– А ну быстро в дом! – негромко скомандовал я. – Быстро в дом, я сказал. Без тебя разберемся…

И растерянный Гриша Прахов молча скользнул мимо меня во двор. Навстречу ему, угрожающе клокоча горлом, двинулся спущенный на ночь с цепи Мухтар, но Гриша был настолько взволнован, что просто перешагнул через пса и заторопился по кирпичной дорожке к дому. Ошарашенный таким пренебрежением, Мухтар сел на хвост и, до отказа вывернув голову, уставился вслед. Я прикрыл калитку.

Тут из-за угла выскочили еще двое. Точно так же метнулись на огонек моей сигареты, а потом с ними произошло то же, что и с Гришей, – только узнали они меня быстрее и шарахнулись не так далеко.

– Да это же Минька! – растерянно сказал тот, что повыше. Зовут Славкой, фамилии не знаю, живет в Нижнем поселке.

А кто второй? Второму фонарь светил в спину, лица не разглядишь. Выдал оскал – широкий, наглый, в тридцать два зуба… Бехтерь.

Со стороны котлована под собачий аккомпанемент подбежал третий. Задохнулся и перешел на тяжелую трусцу… А намного их Гриша обставил. Молодец, бегать умеет. Хотя с чего ему не уметь – ноги длинные, голова легкая…

– Что, чижики? – ласково спросил я, дождавшись, когда они соберутся вместе. – Детство вспомнили? В догонялки поиграть захотелось? А если мне сейчас тоже поиграть захочется?

Я сделал шаг, и они попятились. Бехтерь перестал улыбаться.

– Нет, Минька… – И я удивился, сколько в его скрипучем голосе было ненависти. – С тобой мы в догонялки играть не будем. А вот с квартирантом твоим еще сыграем. Так ему и передай.

Я выслушал его и не спеша затянулся.

– Бехтерь, – прищурясь, сказал я. – А помнишь, ты лет пять назад этот переулок спичкой мерил? Сколько у тебя тогда спичек вышло?

Вместо ответа Бехтерь издал какой-то змеиный шип.

– Так вот, Бехтерь, – продолжал я. – Если я тебя еще раз поймаю в нашем районе – заставлю мерить по новой. Только уже не поперек, а вдоль. Славка!

– Ну!

– Тебя это тоже касается. И дружку своему растолкуй. Я его хоть и не знаю, но личность запомнил.

– А меня-то за что? – баском удивился тот, о ком шла речь.

– А не будешь на свету стоять, – закончил я, топча окурок.

Мать ждала меня в прихожей, приоткрыв дверь во двор.

– Что там, Минька? – спросила она.

– Все в порядке, мать, – успокоил я. – Так… Нижнинские немножко не разобрались.

Успокоил и направился прямиком в Гришину комнату. Гриша сидел на койке и расстегивал рубашку, хотя умные люди обычно начинают с того, что разуваются… Увидев меня, он ужасно смутился и стал почему-то рубашку застегивать.

– Ну расскажи, что ли, – попросил я, присаживаясь рядом с ним. – Что вы там с Бехтерем не поделили?

Гриша вдруг занервничал, ощетинился.

– Я… отказываюсь отвечать! – заявил он высоким срывающимся голосом.

Это было так не похоже на нашего обычного Гришу, что физиономия моя невольно расползлась в улыбке.

– Ну а что я у тебя такого спросил? Я спросил: что вы не поделили…

Гриша вскочил.

– Да что ж такое! – плачуще проговорил он. – Там все выпытывали, теперь здесь…

Смотри-ка, вскакивать начал…

– Да кому ты на фиг нужен! – сказал я, удивленно глядя на него снизу вверх. – Все равно узнаю завтра, за что гоняли…

Гриша помолчал, успокаиваясь.

– За Людмилу, – вымолвил он мрачно.

– За Людмилу? – ошарашенно переспросил я. – Ах, за Людмилу…

Я посмотрел на смущенного, рассерженного Гришу и засмеялся.

– А что хоть за Людмила? Я ее знаю?

– Как же ты ее можешь не знать! – с досадой ответил Гриша. – В одной смене работаем.

Я перестал смеяться.

– Постой-постой… Так это наша Люська? Крановщица?

Гриша молча кивнул.

– Мать! – крикнул я, втаскивая его за руку в большую комнату. – Посмотри на этого дурака, мать! Ты знаешь, с кем он связался? С Люськой Шлеповой из Нижнего поселка!

Мать выронила вишневый плюш, которым покрывала швейную машинку, и, всплеснув руками, села на стул.

– Да как же это тебя угораздило, Гришенька?

У Гриши было каменное лицо взятого в плен индейца.

– Он уже и с Бехтерем познакомиться успел, – добавил я. – Устроили, понимаешь, клуб любителей бега по пересеченной местности!

Услышав про Бехтеря, мать снова всплеснула руками.

– Побьют тебя, Гришенька, – проговорила она, с жалостью глядя на квартиранта.

Когда на следующий день перед сменой я рассказал обо всем ребятам, отреагировали они как-то странно. Валерка осклабился, Вася-штангист всхохотнул басом. Старый Петр сказал, поморгав:

– А в чем новость-то? Что Гринька с Люськой? Так я это неделю назад знал.

– Неделю? – не поверил я. – А кто разнюхал? Аркашка?

– Ну ты, Минька, силен! – восхитился Сталевар. – Глянь-ка туда.

Я обернулся. Возле правилки, там, где у нас располагается лестница, ведущая на кран, стояли и беседовали Гриша с Люськой. И то ли повернулись они так, то ли свет, сеющийся по цеху из полых стеклянных чердаков в полукруглой крыше, падал на них под каким-то таким особым углом, то ли я просто впервые видел их вместе… Похожи как брат с сестрой. Гриша, правда, черноволосый, а у Люськи – рыжая копна из-под косынки, вот и вся разница.

– Я тоже сначала думал – они родственники, – пробасил над ухом Вася-штангист.

А после смены я снова встретил Люську у проходной.

– Бехтеря ждешь? – спросил я. – Или Гришу?

– А ты прямо как свекор, – кротко заметила она. Глаза ее были зелены и нахальны.

– Слушай, Люська! – сказал я. – Чего ты хочешь? Чтобы Бехтерь Гришку отметелил? А я – Бехтеря, да?

– Кто бы тебя отметелил… – вздохнула она.

– Ишь, губы раскатала! – огрызнулся я. – Метелок не хватит!.. Слушай, на кой он тебе черт сдался, а? Для коллекции, что ли? Нет, я, конечно, понимаю: парень красивый, видный. Тихий опять же. Стихи, наверное, читает… с выражением.

Люська поглядела на меня изумленно и вдруг расхохоталась, запрокинув голову.

– Стихи?.. Ой, не могу! Гриша – стихи!..

– Ну вот, закатилась! – с досадой сказал я. – Чего смешного-то?

– Да так… – все еще смеясь, ответила Люська. – Просто никто еще мне ни разу не вкручивал, что он из-за меня с другой планеты сбежал…

– А как же твоя философия насчет смирительной рубашки? Тебе ведь раньше камеры хватало…

Он улыбнулся.

– Не хватило, как видишь…

Мы подходили к заводу, и уже замаячил впереди стеклянный кубик проходной, когда навстречу нам шагнул Валька Бехтерь с фирменными очками в руке.

– Почему у тебя рожа целая? – испуганным шепотом спросил он Гришу.

На меня он даже не смотрел.

– Два раза тебе повторять? – с угрозой осведомился я. – Кому было сказано, чтобы ты мне больше не попадался?

Похоже, Бехтерь не понял ни слова и среагировал только на голос.

– Минька! – в страхе проговорил он, тыча в Гришу очками. – Почему у него рожа целая?

– В чем дело, Бехтерь? – начиная злиться, процедил я.

– Минька, клянусь! – Бехтерь чуть не плача ударил себя очками в грудь. – Я же его вчера ночью встретил!.. Я же его вчера… Синяки же должны были остаться!

Но тут я так посмотрел на него, что Бехтерь попятился и пошел, пошел, то и дело оглядываясь и налетая на людей.

– Вот идиот! – сказал я. – И не пьяный вроде… Интересно, что это у него за работа такая? Полчетвертого уже, обед у всех давно кончился, а он гуляет…

Я повернулся к Грише и увидел, что смуглое лицо моего квартиранта бледно, а губы сложены в безнадежную грустную улыбку.

– Так, – сказал я. – С ним все ясно. А с тобой что?

– Знаешь, Минька… – через силу выговорил он. – Я, пожалуй, от тебя съеду…

– Съедешь с квартиры? – изумился я. – А чего это ты вдруг?