– Точнее, какой-нибудь даме, которую он знавал в Шанхае в то время, когда она посещала "Таверну Брюло", и которую он опять отыскал в Париже?

– Да. Я не вижу другого объяснения в деле изготовления этих рекламных карточек. А вы, Элен?

– Сейчас, когда вы это сказали, я тоже. Но при чем тут Гольди? Значит ли это, что, будучи в курсе каких-то дел, он тоже хотел бы выйти на эту русскую... если она существует на самом деле?

– Русская существует, не сомневайтесь. Так же, как и кое-что другое, что еще более вероятно.

– Что именно?

– Ничего не знаю. Возможно, мне мозги туманит профессия Гольди, но это сильнее меня: я никак не могу перестать думать о бриллиантах. Да, кстати, насчет Гольди... вы получили деньги?

– Сто двадцать тысяч франков, которые он был нам должен?

– Да.

– Нет. Но еще никто никуда не опоздал.

– Возможно, но лучше решить этот вопрос прямо сейчас...

Я смотрю на телефон, протягиваю руку, чтобы взять трубку, но потом передумываю. Нет, я предпочитаю повидать Омера Гольди, причем повидать его внезапно. Деньги само собой, но я считаю, что небольшой разговорчик с ним прямо-таки напрашивается. Я делюсь этой мыслью с Элен:

– Вы идете со мной?

– Да, – отвечает прелестное дитя.

Прежде чем покинуть свою контору, я хватаю телефонную трубку. Нет, я не передумал еще раз. Человек, которому я звоню, не Омер Гольди, а Роже Заваттер, внештатный сотрудник агентства "Фиат Люкс".

– Алло, – отзывается молодой франт.

– Работенка для вас.

– Слушаю.

– Чанг Пу, владелец ресторана на улице Гранж-Бательер под вывеской "Международная концессия"...

Я описываю китайца как можно подробнее.

– Понял, – говорит Роже. – Что я должен с ним сделать?

– Следить за ним.

– Есть.

– Возможно, на улице Гранж-Бательер вы встретите Ребуля. Я его тоже включу в работу. Вопрос касается одного и того же дела, но с другой стороны. Само собой разумеется, вы друг с другом не знакомы.

– Ясно. Когда начинать?

– Это надо было бы уже сделать.

– Хорошо. Я включаюсь сходу. До свидания, Бурма.

– Привет.

Я кладу трубку, снимаю опять и набираю номер Ребуля, моего славного однорукого помощника. Объясняю, чего я жду от него: держать под постоянным наблюдением ресторан Чанг Пу.

– Какова цель наблюдения? – спрашивает Ребуль. – В какой-то момент оттуда должны вынести сверток.

– Какой сверток?

– Довольно большой. Имеет более или менее форму человека.

– В самом деле? – смеется однорукий. – Жмурик, что ли?

– Да.

Я слышу, как на другом конце провода мой собеседник поперхнулся:

– Черт побери! Я... я... сказал так, для смеха!

– Никогда не надо шутить с такими вещами, старина!

– Значит... в этом доме есть труп?

– Прошлой ночью был. Возможно, что с тех пор его уже убрали. А может, и нет. Если они его еще не вынесли, то им придется это сделать. Если только... эти китайские блюда – это всегда мелкие кусочки того-сего, трудно различимого... но я не думаю.

– А что... мне не придется поесть в этом ресторане?

– Такой надобности нет. – Слава богу!

– Ограничьтесь наблюдением и берите на заметку все, что покажется вам подозрительным, в том числе транспортировку трупа, конечно.

– Отлично.

Мы говорим друг другу "до свидания" и кладем трубки.

– А теперь пошли к Гольди, – говорю я Элен.

Я никого не удивлю, если скажу, что автомашина – это хорошо, но когда путешествуешь по Парижу, то не всегда она привозит тебя точно туда, куда надо. Порой ее надо парковать в километре от места назначения.

Что и случилось с нами в этот день. Как, впрочем, могло быть и в любой другой. В результате мы позволяем себе небольшую прогулку пешком; кстати сказать, пройтись по улице Лафайет не так уж неприятно.

Итак, мы движемся по людным тротуарам в направлении жилища Омера Гольди. Элен попутно немного занимается тем, что в Париже обычно называют "лизать витрины".

– Вот мы и прибыли, – говорю я, увидев монументальную арку особняка прошлого века рядом с облицованным мрамором современным зданием крупной страховой компании.

– Мы...

Внезапно я хватаю свою спутницу за руку, заставляя ее повернуться к витрине, к которой и сам наклоняюсь. К нашей досаде это аптека, и я не знаю, что думает о нас фармацевт в белом халате по ту сторону стекла среди своих банок, видя, как мы уставились на коробки со слабительными пилюлями.

– Что происходит? – спрашивает Элен. Я шепчу:

– Китаец.

– Чанг Пу?

– Да.

– Он здесь?

– Был... уже ушел.

При этих словах я повернул голову и увидел своего вчерашнего противника, удаляющегося в сторону улицы Тэтбу. Сейчас он уже затерялся в толпе.

– Ладно, – говорю я, – пошли посмотрим на что-нибудь более привлекательное.

Мы поворачиваемся спиной к аптеке.

– Не думаете ли вы, что... – начинает Элен.

– Да. Для нас все китайцы похожи друг на друга. Но нет никакого сомнения по поводу этого человека. Это был Чанг Пу. Кстати, он выходил от Гольди.

– Неужели!

– Из этого здания, во всяком случае.

– Что вы об этом думаете?

– Ничего. Но мы решили нанести визит нашему ювелиру. И тот факт, что у Чанг Пу возникла та же мысль, не заставит нас отказаться от нашей, не правда ли?

Мы проникаем под своды арки, где справа и слева сплошняком прикреплены мраморные и медные таблички с фамилиями на "манн" и "гейм". Ни дать, ни взять, корова, завоевавшая все медали и почетные дипломы на сельскохозяйственной выставке. Либо надгробные надписи. Да, если хорошенько подумать, то это здорово напоминает кладбище. Я встряхиваюсь. Неподходящий момент, чтобы хохмить. Нахожу табличку, призванную указать путь сомневающемуся. "Омер Гольди, оценка драгоценностей, экспертиза, 4 этаж". Помещение консьержки находится в самом темном углу внутреннего двора. Лестница, ведущая наверх, начинается на полдороге между этим двором и улицей Лафайет. Это очень широкая лестница со ступенями, покрытыми красным ковром, который удерживается медными, старательно начищенными прутьями. Обнаженная бронзовая женщина с потухшим факелом в руке стоит на страже у начала перил, обтянутых бархатом. Лифта нет, и мы начинаем свое восхождение.

Поднявшись на интересующий нас этаж, мы видим перед собой дверь, украшенную точной копией таблички внизу: "Омер Гольди" и т. п. Я решительно нажимаю на кнопку звонка, укрепленную на дверном косяке. Звучит трель, пробуждая гулкое эхо. Но никто не отвечает. Хотя на это ничто не указывает, но, может быть, это одна из тех хитрых дверей, которые можно открыть после того, как прозвучал звонок? Я поворачиваю дверную ручку. Дверь не открывается. Звоню еще. На этот раз немного дольше, чем в предыдущий. Опять ничего.

– Бросим это дело, – говорит Элен.

Нет, с тех пор как ей засветило получить миллион по Национальной лотерее, у нее определенно не лежит душа к работе. Это самое малое, что можно сказать. Я соглашаюсь:

– Ладно.

Мы спускаемся вниз. Опять проходим под сводами арки, прежде чем окунуться вновь в солнечный свет, заливающий улицу Лафайет. Все эти таблички из меди... таблички из мрамора... Подумать хорошенько – кладбище, и все тут. Ну вот, мы снова на тротуаре.

– У вас чертовски странный вид, – замечает Элен.

– Со мной всегда так бывает, когда мне хочется позвонить по телефону. Это моя крестьянская наследственность, которая выступает на поверхность... Чувство тревоги перед этими дьявольскими изобретениями...

– Надо же! Гм... В общем, я тоже... испытываю какую-то тревогу.

– Я же вам говорю! Нам нужно позвонить. Вы не думаете?

Она пожимает плечами: "Хозяин ведь вы! " Не откладывая, мы берем курс на универмаг "Галери Лафайет". Переходим улицу на перекрестке бульвар Османн – шоссе д'Антен, – это место я рекомендую тем, кто отчаялся. В любой момент и неизвестно откуда здесь выныривает какая-нибудь тачка, которая только и мечтает о том, чтобы вас раздавить. Что же касается полицейского, стоящего здесь, то на него стоит посмотреть. Можно подумать, что он занимается какой-то беспорядочной физзарядкой. Мы причаливаем к противоположному тротуару, прямо перед банком. Я не знаю, как он называется. Я – и банки, сами понимаете. Чуть дальше, после общественного туалета, квартал почтового отделения улицы Глюк с кабинами телефонов-автоматов. Я покупаю жетон и листаю телефонную книгу в поисках определенного номера.