- Per Pantaculum Salomonis advicati...
Смазливый прислужник в светлой сутане открыл тяжелую створку украшенной золотой резьбой двери.
- Его Преосвященство ждет вас, - тихо произнес он, склонив голову.
Стаховский, любовавшийся из окна видом на подсвеченный прожекторами собор и величественную колоннаду, поспешил войти.
- Здравствуйте, Войцек, здравствуйте, - навстречу ему из-за широкого, как площадь Святого Петра, стола поднялся невысокий черноглазый мужчина.
Движения его были плавными, хотя казалось, что ему с трудом удается сдерживать свой темперамент. Свет большой хрустальной люстры отразился на гладкой лысине, обрамленной венчиком седых волос.
- Присаживайтесь, - мужчина плавно повел рукой в широком рукаве в сторону стоявшего между двух глубоких кресел небольшого инкрустированного столика и, указав глазами на дверь в приемную, еле слышно попросил, говорите тише, пожалуйста.
Сам он сцепил пальцы рук перед грудью и стал медленно прогуливаться по кабинету.
- Итак, дорогой господин Стаховский, - спросил он, останавливаясь перед собеседником и глядя на него сверху вниз, - каковы результаты вашей миссии?
- Я полагаю, результат будет положительный, Ваше Преосвященство, но рукопись пришлось оставить. Я передал ее лидеру группы, за которой мы наблюдали.
- Ничего, это только копия. Оригинал, как и прежде, в папской библиотеке, а та книга, которая ему понадобится впоследствии, ждет его в надежном месте. Ждет давно, очень давно. - Кардинал склонил голову, как бы сожалея о долгом ожидании. - Ну и как вам этот лидер?
- Сама группа слабовата, - Стаховский небрежно махнул рукой и тут же, как бы устыдясь слишком вольного жеста положил ладони на подлокотники, дилетанты. Щекочут себе нервы. О черной мессе самое приблизительное представление. Но главный у них, верховный жрец, как он себя называет, сильная личность. Близок к богеме, не хочет прозябать на задворках.
- Жалко подавлять сильную личность, - почти прошептал кардинал, прикрывая глаза.
- Но, Ваше Преосвященство...
- Не обращайте внимания, дорогой Войцек. Это я так. А люди в группе, что они?
- Если найдется что-то подходящее, это будет использовано. Но в любом случае, - Стаховский приподнял ладонь и снова опустил ее на подлокотник, как бы прихлопывая муху.
- Да, именно тот случай, когда цель оправдывает средства. Прости их, господи, - снова склонив голову, сказал Его Преосвященство, - ибо не ведают, что творят. Миссионерство, дорогой Стаховский, вступает в новую фазу, вернее, возвращается к радикальным мерам. То, чего никогда не добьется Папа с его вояжами по миру, с его проповедями и благословениями, сделаем мы. А люди, добровольно отдавшиеся во власть сатане, богопротивны что с точки зрения православия, что с нашей. Не жалость испытывать к ним следует, а омерзение. Но! Ищи друзей своих среди врагов своих, не так ли? - голос кардинала стал бархатным.
- Конечно, конечно, - поспешил согласиться Стаховский. Он помялся, подбирая слова, и осторожно спросил: - Его Святейшество в курсе, я полагаю?
- Что вы, что вы, Войцек. Не нужно волновать старика. Он и так сильно ослабел в последнее время. Эти обязательные церемонии на страстной неделе так обременительны, - как бы сожалея о преклонных годах Папы, кардинал скорбно покачал головой. - К тому же возраст, дорогой Стаховский, возраст. Время не щадит никого, даже раба рабов божьих, наместника Иисуса Христа нашего.
- Я думал, все делается с его ведома...
- Мы преподнесем ему эту победу, как сюрприз, - кардинал прищелкнул пальцами. - Кроме того, он вряд ли бы согласился на такое э-э... мероприятие. К сожалению, ему присуща некоторая щепетильность в вопросах веры. Излишняя, я бы сказал, щепетильность. Но вы не беспокойтесь, в накладе не останетесь. Вы ведь претендуете на одно из польских епископств, не так ли? Так что поддержка Ватикана вам не помешает. Или я ошибаюсь? - голос кардинала снова стал вкрадчивым.
- Она была бы очень кстати, - поспешил сказать Стаховский, - но если делом займется "Сакра Руота Романа" Высший суд католической церкви....- он замолчал, поджимая губы.
- Вы так боитесь Ватиканского трибунала? - кардинал удивленно приподнял брови, - бросьте, Стаховский, времена не те, к тому же я сам член Высшего Церковного Суда. Так что с этой стороны все в порядке. Если вы удовлетворены, то вернемся к делу. Когда произойдет проникновение?
Стаховский взглянул на часы.
- Полагаю, в ближайшее время, возможно, даже в эти минуты.
- ...Спустись и покажись в стекле!
Открой врата, приди и зачни повелителя,
Что поведет нас по новому пути!
Жрица бросила диаграмму в центр треугольника и, сжав кулаки, запрокинула лицо. Даже под балахоном было видно, как по ее телу пробегает крупная дрожь.
Хранители, стоявшие позади нее широким полукругом, замерли, склонив головы в капюшонах и скрестив на груди руки. В наступившей тишине было слышно, как Рец шепчет латинские слова второго обряда. Несколько минут прошло в молчании. Чадили факелы, белые восковые свечи оплывали прозрачными слезами. Наконец затянувшееся ожидание наскучило. Один из хранителей откинул капюшон и насмешливо хмыкнул.
- Ну что, все как всегда? Тишина и спокойствие, - он взъерошил короткие рыжие волосы, - лично мне надоело. Детский сад какой-то.
Пламя свечей, стоящих по углам треугольника, чуть заметно дрогнуло.
- Вика, - позвал рыжий жрицу, - давай завязывать. Поехали лучше в какой-нибудь кабак.
Жрица резко выдохнула долго задерживаемый воздух, плечи ее опустились, пальцы разжались. Возбуждение оставляло ее.
Пламя свечей снова затрепетало, хотя застоявшийся воздух подземелья был по-прежнему неподвижен. Вика заметила это и протянула назад руку с раскрытой ладонью, призывая к вниманию.
Рец возвысил голос. Отразившись от каменных стен, эхо его последних слов заметалось по подземелью.
- ... intelligibili, et sine omni ambiguitate.
- Рец, - не унимался рыжий, - кончай свою латинскую галиматью. Ничего не будет.
Внезапно Рец отшатнулся, будто от опалившего его пламени. Капюшон упал с его головы, лицо стало бледным, как у пролежавшего неделю в воде утопленника. Дико озираясь, он выставил вперед руки с рукописью, схватив ее за верхний и нижний края, и заметался в каменном круге, словно пытаясь оттолкнуть что-то страшное, пытавшееся проникнуть в круг.