— Что вы, что вы, Иляс, — подошел к нему Верещагин. — Не надо никаких удостоверений. Только что этот лейтенант спас Веру Георгиевну от выстрела этого безумца. Вот и увлекся немного, поймите… Это покушение, понимаете вы?

— Да, я это понимаю. Олег Александрович, — обратился Иляс к стоявшему сзади мужчине в голубом костюме. — Помогите юноше встать.

Жерех подошел к Гришке и стал поднимать его, что было очень непросто. На помощь ему поспешили два оторопевших охранника, в отличие от лейтенанта Явных хорошо знавшие советника губернатора Лузгина и не имеющие ни малейшего желания иметь с ним дело.

Гришка был избит настолько, что находился без сознания. Жерех и охранники потащили его к машине.

— Его надо в «Скорую», — пробасил Иляс.

— Его, прежде всего, надо в управление по борьбе с организованной преступностью, — процедила сквозь зубы Вера Георгиевна, с затаенной ненавистью глядя на Иляса.

— Сначала его надо привести в нормальное состояние, — спокойно возразил Иляс. — А то как же он будет давать показания? Олег Александрович, в нашу машину его, и в больницу. Как его фамилия, этого солдата? — спросил он Верещагина, даже не глядя на барахтающегося на земле лейтенанта Явных.

— А я и не знаю… Вот…, — покосился мэр на лейтенанта, выплевывающего с кровью выбитые кулаком советника зубы. — Этот… Он знает.

— Так как же его фамилия, Савелий Авдеевич? — наконец-то задала свой давно мучивший её вопрос Вера Георгиевна.

— Рядовой Клементьев, — прохрипел Явных, глядя куда-то в сторону.

Что-то лютое и одновременно радостное мелькнуло в звериных глазках Иляса, он молниеносно переглянулся с обернувшимся в этот момент Жерехом, а затем бросил ещё более молниеносный взгляд на Веру Георгиевну, которая, естественно, тут же вспомнила фамилию бравого симферопольского мента, вытрясшего из неё столь важные показания. Но взгляд Иляса она не успела поймать, так как в его планы это не входило.

— Пройдемте отсюда, — взял под руку Верещагина Иляс. — Мне не хочется беседовать в такой обстановке.

— Кстати, познакомьтесь, — улыбнулся Верещагин, желая произвести впечатление на дикого советника своими лестными знакомствами со столичной элитой. — Это кинорежиссер Альберт Анатольевич Траян, а это киноактриса Жанна Опрышко. Наши гости из Москвы…

Иляс мрачно поглядел на гостей.

— Здравствуйте, — пробасил он, не подавая руки режиссеру. — Очень приятно. Извините, не слышал про вас…

— Ну, Иляс Джумаевич человек далекий от киноискусства, — процедила Вера Георгиевна. — Он практик, незаменимый практик…

— Я не так уж далек от киноискусства, как вам это кажется, Вера Георгиевна, — возразил Иляс. — Я слышал, например, про Феллини и Антониони, про Тарантино и Спилберга. И смотрел их фильмы, что ещё важнее. А мой любимый актер Чарльз Бронсон. А вот про Траяна и Жанну Опрышко, простите, действительно, не слышал. Впрочем, все это суета сует. Вы скажите лучше, Эдуард Григорьевич, как вы полагаете, чем вызван этот безумный шаг несчастного солдата?

— Но я не знаю, Иляс, честное слово, не знаю. Все произошло так неожиданно… — Они шли по дорожке и Верещагин рассказывал Илясу предысторию появления на их территории солдат из близлежащей части.

— Зато я, кажется, знаю, — вдруг заявил Иляс. — И должен поделиться своей догадкой с вашими гостями и вообще всеми присутствующими. Эй! — крикнул он охранникам, втаскивающим Гришку в илясовский джип. — Идите сюда! И ты, Олег Александрович тоже. На пару минут!

Он попросил всех встать в небольшой кружок, а, когда получилось некое странное сообщество, он заявил:

— Я полагаю, господа, что этот солдат безумец, что он, глядя на всю эту роскошь, на столь высоких, хорошо одетых гостей, просто проявил некий революционный пыл и совершил акт идиотизма и невыдержанности. Разумеется, если бы его акт имел успех, разговор был бы иным. Но… — Он поднял вверх свое крепкий указательный палец, которым мог запросто лишить человека жизни, — к счастью, его акт не удался! И я прошу вас всех об этом инциденте забыть, понимаете? Как будто его и не было! Эй, солдаты! — крикнул он толпившимся сзади одуревшим от увиденного и обрадованных унижением поганого Явных солдатам. — А ну, марш сюда! Ваш товарищ совершил необдуманный поступок, но вы-то не хотите, чтобы его судили, отправили в дисбат, приговорили к длительному сроку заключения, не так ли?

— Конечно нет! — забасили солдаты.

— Так вот, этому не бывать. Потому что ничего не было. Н и ч е г о. А если кто-нибудь про это забудет, то я напомню. Напомню, что н и ч е г о не было. Вообще ничего!

На топтавшегося сзади всех Явных Иляс вообще не обращал ни малейшего внимания. Верещагин покосился на него.

— А лейтенант ввязался в драку и получил травму, — подсказал Иляс. — Бывает у настоящих мужчин. Вообще, лейтенант, ты, я вижу, мужик крутой, и место тебе не здесь. Я похлопочу, чтобы тебя с повышением в звании перевели на другое место службы. Оно будет лестно для тебя! Ты далеко пойдешь! — С этими словам он снова повернулся к гостям.

— Итак, договорились? — улыбнулся он своими желтыми зубами.

— Но, позвольте, — попыталась возразить Вера Георгиевна. — Он ведь хотел убить меня…

— Ну и что с того? Меня, например, десятки раз пытались убить, и что, я должен из-за этого усеять нашу необъятную родину горами трупов? Меня убивали с детства, когда я был несчастным бездомным сиротой, потом детдомовцем, и некому было за меня заступиться. Так я вовсе не рассчитывался со своими обидчиками, некогда, понимаете? Дела надо делать, а не заниматься кровной местью. Кровная месть — это дикое дело, и не вам, высококультурной женщине, водящей знакомство с цветом общества, — он покосился на седую голову примолкнувшего Траяна, — сводить счеты с зачуханным полубезумным солдатом. Так что, вопрос решен, — подвел итог он. — А вообще-то, я приехал сюда для того, чтобы побеседовать с вами, Эдуард Григорьевич. Пусть гости отдыхают, а я на несколько минут похищу вас. Вы не расстраивайтесь, Вера Георгиевна, — успокоил Верещагину Иляс. — То, что вы узнаете от своего мужа в ближайшее время, будет для вас куда серьезнее, чем этот дурацкий инцидент с солдатиком, уверяю вас…

Верещагина побледнела и закусила губу. Она начинала понимать причину визита этого негодяя, которого ненавидела с первой секунды, когда он вместе с Лузгиным появился в их доме. От него за версту веяло уголовщиной. На вопрос, заданный мужу, что это за человек, он лишь шепнул: «Опасен. Очень опасен. Помнишь, Верочка, был такой фильм „Вооружен и очень опасен“. Так вот, тот опасен не был, а этот есть…» И лукаво улыбнулся. Потом крепко взял её за локоть и пролепетал, словно проворковал: «Если бы не такие, как он, наше правое дело просто бы провалилось в тартарары… И мы с тобой не настолько глупы и самонадеянны, чтобы это забывать.» Отпустил руку и запел, маршируя по огромнейшей, шикарно обставленной зале: «Не забывается, не забывается, не забывается такое никогда!!!» После чего он дико расхохотался и убежал плавать в бассейне, куда ему подали его любимое пиво «Амстел».

Вера Георгиевна задумалась. «Он прав, как всегда, за все надо платить. И принимать у себя этих братков, коль скоро именно они помогли Эдику стать мэром города и одним из крупнейших акционеров нефтеперерабатывающего комбината».

Она стоически терпела в своем шикарном особняке и присутствие нелепого неотесанного губернатора Лузгина и его крутых сподвижников.

А теперь? Что он имел в виду? Неужели все идет к концу? Не может быть!

Пока она, оторопевшая от того, что произошло, пыталась взять себя в руки и снова возобновить светскую беседу со столичными знаменитостями, Иляс отвел Верещагина в сторону и без предисловий произнес, глядя ему в глаза сквозь его роговые очки:

— Слушай, Эдуард Григорьевич. Слушай меня очень внимательно. Ты должен немедленно снять свою кандидатуру на выборах мэра города. Понял меня?

Верещагин оторопел. Он раскрыл рот и не знал, как ему реагировать на это. Говорить такие вещи за месяц до выборов, когда всем было известно, что согласно рейтингу за него должны проголосовать не менее шестидесяти процентов жителей города.