— О боже мой, боже мой! — тяжело вздыхает мистер Венус, снимая нагар со свечи, — тот мир, который казался таким цветущим, засох и увял. Вы хотите осмотреть мастерскую, мистер Вегг? Позвольте, я вам посвечу. Мой верстак; верстак моего подручного. Тиски. Инструмент. Кости разные. Черепа разные. Индийский младенец в спирту. То же, африканский. Препараты в банках, разные. Те, которые вы можете достать рукой, в отличной сохранности. Все попорченные — наверху. Что лежит в тех корзинках над нами, я и сам не помню. Скажем, человеческие кости. Кошки. Английский младенец в разобранном виде. Собаки. Утки. Стеклянные глаза, разные. Чучела птиц. Сушеные шкурки. О боже мой! Вот это общий вид, так сказать — панорама.

Он водил свечой таким образом, что все эти разнородные предметы то послушно выступали на свет, будучи названы, то снова исчезали во тьме.

Мистер Венус в приступе тоски повторяет: "О боже мой, боже мой!" садится на место и уже в полном унынии опять наливает себе чая.

— А где же тут я? — спрашивает мистер Вегг.

— Где-то в сарае, на дворе, мистер Вегг… сказать по совести, я жалею, что дал маху и купил вас у больничного сторожа.

— Слушайте, а сколько вы за меня дали?

— Да что ж, — отвечает Венус, дуя на блюдечко; его голова при этом выступает из мрака над облаком пара, словно он воскрешает миф о происхождении своей фамилии *, - вы были среди разной смеси, так что наверно я не знаю.

Сайлас задает вопрос в новой редакции:

— А что вы за меня возьмете?

— Ну, — отвечает Венус, все так же дуя на чай, — Этого я не могу так сразу вам сказать.

— Да будет вам, вы же сами говорили, что от меня вам толку мало, убеждает его Вегг.

— Для сборной работы, это верно, мистер Вегг; но вы можете оказаться очень ценным экземпляром, в качестве… — тут мистер Венус обжигается глотком чаю, такого горячего, что дух захватывает, и слезы выступают у него на глазах, — в качестве, извините, — монстра.

Отведя в сторону негодующий взгляд, который выражает все, кроме готовности извинить, Сайлас упорно идет к своей цели:

— Вы меня, кажется, знаете, мистер Венус; кажется, вам известно, что я никогда не торгуюсь.

Мистер Венус глотает горячий чай, закрывая глаза при каждом глотке и снова открывая их с судорожным усилием, однако ничем не выражает согласия.

— У меня имеется план преуспеть в жизни и возвыситься своими собственными трудами, — говорит Вегг с чувством, — мне бы не хотелось, признаюсь вам откровенно, — не хотелось бы при таких обстоятельствах разбрасываться, так сказать, — наполовину здесь, наполовину там, — а хотелось бы находиться в одном месте, как оно и следует порядочному человеку.

— Так это еще только план, мистер Вегг? Значит и денег сейчас с вами нет? Ну так я вам скажу, что я с вами сделаю: я вас придержу. Я человек своего слова, и вам нечего беспокоиться, что я вас продам. Я вас придержу! Это я вам обещаю. О боже мой, боже мой!

Мистер Вегг, вынужденный положиться на это обещание и желая угодить Венусу, смотрит, как тот со вздохом наливает себе еще чая, затем говорит, стараясь, чтобы его голос звучал сочувственно:

— Вы что-то невеселы, мистер Венус. Разве дела плохи?

— Никогда не шли так хорошо.

— Может, работа из рук валится?

— Никогда не валилась, а сейчас и подавно, мистер Вегг. Я не только первый в своем ремесле: я сам и есть это ремесло. Если вам угодно, можете купить скелет в Вест-Энде * и заплатить сколько платят в Вест-Энде, все равно это будет моя работа. Я завален заказами: их у меня столько, сколько я могу сделать с помощью моего молодого человека, я своей работой горжусь и делаю ее с удовольствием.

Мистер Венус разглагольствует, простирая вперед правую руку, а блюдечко держа в левой, и голос его звучит так, словно он вот-вот разрыдается.

— Положение дел не такое, чтобы горевать, мистер Венус.

— Мистер Вегг, я и сам знаю, что не такое. Мистер Вегг, я не стану утверждать, будто в нашем ремесле мне совсем не найдется равного, но я стараюсь совершенствоваться, занимаюсь анатомией, так что у меня есть имя: меня знают. Мистер Септ, если бы мне вас принесли в разобранном виде, в мешке с костями, я бы с закрытыми глазами рассортировал вес ваши косточки и мелкие и крупные — и снова собрал бы их в два счета, а уж позвонки подобрал бы так, что вы сами удивились бы и пришли в восторг.

— Ну, хорошо, — замечает Сайлас вежливо, хотя вовсе не таким угодливым тоном, как раньше, — опять-таки скажу, горевать не о чем. По крайней мере вам лично горевать не о чем.

— Мистер Вегг, я знаю, что не о чем; сам знаю, что не о чем. Сердце у меня болит, вот почему я горюю. Будьте так любезны, возьмите эту карточку и прочтите ее вслух.

Сайлас берет в руки карточку, извлеченную Веиусом из ящика, где навален всякий хлам, и, надев очки, читает:

— Мистер Венус.

— Да. Продолжайте.

— Набивает чучела животных и птиц.

— Да. Продолжайте.

— Препарирует и собирает скелеты.

— Вот оно! (Со стоном.) Вот оно! Мистер Вегг, мне тридцать два года, а я холостяк. Мистер Вегг, я люблю ее. Мистер Вегг, она достойна любви короля.

Сайлас несколько струхнул, когда мистер Венус вскочил с места и в своем увлечении схватил его за воротник; но мистер Венус тут же, попросив извинения, садится снова и произносит со спокойствием отчаяния:

— Она против моего ремесла.

— А она знает, что это выгодно?

— Знает, что выгодно, и все-таки она против, и нисколько не ценит моего искусства. "Не желаю, — пишет она своей собственной рукой, — чтобы меня равняли с каким-нибудь скелетом".

Мистер Венус наливает себе еще чая, с выражением самой глубокой скорби во взгляде и даже в позе.

— Вот человек добрался до вершины, мистер Вегг, и только тут увидал, что не для чего было стараться! Сидишь тут ночью, среди самых замечательных трофеев моего искусства, и думаешь: "Что они со мной сделали? Погубили меня. Довели до того, что пришлось от нее услышать: "Не желаю, чтобы меня равняли с каким-нибудь скелетом!"

Повторив это роковое выражение, мистер Венус снова пьет чай большими глотками и объясняет, почему он пьет столько чая:

— Вот что меня печалит. Когда я окончательно опечалюсь, наступает вроде как бы летаргия. А когда я сижу и пью чай часов до двух ночи, то я забываюсь. Не стану вас больше задерживать, мистер Вегг. Я теперь плохая компания.

— Я не потому ухожу, — говорит Вегг, вставая с места, — а потому, что мне уже пора. Мне надо идти к Гармону.

— Куда? — спрашивает мистер Венус. — Это не к тому ли Гармону, что возле Бэтл-Бриджа?

Мистер Вегг подтверждает, что идет именно туда.

— Вам, должно быть, порядочно повезло, что вы туда пролезли. У них там денег куры не клюют.

— Подумать только, — говорит Вегг, — что вам и это известно: очень уж вы скоро догадались. Удивительное дело!

— Ничего нет удивительного, мистер Вегг. Старик всем интересовался, ему всегда хотелось знать цену тому, что он находил в мусоре; мало ли он ко мне перетаскал костей, перьев и всякой всячины.

— Да что вы!

— Да. (О боже мой, боже мой!) И похоронили его здесь по соседству, знаете ли. Вон там.

Мистер Вегг этого не знал, но делает вид, что знает, сочувственно кивая головой. Он переводит взгляд туда, куда указывает кивок Венуса, словно желая уловить направление.

— Я тоже интересовался этой находкой в реке, — говорит Венус, (Она тогда еще не писала мне так язвительно.) У меня там есть… А впрочем, не стоит говорить.

Вытянув руку, он поднял свечу к одной из темных полок, но как только мистер Вегг обернулся, чтобы взглянуть, тут же передумал.

— Старика здесь очень хорошо знали. Рассказывали всякие истории насчет того, что он будто бы прятал ценности в мусорных кучах. Вряд ли там что-нибудь нашли. Вы ничего не слыхали, мистер Вегг?

— Ничего там не нашли, — подтверждает мистер Вегг, который впервые про это слышит.

— Не буду вас больше задерживать. Всего лучшего!