— Может, это и не убийство. Именно поэтому мы и попросили вас приехать с доктором Эвансом. Будем надеяться, что это все-таки несчастный случай. У нас и без того чудовищная статистика. Но окончательные выводы предстоит делать вам и доку Эвансу.

— Откуда такое уважение к нам, Хок? — подозрительно спросил Эванс. — У тебя какие-то сомнения? Что-то не так?

— Дело вот в чем, док. Под этим одеялом лежит кришнаит, — Хок раскрыл свой блокнот: — Мартин Уэггонер, родом из Окичоби. Вон тот кришнаит, приятель покойного, утверждает, что родители Уэггонера и сейчас там живут. Сам Мартин Уэггонер приехал в Майами девять или десять месяцев назад, вступил в общину кришнаитов и жил вместе со своим напарником в новом ашраме на Кроум-авеню в Ист-Эверглейдс. Уже примерно полгода они собирали милостыню в аэропорту. Служба безопасности аэропорта уже пару раз предупреждала их о том, что они чинят неудобства пассажирам. В бумажнике покойного мы обнаружили более двухсот долларов, у второго кришнаита при себе примерно сто пятьдесят долларов. Все эти деньги они собрали за сегодняшний день, начиная с семи утра. — Хок взглянул на часы: — Сейчас только полпервого, а они обычно торчат в аэропорту до восьми вечера, зарабатывая на пару, если верить этому плаксе, пятьсот долларов.

— Ого! — удивленно приподняла белесые брови Виолетта Нюгрен. — Никогда бы не подумала, что за день можно собрать столько милостыни.

— Люди из службы безопасности говорят, что в аэропорту «работают» еще две пары кришнаитов. Мы пока не извещали о случившемся ни общину, ни родителей покойного.

— Вы и нам покамест ничего не сообщили, — буркнул док Эванс.

— У нас проблема со свидетелями, док. Их было человек тридцать — стояли в очереди на посадку, но пока мы сюда ехали, они все улетели в Мексику. Нам удалось тормознуть только двоих, — Хок кивнул на братьев Пиплс, — и то лишь потому, что один из них — тот, который поуродливее, справа, — сорвал с кришнаита-плаксы парик. Служащие аэропорта утверждают, что ничего не видели, поскольку были в запарке. Учитывая, что в этом время шла посадка на рейс в Мериду, служащие аэропорта, скорее всего, говорят правду. Впрочем, я записал имена всех, кто работает в эту смену, так что можно будет поговорить с ними позднее.

— Жалко, что мы упустили даму со сверчком, — огорченно сказал Хендерсон.

— С каким еще сверчком? — удивленно спросила Виолетта Нюгрен.

— Это такая маленькая железяка с пружинкой. Нажимаешь на нее, и она начинает стрекотать. Лучшее средство, чтобы отвязаться от кришнаитов-попрошаек. Стоит им услышать этот стрекот, как они тут же ретируются. Эти стрекоталки продаются в каждом ларьке, в любом киоске. Тут в аэропорту раньше был один кришноненавистник, так он эти стрекоталки бесплатно раздавал. Потом у него то ли стрекоталки кончились, то ли деньги, то ли энтузиазм... Не знаю. Короче, братья Пиплс утверждают, что дама со сверчком была ближе всех к месту инцидента, и не прекращала стрекотать до тех пор, пока кришнаит не затих.

— А что с ним случилось? Как его убили? — спросил док Эванс. — Или вы хотите, чтобы причину смерти назвал я? У меня и без того куча трупов в морге.

— В этом-то и загвоздка, — принялся объяснять Хок. — Я не знаю, можно ли это квалифицировать как убийство. Потерпевший подошел к какому-то парню в кожаной куртке, попросил у него денег, а тот сломал кришнаиту палец, повернулся и был таков. Кришнаит заорал от боли, повалился на пол и минут через пять умер. Люди из службы безопасности перенесли тело сюда, в «Золотой салон», а вон тот черномазый пресс-атташе вызвал полицию. Таким образом, получается, что кришнаит умер от перелома пальца. Что скажете, мисс Нюгрен? Это убийство или нет?

— Никогда не слышала, чтобы кто-то умер от перелома пальца, — призналась Нюгрен.

— Скорее всего, он умер от болевого шока, — сказал док Эванс, — но точную причину смерти я смогу назвать только после осмотра тела... Сколько ему было лет, Хок?

— Если водительские права не врут, то двадцать один год.

— Так я и знал, — сказал док Эванс и сжал губы. — Нынешняя молодежь не умеет переносить боль. Вот мы в свое время... Парень наверняка недоедал, был в паршивой физической форме... Боль оказалась неожиданной, резкой и слишком интенсивной. Это и впрямь чертовски больно, когда тебе заламывают пальцы.

— А то я не знаю, — сказала Виолетта Нюгрен. — Меня брат так все время мучал, когда я была маленькая.

— А уж когда случается перелом в результате таких действий, — продолжил док Эванс, — то боль просто охренительная. Но это всего лишь предположения. Может, в трупе пуля — как я могу сказать без тщательного обследования тела, в чем причина смерти?!

— Пуля — это вряд ли, — сказал Билл Хендерсон. — Вот палец — это да, сломан начисто. Под самый корень. Болтается, как тряпичный.

— Если парню сломали палец случайно, то происшествие можно квалифицировать как нанесение телесных повреждений, — заговорила Виолетта Нюгрен. — Однако если неизвестный в кожаной куртке сломал палец кришнаиту преднамеренно, зная, что тот может умереть от болевого шока, поскольку организм его ослаблен, — тогда речь может идти об убийстве с отягчающими обстоятельствами.

— Ну, это уж слишком, — возразил Хок. — Давайте остановимся на убийстве по неосторожности.

— Все не так просто, — продолжила Нюгрен. — Если вы, допустим, выстрелили в человека и пуля при этом только оцарапала его, но потом в результате осложнений от пустяковой раны человек умер, — то мы пересматриваем дело. Покушение на убийство становится непредумышленным убийством, а иногда и умышленным. Мне придется открыть дело, господа. И мы не сможем его закрыть до тех пор, пока вы не схватите человека в кожаной куртке.

— Это его единственная примета, — сокрушенно проговорил Хок. — Мы даже не знаем, какого цвета куртка. Один из свидетелей говорит, что куртка вроде была коричневая, другому показалось, что куртка серая... Короче, у нас нет ни единого шанса найти его, если только этот парень в куртке не явится с повинной, но это вряд ли. Скорее всего, в эту минуту он уже на пути в Англию, или еще в какую-нибудь страну. — Хок выудил сигарету из мятой пачки «Кулз», зажег ее, сделал одну затяжку и загасил сигарету, ткнув ею в пепельницу. — Труп в вашем распоряжении, док. Мы уже все выгребли из карманов покойного.

Виолетта Нюгрен открыла свою сумочку и выключила диктофон:

— Обязательно расскажу маме об этом происшествии, — сказала она. — Когда я была маленькой, брат все время заламывал мне пальцы, а мама хоть бы раз сделала ему замечание... — Нюгрен нервно рассмеялась: — Теперь я смогу сказать ей, что брат пытался меня убить.

Фредерику Джею Френгеру-младшему, предпочитавшему обращению «Фредди» ласкательное «младшенький», шел двадцать восьмой год, но выглядел он гораздо старше. Жизнь у Фредди задалась трудной, и вокруг его рта легли складки слишком глубокие для человека, которому еще нет тридцати. Глаза у Фредди были темно-синие, а лохматые брови выгорели до белесого цвета. Когда-то Фредди сломали нос, который после перелома сросся крайне неудачно, но некоторые женщины, тем не менее, считали Френгера привлекательным. После долгих часов, проведенных под палящим солнцем в тюремном дворе Сан-Квентина, безупречно чистая кожа Френгера загорела до черноты, а постоянные упражнения со штангой в тюремном спортзале, а также занятия гандболом привели к тому, что плечи, грудь и руки Фредди оказались накачанными до каких-то чудовищных размеров. Брюшной пресс тоже был в полном порядке: Фредди мог, уперев руки в боки, поигрывать мышцами живота, перекатывая их под кожей словно волны. В общем, для человека среднего роста Френгер мог быть сложен и поизящнее.

За вооруженное ограбление Фредди светило от пяти лет до пожизненного заключения, но потом калифорнийские власти скостили ему срок до четырех лет, а через два года отсидки предложили Френгеру досрочно-условное освобождение, но Фредди отказался, предпочтя оттрубить оставшиеся два года в тюряге, чтобы затем выйти на свободу вольной птицей, не обязанной ни перед кем отчитываться. Френгер видел в кабинете у надзирателя свое дело. На палке стоял гриф — «Рецидивист», и Фредди с этим определением был вполне согласен. Он знал, что стоит ему оказаться на воле, как он тут же совершит новое преступление. А если это произойдет во время условного срока, то его мигом упекут обратно за решетку как нарушителя режима досрочно-условного освобождения. И тогда он сначала отсидит за нарушение режима лет восемь-десять, и лишь потом ему впаяют срок за то преступление, которое он совершил, будучи условно освобожденным. Поэтому Фредди решил тянуть срок в Сан-Квентине от звонка до звонка.