Не зная, как понять слова мистера Боффина насчет крепости завещания, Лайтвуд стал осторожно нащупывать почву:
— Извините, но профессиональное глубокомыслие требует точности. Когда вы говорите «крепко»…
— Я и хочу сказать "крепко", — объяснил мистер Боффин.
— Совершенно верно. И как нельзя более похвально. Но эта самая крепость должна к чему-нибудь обязывать миссис Боффин?
— Обязывать миссис Боффин? — прервал ее супруг. — Ну нет! С чего это вам вздумалось? Я хочу закрепить все имущество за ней, чтоб его уж никак не могли у нее отнять.
— Закрепить без всяких условий, чтобы она могла с ним делать все, что хочет? Безусловно?
— Безусловно? — повторил мистер Боффин, отрывисто рассмеявшись. — Еще бы! Хорошенькое было бы дело, ежели бы я вздумал к чему-нибудь обязывать миссис Боффин. В мои-то годы!
И это поручение было также принято мистером Лайтвудом; приняв его, мистер Лайтвуд пошел проводить мистера Боффина к выходу и чуть было не столкнулся в дверях с мистером Юджином Рэйберном. Свойственным ему невозмутимым тоном Лайтвуд произнес:
— Позвольте познакомить вас, — и объяснил, что мистер Рэйберн весьма сведущий в законах юрист и что он, частью в интересах дела, частью же ради удовольствия, познакомил мистера Рэйберна с некоторыми подробностями биографии мистера Боффина.
— Очень рад познакомиться с мистером Боффином, — сказал Юджин, хотя по его лицу нельзя было заметить никакой радости.
— Спасибо, сэр, спасибо, — ответил мистер Боффин. — Как вам нравится ваша профессия?
— М-м… не особенно, — отвечал Юджин.
— Слишком суха, по-вашему, а? Что ж, мне так кажется, надо несколько лет поработать как следует, чтобы изучить это дело. Самое главное работать. Воззрите на пчел…
— Извините, пожалуйста, — возразил Юджин, невольно улыбнувшись, должен вам сказать, что я всегда возражаю против сравнения с пчелой.
— Вот как! — сказал мистер Боффин.
— Я возражаю из принципа, как двуногое.
— Как что? — спросил мистер Боффин.
— Как двуногое животное. Из принципа, в качестве двуногого, я возражаю против того, что меня вечно сравнивают с насекомыми и четвероногими. Я возражаю против того, что в своих действиях я должен сообразоваться с действиями пчелы, собаки, паука или верблюда. Вполне согласен, что верблюд, например, весьма воздержанное животное; но у него несколько желудков, а у меня всего один. Кроме того, у меня нет такого удобного и прохладного погреба для хранения напитков.
— Но я ведь говорил про пчелу, — возразил мистер Боффин, несколько затрудняясь ответом.
— Вот именно. И разрешите вам заметить, что ссылки на пчелу не вполне основательны. Ведь мы рассуждаем отвлеченно. Допустим на минуту, что между пчелой и человеком в рубашке и брюках существует аналогия (что я отрицаю) и что человеку положено учиться у пчелы (что я также отрицаю); но ведь это еще вопрос, чему он должен учиться? Следовать ее примеру или, наоборот, избегать подражания? Когда ваши друзья-пчелы хлопочут до самозабвения, увиваясь вокруг своей повелительницы, и волнуются от малейшего ее движения, следует ли нам, людям, поучаться величию низкопоклонства перед знатью или же презирать ничтожество "Придворных известий"? Еще вопрос, мистер Боффин, не следует ли разуметь улей в сатирическом смысле?
— Во всяком случае, пчелы работают, — заметил мистер Боффин.
— Д-да, работают больше, чем нужно, — пренебрежительно отозвался Юджин, — они производят больше, чем могут потребить, они неустанно хлопочут и жужжат, одержимые своей единственной мыслью, пока смерть их не настигнет. Уж не пересаливают ли они, как вы думаете? И неужто человеку-труженику нельзя даже и отдохнуть из-за ваших пчел? И неужели мне нельзя переменить обстановку, из-за того что пчелы никуда не ездят? Мистер Боффин, мед очень хорош за завтраком, но если рассматривать его с точки зрения рядового школьного учителя и моралиста, то я буду возражать против деспотического хвастовства ваших друзей-пчел. При всем моем уважении к вал!.
— Спасибо, — сказал мистер Боффин. — До свидания, до свидания.
Тем не менее почтенный мистер Боффин поплелся прочь, не в силах отогнать от себя неприятную мысль, — что на свете есть много неладного и помимо того, что связано с имуществом Гармона. И, шагая по Флит-стрит в таком настроении, он заметил, что за ним по пятам идет какой-то очень прилично одетый человек.
— Ну-с, — круто остановившись, сказал мистер Боффин, прерванный на середине своих размышлений, — что же дальше?
— Извините, мистер Боффин.
— И фамилию узнали? Как это вы ухитрились? А я вот вас не знаю.
— Да, сэр, вы меня не знаете.
Мистер Боффин взглянул в упор на незнакомца, а тот — на мистера Боффина.
— Верно, я вас не знаю, — сказал мистер Боффин, глядя на мостовую, как будто она была составлена из лиц, среди которых он рассчитывал найти похожее.
— Я человек неизвестный, и вряд ли меня вообще кто-нибудь знает, сказал незнакомец, — но богатство мистера Боффина…
— Ах, так об этом уже болтают! — пробормотал мистер Боффин.
— …и романтические обстоятельства, связанные с получением наследства, сделали его известным. Недавно мне указали вас на улице.
— Что ж, — возразил мистер Боффин, — надо думать, вы были разочарованы, когда вам меня показали, и если б не ваша вежливость, вы бы так и говорили, я и сам знаю, что смотреть тут не на что. А что же вам от меня нужно? Вы ведь не адвокат?
— Нет, сэр.
— Может, хотите мне что-нибудь сообщить за вознаграждение?
— Нет, сэр.
По лицу незнакомца на миг пробежала тень, но тут же исчезла.
— Если не ошибаюсь, вы шли за мной от моего адвоката и пытались привлечь мое внимание. Говорите прямо! Так или нет? — довольно сердито спросил мистер Боффин.
— Да.
— Для чего вы это делали?
— Если вы разрешите мне идти рядом с вами, мистер Боффин, я вам скажу. Не хотите ли вы свернуть вот сюда — кажется, это Клиффордс-Инн * тут нам легче будет услышать друг друга, чем среди уличного шума.
("Ну, — подумал мистер Боффин, — если он предложит мне сыграть в кегли, или познакомиться с джентльменом из провинции, недавно получившим наследство, или купить у него случайно найденную золотую цепочку, я ему дам в ухо!" С этой тайной мыслью, держа трость так, как Панч * держит свою дубинку, мистер Боффин свернул в Клиффордс-Инн.)
— Мистер Боффин, проходя нынче утром но Чансери-лейн, я заметил, что вы идете впереди меня. Я позволил себе следовать за вами, но не решился с вами заговорить, пока вы не вошли к своему адвокату. Я ждал вас на улице.
("Что-то не похоже на кегли или на джентльмена из провинции, и на золотую цепочку тоже не похоже, — подумал мистер Боффин, — а там кто его знает".)
— Боюсь, что вы сочтете мое намерение слишком дерзким, кажется так поступать не принято, но я все-таки отважусь. Если вы зададите мне или скорее самому себе вопрос, что придало мне такую смелость, то я отвечу: мне говорили, что вы человек прямой и честный, что сердце у вас самое доброе и что судьба наградила вас женой, которая отличается теми же качествами.
— Насчет миссис Боффин это вам верно говорили, — ответил мистер Боффин, опять оглядывая своего нового знакомца. Во всей его манере сказывалась какая-то подавленность: он и шел, не поднимая глаз, хотя чувствовал, что мистер Боффин за ним наблюдает, и говорил пониженным голосом. Но тон у него был непринужденный, а голос приятный, хотя и сдержанный.
— Если прибавить, что я и сам вижу то же, о чем говорит молва: что богатство нимало не испортило вас, что вы ничуть не зазнались, — надеюсь, вы, как человек прямодушный, не заподозрите меня в желании польстить вам, наоборот, поверите, что единственной моей целью было оправдаться перед вами, ибо моей навязчивости нет никакого другого оправдания.
("Сколько? — подумал мистер Боффин. — Должно быть, сейчас начнет о деньгах. Сколько ему надо?")
— Вы, мистер Боффин, вероятно, перемените образ жизни, поскольку изменились ваши обстоятельства. Вероятно, вы начнете жить более широко, займетесь устройством ваших дел, будете получать много писем. Если бы вы взяли меня секретарем…