснуть; где не могли

Они расслышать собственных стенаний

За слитным гулом струй и водопадов,

10 Ревущих в темноте. Нагроможденье

Камней рогатых и лобастых скал,

Как бы едва очнувшихся от сна,

Чудовищной и фантастичной крышей

Вздымалось над угрюмым их гнездом.

15 Не троны, а большие валуны,

Кремнистые и сланцевые глыбы

Служили им седалищами. Многих

Недоставало здесь: они скитались,

Рассеянные по земле. В цепях

20 Страдали Кей, Тифон и Бриарей,

Порфирион, Долор и Гий сторукий,

И множество других непримиримых,

Из опасенья ввергнутых в затвор,

В тот душный мрак, где их тела в оковах

25 Так были сжаты, сдавлены, распяты,

Как жилы серебра в породе горной,

И только судорожно содрогались

Огромные сердца, гоня вперед

Круговорот бурлящей, рдяной крови.

30 Раскинувшись кто вдоль, кто поперек,

Они лежали, мало походя

На образы живых, - как средь болот

Окружье древних идолов друидских

В дождливый, стылый вечер ноября,

35 Когда под небом - их алтарным сводом

Кромешная густеет темнота.

Молчали побежденные, ни словом

Отчаянных не выдавая мук.

Один из них был Крий; ребро скалы,

40 Отколотой железной булавою,

Напоминало, как ярился он

Пред тем, как обессилеть и свалиться.

Другой был Иапет, сжимавший горло

Придушенной змеи; ее язык

45 Из глотки вывалился, и развились

Цветные кольца: смерть ее настигла

За то, что не посмела эта тварь

Слюною ядовитой брызнуть в Зевса.

Котт, распростертый подбородком вверх,

50 С раскрытым ртом, затылком на холодном

Кремнистом камне, как от дикой боли,

Вращал зрачками. Дальше, рядом с ним

Лежала Азия, огромным Кафом

Зачатая; никто из сыновей

55 Не стоил при рожденье столько боли

Земле, как эта дочь. В ее лице

Задумчивость, а не печаль сквозила;

Она свое провидела величье

В грядущем: пальмы, храмы и дворцы

60 Близ Окса иль у вод священных Ганга;

И как Надежда на железный якорь,

Так опиралася она на бивень

Громаднейшего из своих слонов.

За ней, на жестком выступе гранитном

65 Простерся мрачной тенью Энкелад;

Он, прежде незлобивый и смиренный,

Как вол, пасущийся среди цветов,

Был ныне полон ярости тигриной

И львиной злобы; в мстительных мечтах

70 Уже он горы громоздил на горы,

Лелея мысль о той второй войне,

Что вскоре разразилась, самых робких

Заставив спрятаться в зверей и птиц.

Атлант лежал ничком; с ним рядом Форкий,

75 Отец Горгон. За ними - Океан

И Тефия, в коленах у которой

Растрепанная плакала Климена.

Посередине всех Фемида жалась

К ногам царицы Опс, почти во мраке

80 Неразличимой, как вершины сосен,

Когда их с тучами смешает ночь;

И многие иные, чьих имен

Не назову. Ведь если крылья Музы

Простерты для полета, что ей медлить?

85 Ей нужно петь, как сумрачный Сатурн

Со спутницей, скользя и оступаясь,

Взобрался к этой пропасти скорбей

Еще из худших бездн. Из-за уступа

Сначала головы богов явились,

90 И вот уже ступили две фигуры

На ровное подножье. Трепеща,

Воздела Тейя руки к мрачным сводам

Пещеры - и внезапно взор ее

Упал на лик Сатурна. В нем читалась

95 Ужасная борьба: страх, жажда мести,

Надежда, сожаленье, боль и гнев,

Но главное - тоска и безнадежность.

Вотще он их стремился одолеть,

Судьба уже отметила его

100 Елеем смертных - ядом отреченья;