Найсмита заинтересовала инкрустация, и он попытался выяснить можно ли в ней что-нибудь нажать или повернуть, но безрезультатно. Сбитый с толку, он остановился. Спустя мгновенье его пальцы начали ощупывать контуры машины: это было прекрасное изделие, даже просто касаться которого, и то было приятно… но, казалось, оно не имело никакой целевой функции, бесполезное и бессмысленное…

Как тот вопрос: «Что такое» зуг «?»

Сердце Найсмита вдруг ни с того ни с сего опять забилось сильнее. У него было стойкое ощущение, что его осторожно обкладывали со всех сторон, загоняли в ловушку с какой-то неизвестной целью и какие-то незнакомые люди. Он отнял пальцы от машины, а затем со злостью схватил ее снова, давя и крутя изо всех сил в попытке сдвинуть какую-нибудь деталь механизма.

Безрезультатно.

Визифон мигнул и задребезжал.

Найсмит ругнулся и ладонью ударил по выключателю; экран засветился. Это был Веллс. Серо-стальная щетка коротко подстриженных волос, изборожденное глубокими морщинами лицо.

— Найсмит, — резко проговорил он, — я тебе уже звонил… Ты получил мое сообщение?

— Да… я только что пришел… и как раз собирался связаться с вами.

— Извини, Найсмит, но я боюсь, что дело безотлагательное. Приходи в мой частный кабинет.

— Сейчас?

— Пожалуйста.

— Ну ладно, но в чем дело?

— Объясню, когда ты придешь.

Веллс захлопнул рот. Экран стал серым.

Кабинет Веллса для частных приемов представлял собой большую солнечную комнату, сообщающуюся с домом, из которой открывался вид на пляж Санта-Моники и океан. Когда дверь скользнула в сторону, Веллс оторвал глаза от письменного стола. Его коричневое лицо было серьезным и напряженным.

— Найсмит, — проговорил он без всякого вступления, — мне сказали, что ты оскорбил и напугал сегодня некого мистера Чурана. В чем дело?

Найсмит, не останавливаясь, продолжал идти к столу. Затем он уселся в коническое кресло перед Веллсом и положил руки на колени.

— Во-первых, — сказал он, — я не преступник. Так что поубавьте тон. И во-вторых, откуда вы получаете свою информацию и почему так уверены, что она правдива?

Веллс мигнул и подался вперед.

— Значит, ты не врывался к некоему импортеру по фамилии Чуран из Голливуда и не угрожал убить его?

— Я этого категорически не делал. Когда я, предполагается, совершил подобное?

— Около двух часов. И ты не угрожал ему, не ломал ничего у него в офисе?

— До сегодняшнего дня я вообще не слышал ни о каком Чуране, — сердито ответил Найсмит. — Что еще, по его словам, я натворил?

Веллс откинулся назад, сунул в рот трубку и задумчиво на него посмотрел.

— А где ты был в два часа?

— В своих аудиториях, проводил демонстрационный опыт.

— Какой опыт?

— Темпоральная энергия.

Веллс взял большими и хорошо ухоженными пальцами золотую авторучку и сделал пометку.

— В два?

— Именно. С тех пор, как в марте изменилось расписание, мой класс второй смены начинает занятия в два.

— Верно. Теперь я, кажется, и сам вспомнил. — Веллс в нерешительности нахмурился и принялся теребить нижнюю губу. — Странно, что Орвил не знает об этом, хотя, я полагаю, это могло просто вылететь у него из головы… Знаешь, Найсмит, тут может быть серьезное дело. Когда Орвил около двух тридцати позвонил мне, его всего трясло.

Орвил был главой физического факультета и нервным седым мужчиной.

— Ему только что позвонили из полиции… этот Чуран подал жалобу, и естественно, Орвил спихнул все на меня. Ему известно, что я лечу тебя от амнезии. Ну, а теперь, я буду откровенен, Найсмит — если ты обругал и запугивал Чурана, а он заявляет именно так, то нам надо будет выяснить, почему ты это сделал.

Тело Найсмита начало напрягаться от гнева.

— Я уже сказал вам, что в два часа я находился в своих аудиториях. Вы можете это проверить, и если решили не верить мне, то спросите у моих студентов.

Веллс заглянул в записную книжку, нацарапал пару ничего не значащих линий, затем поднял глаза и сказал:

— Ты использовал слово «аудитории». Я так понял, это означает, что ты преподаешь по многоаудиторийному методу.

— Верно. Почти все наши студенческие группы обучаются по этому методу. Вам же известно, насколько переполнен университет.

— Да, да, конечно. Но сейчас я веду вот к чему: в два часа дня ты находился сразу в нескольких местах одновременно.

— В девяти или, скорее, в десяти, — ответил Найсмит. — В восточном крыле научного корпуса стоит девятикратный дубликатор.

— Хорошо. У меня вопрос: Существует ли вероятность того, что сегодня в два часа ты находился в одиннадцати местах?

Какое-то время Найсмит сидел молча, поглощенный обдумыванием.

— Если ответить быстро, то такая идея нелепа. Вы говорите, что офис Чурана находится в Голливуде, а поле дубликатора имеет диапазон действия всего около пятисот футов.

— Но, можешь ли ты сказать, что это абсолютно невозможно?

На широких челюстях Найсмита заиграли желваки.

— Конечно, я не могу заявить подобное. Но по крайней мере на современном этапе это неосуществимо. Вы что, предполагаете, будто я каким-то хитрым образом заставил дубликатор Хиверта спроектировать одно из моих отображений в офис незнакомого человека?

— Я ничего не предполагаю. — Ручка Веллса делала медленные круги в записной книжке. — Но, Найсмит, скажи мне вот что: зачем этот Чуран врет?

— Да не знаю я! — взорвался Найсмит. Его руки сжались в огромные кулаки. — Веллс, происходит что-то такое, чего я не понимаю и что мне не нравится. Сейчас я в полной темноте, но я вам обещаю…

Его прервало дребезжание визифона. Не отрывая взгляда от Найсмита, Веллс протянул руку и коснулся кнопки.

— Да?

Первые же слова заставили его повернуть голову к экрану.

— Веллс! Видишь, что творится! — Это был визгливый голос Орвила, смешно вытянутая в визифоне седая голова которого была видна Найсмит. — Он мертв… сожжен ужасным образом. И Найсмит был последним, с кем его видели. Боже мой, Веллс! Почему ты…

— Найсмит сейчас здесь у меня в кабинете, — оборвал его Веллс.

— Кто мертв? Вы о чем говорите?

— Я же и говорю, Ремсделл! Ремсделл! Боже, посмотри сюда! — Пепельно-серое лицо Орвила исчезло и после некоторой задержки камера наклонилась вниз.