Голос постепенно начал затихать и стал неразборчивым. Найсмит проснулся.

Сновидение было настолько ярким, что в первый момент казалось диким обнаружить себя в темноте, прижатым гравитацией к пружинному матрацу и окруженным запахами материалов и пыли.

Он уселся в темноте, понимая, что прошла еще одна ночь, которая ни на йоту не приблизила к решению. Проще всего было бы подчиниться чужакам…

— Нет, — произнес он вслух, спуская ноги с кровати.

Найсмит принял душ, побрился, приготовил еду и позавтракал. После завтрака он сел с карандашом и бумагой и написал еще один перечень:

1. Капитулировать.

2. Убежать и спрятаться.

3. Пассивно сопротивляться.

Первые два пункта он сразу перечеркнул: о первом не могло быть и речи, второй неосуществим. Третий, казалось, предлагал некоторую надежду, хотя внутри себя он ощущал, что и этот вариант никогда не приведет к успеху. Ему снова пришел на ум образ шахматной доски. Игрок, на короля которого ведут атаку, загоняя шахами в клетку, где его ждет мат, имеет только один шанс: не ходить пассивно, а атаковать в ответ.

Найсмит смял листок, отбросил в сторону и встал. В его голове медленно начал обретать форму план.

Во-первых, ему надо исходить из предположения, что он находится под постоянным наблюдением — даже здесь, в собственной квартире. Если бы он и располагал деньгами, он все равно не смог бы рискнуть приобрести какое-нибудь оружие.

Он посмотрел на свои широкие сильные руки, крепкие толстые пальцы. Однажды, спровоцированный другим студентом, он согнул пополам кусок железной трубы. Чужаки уже ясно признались, что побаиваются его… и, подумал мрачно Найсмит, у них есть на то достаточно веская причина.

Его вынуждали играть роль перед невидимой публикой. Собираясь выходить, он пересчитал мелочь в своих карманах и гневно стиснул в кулаке всего несколько монеток.

Около часа он ходил по улицам Беверли Хиллз с опущенной головой и поникшими плечами, затем заглянул к бывшему сокурснику и попытался одолжить денег. Это был инженер-электрик по фамилии Стивенс. В ответ на просьбу Найсмита он удивленно взглянул на него, но протянул пятидолларовую бумажку, извиняясь:

— Прости, у меня на этой неделе небольшая напряженка, Найсмит, но если это как-нибудь поможет…

Найсмит взял ее и, пройдя еще два квартала, резким движением бросил деньги в сточную канаву.

— Придется им сдаться. Я проиграл, — вслух произнес он.

Глубоко вздохнув, он вернулся и подобрал скомканную банкноту, которую только что выбросил, и разгладил ее. На его лице было написано отчаяние и покорность судьбе. Когда мимо проезжало такси, Найсмит остановил его и назвал адрес чужаков. Внешне он был само смирение, но внутри него крылся убийца.

Он постучал в красную дверь, и из-за нее раздался голос:

— Входите, дверь не заперта.

Комната была такой же, какой Найсмит ее помнил. Чуран сидел за столом, глядя на него янтарными глазами из-под полуопущенных век. Лолл стояла, прислонившись к книжной полке справа от него, скрестив руки на груди и куря сигарету. Оба молчали.

Найсмит сделал шаг вперед.

— Я пришел сказать вам, чтобы вы отозвали своих собак.

Улыбка на лице Чурана стала шире. Лолл искоса бросила на Найсмита взгляд и выпустила длинную струю дыма.

Найсмит смерил расстояние до чужаков. На полшага ближе…

— Расскажите мне ваш план… — спокойным голосом начал он, и тут же совершил молниеносный бросок. Одна его рука устремилась к горлу Чурана, а другая протянулась к горлу Лолл. Но каким-то непостижимым образом Найсмит промахнулся. Его руки вцепились в воздух.

Тем не менее чужаки не сдвинулись с места. С дрожью ужаса Найсмит понял, что его руки полностью прошли сквозь их тела.

Чуран засмеялись. Вблизи его лицо было еще более отвратительным. Спустя мгновенье к нему присоединилась Лолл.

Найсмит в замешательстве отступил назад. Два существа посмотрели друг на друга: из их глаз бежали потоком слезы от веселья.

— Хороша попытка, профессор Найсмит, — сказала Лолл. — Но все же недостаточно хороша.

И тут же в одно мгновенье оба чужака исчезли. Потрясенный Найсмит, не веря собственным глазам, собрался с духом и сделал шаг вперед, чтобы разглядеть то место, где они только что были.

На полу между креслом Чурана и книжной полкой лежало маленькое черное устройство, в линзах которого медленно угасал тусклый красный свет. Когда Найсмит нагнулся, чтобы коснуться его, ошеломляющий электрический удар заставил его отдернуть руку.

Комната была пуста. Когда он пятился назад, неизвестно откуда снова раздался нарастающий злобный и насмешливый смех чужаков. Затем совсем рядом голос Лолл прошептал ему на ухо:

— А это в качестве напоминания, профессор…

Он попытался повернуться, но в этот момент что-то ударило его сбоку по голове. Комната погрузилось во мрак.

Без всякого перехода он снова оказался в Городе, парящим в центре огромного слабоосвещенного помещения, украшенного резьбой и орнаментами из слоновой кости. Когда он двигался, слабых шорох его одежды отражался эхом от стен. Эхо зловеще шептало: шшш… шшш.

Он знал, что идет умирать. Он уже попрощался со всеми своими друзьями и членами труппы, вернул все свои пожитки на центральный склад и вычеркнул свое имя из регистра Развлекателей. Собственно говоря, он уже был мертв. Дар-яни больше не существовал. Он был всего лишь безымянным и безликим телом, пустячным воспоминанием, фикцией, медленно плывущей сквозь память Старого Города.

Это был первый раз, когда он очутился здесь с момента постройки Нового Города. Странно было видеть эти некогда знакомые помещения и коридоры безлюдными. Построенный из материальных веществ, старательно обустроенный и украшенный, он был единственным настоящим Городом, пока растущая угроза со стороны зугов не заставила человечество покинуть его и перейти в новые отсеки из устойчивой к зугам энергии. Говорят, что после возведения Барьера все люди вновь вернутся сюда. Но человек, которого звали Дар-яни, не доживет до того, чтобы увидеть это.

Несправедливость? Возможно. Он подумал о зеленокожих, и скривил губы. Это было вполне в их духе — организовать восстание, когда они почувствовали, что их положение стало отчаянным. Но Развлекатели имели свои традиции.