Большая ванна, покрытая толстой белой шапкой пены, словно одеялом из облаков, ожидала их. Сандра приготовила ее заранее, чтобы вода успела остыть. Они с Дугом достаточно давно вместе и хорошо изучили, кто и от чего получает удовольствие.

Первым нырнул в белую пену Дуг, потом потянул Сандру и устроил ее на себе. Вода колыхалась, наполняя комнату ароматом весенних цветов, Сандра закрыла глаза, но потом приоткрыла один, почувствовав колебания, сперва робкие, потом все более сильные, и, не давая себе отчета, тоже начала двигать бедрами, на которых пузырилась и лопалась пена, оттеняющая смуглую кожу.

— Ох, Дуг, ты просто…

— Я проголодался.

— И я…

Она почти не заметила, как он скользнул в нее и насадил на себя, словно бабочку с пенистыми крылышками. Лунный свет проникал в окно, и в его бледном свете пена казалась небесным облаком. Они парили в других мирах, они возносились и падали, потом снова возносились…

Не открывая глаз, Сандра чувствовала себя необыкновенно, все тревоги, еще недавно давившие на сердце, на душу, на мозг, словно крепкие обручи, — отступили. Они уходили все дальше с каждым движением бедер в этой расслабляющей ароматной ванне.

Необыкновенная легкость наполнила тело, и Сандра показалась себе такой же легкой и невесомой, словно пена.

Дуг сделал последнее, самое мощное движение, и Сандра как подстреленная упала ему на грудь. Он целовал ее закрытые глаза, щеки и шептал, шептал:

— Ты необыкновенная, потрясающая… Я хочу быть с тобой снова и сноса…

Сандра таинственно улыбнулась, а перед ее глазами стоял Говард — весь в черном, со светлыми волосами и с золотым саксофоном.

— А ты любишь джаз? — спросила Сандра, когда Дуг сидел за кухонным столом и уплетал за обе щеки сандвичи, которые она приготовила перед его приходом.

Он хрустел зеленым листиком салата, наслаждаясь его свежестью и сочностью, ощущая при этом необыкновенно нежный вкус майонеза с ароматом корицы.

— Джаз? — недоуменно переспросил Дуг. — Ты имеешь в виду вот эти дум-дум? — Он раздувал щеки, подражая скорее тубе, чем саксофону. — Да нет, наверное. И что?

И что, в самом деле? Почему я спросила об этом? — удивилась Сандра. И тут же пришел на помощь ответ профессионала: тебе хочется говорить о Говарде. Вот почему ты спросила Дуга о джазе. Обычное замещение.

— Да так просто. Я-то люблю джаз, и мне пришла в голову смешная мысль: то, чем мы с тобой только что занимались, похоже на свинг.

— А.., качание, вращение… Любопытная мысль. — Дуг потянулся к ее бедру, которое оказалось в весьма приятной близости. — И очень своевременная. Давай-ка проверим, насколько она правильная. А?

Сандра легонько шлепнула его по руке.

— Перестань. Я просто разговариваю с тобой.

— Я тоже. Ты задаешь вопрос, а я не хочу давать опрометчивый и неграмотный ответ. Поэтому должен проверить. Поставим эксперимент?

Она засмеялась.

— Ты его только что ставил. И не один раз.

— Согласен, но тогда я не задавал себе такого вопроса.

— Это я тебе задала вопрос. А не ты. Но вот если бы я спросила об этом Говарда…

— Кого-кого?

— Говарда Нистрема. Если бы ты увлекался джазом, ты бы знал это имя, — заметила она как бы между прочим. — Это муж моей подруги, — она помолчала, — теперь уже покойной подруги.

— Она была очень старая?

— Такая, как я.

— Такие не умирают.

— Еще как умирают.

— Печально. Молодые должны жить. — Дуг снова потянулся к Сандре. — Я тебе сейчас покажу, как они должны жить. А что теперь Говард? Свингует один?

— Да, на саксофоне.

Дуг кивнул и отправил в рот большой кусок сандвича. Веточка петрушки осталась на губе.

— Он прекрасный музыкант, — продолжала Сандра. — Когда Говард Нистрем приедет на гастроли в Штаты, я свожу тебя на концерт.

— Ладно, так и быть. Пойду. Но ты не боишься, что после этого закрутишься в свинге до потери пульса?

Дуг плотоядно уставился на ее живот. Сандра надела блузку, но застегнула ее на одну пуговицу между грудями, и поэтому живот был открыт.

— Нет, не боюсь. — Она улыбнулась. — Я люблю с тобой играть в эти игры.

Он вскочил и чмокнул ее в шею. Потом принялся быстро натягивать джинсы.

— Улетаю, моя сладкая.

— Уже? Но ведь еще ночь!

— Именно поэтому и улетаю. Потому что утро я должен встречать в другом часовом поясе.

— И когда ждать от тебя вестей?

— Всегда!

Через минуту машина взрыкнула и, взвизгнув шинами, вывернула с подъездной дорожки.

Сандра привыкла к манере Дугласа Скотта внезапно появляться и стремительно исчезать и относилась к ней спокойно. Нельзя ломать человека, он такой, какой есть, очень цельный. Нельзя левшу переучивать на правшу, потому что его рукой управляет другое полушарие мозга, не то, которое у большинства, так и из Дугласа Скотта не сделать светского льва.

Сандра давно объяснила себе, почему она хочет быть с Дутом и будет с ним до тех пор, пока в ее жизни не произойдет ничего такого, что заставит ее изменить их отношения. Он отвечает всем требованиям, которые она предъявляет к мужчинам на данном этапе своей жизни. Дуг отличный любовник. Нежный, внимательный, изобретательный, и он хочет ее всегда. Он не вмешивается в ее дела. Хорошо обеспечен. С ним интересно в горах и на море, он надежный, сильный, уверенный. Хочет ли она его в мужья? Пока она никого не хочет в мужья.

Сандра много думала об этом и приходила к одному и тому же выводу: если ей не хочется заниматься детьми, то незачем выходить замуж. Безотносительно к тому, будут ли у нее дети, то есть захочет ли она их рожать и воспитывать, получая мужа, она все равно получает ребенка, только взрослого. Сына, которого всю жизнь придется растить и воспитывать. Пока у Сандры не было такого желания.

Взять хотя бы ее родителей. Сандре всегда казалось, что отец — еще одно дитя ее матери. Капризный, своенравный, упрямый, он делал только то, что хотел. Он коллекционировал ножи, которые и на самом деле были произведением искусства, но сколько денег уходило на них! Состояние, которое мать получила, выходя замуж за мужчину из хорошей фамилии, но совершенно нищего, все оказалось употреблено на его коллекцию.

Разве не поэтому Сандре самой пришлось вставать на ноги? Чем могли помочь родители? Нет, она не обвиняет их ни в чем, она сама справилась, и хорошо справилась. Но чего ей это стоило!

Впрочем, важно не то, что ты делаешь, а как к этому относишься. Может быть, поэтому то, что мы совершили с Пэт, не задело меня слишком глубоко, не сломало, не извело мучительными раздумьями, сказала себе Сандра. Нельзя допускать, чтобы терзания начались через восемь лет после произошедшего.

А коллекция отца оказалась пшиком — то, что он собирал многие годы, сейчас ничего не стоит. Конечно, трудно угадать, какой отбор сделает Время. Мало кому дан подобный дар, но кому он точно не был дан, так это ее отцу.

Сандра недавно заглянула на выставку и увидела канадский нож, ручка которого сделана из слоновой кости, а на ней рисунок — с одной стороны рысь, с другой— барс. Он стоил баснословно дорого. Вот какие ножи сейчас в цене. Но отцу такой и не снился.

Сандра не знала, до сих пор, по крайней мере, захочет ли она вообще иметь детей. Если честно, иногда ей в голову приходила и другая мысль — а сможет ли она их иметь? После той операции, которую они провернули с Пэт, возможно, и нет.

Сандра встрепенулась. Ну что ж, кажется, я пришла в себя после потрясения, если способна размышлять отвлеченно. Все, пора отправляться спать, завтра утром я должна быть в офисе.

Шли дни, Сандра принимала клиентов, поток которых не иссякал, но она ловила себя на том, что ждет телефонного звонка, который бы ответил на томившие ее вопросы.

И телефон зазвонил, когда она отдыхала между сеансами.

— Привет, Линн. Да, спасибо. Понемногу прихожу в себя. А как ты? Как Говард? Понятно. Ты говоришь, он начинает выступать с квартетом? Из консерваторских девочек? Ясно. Куда они едут на гастроли? В Варшаву? Хорошо. Жди от меня удостоверение от музыкального журнала. Я немедленно займусь этим.