Под бравую музыку труб.

Она, безусловно, не слишком умна

(Глупа - это будет точней),

Но тот, от кого обмирает она,

Конечно, не многим умней:

Испорченный светских шутов ученик,

Набитый, как кукла трухой,

Чужими манерами, бредом из книг,

Bon mots и иной чепухой,

Распутник, кутила, беспечный игрок,

Дуэль он устроит шутя,

Подхватит любой новомодный порок,

Чтоб видели: он - не дитя.

И ныне он горд и доволен собой:

Прощайте, блондинки! Война!

Он ринется первым в решающий бой,

И слава ему суждена.

Товарищи вскочат взволнованно с мест,

Обнимет его командир,

И сам Император свой орденский крест

Приколет ему на мундир.

И смотрит блондинка, меняясь в лице,

Как, сам удивляясь себе,

Один жеребец на другом жеребце

Гарцует навстречу судьбе.

Уходит, уходит из города полк,

Свершая свой новый вояж

Туда, куда требует воинский долг,

Точнее - имперская блажь.

Гусары, драгуны - героев не счесть,

И каждый сражаться готов...

Имперская доблесть. Дворянская честь.

Ряды деревянных крестов.

На пошлой, нелепой, ненужной войне,

В бездарном и глупом бою

Красавец корнет на лихом скакуне

Отыщет погибель свою.

Зароют его неопознанный труп

С оторванной правой ногой,

Под гром барабанов, под музыку труб

Домой возвратится другой...

Блондинка немного поплачет в углу

Над горькой судьбой удальца,

Но вечером надо блистать на балу,

А слезы не красят лица.

Еще она будет пленяться не раз

(На день или несколько дней)

Компотом из пошлых затасканных фраз,

Но станет в процессе умней

И после резонных и чинных бесед

Уступит maman наконец:

Чиновник в отставке, помещик-сосед

Ее поведет под венец;

И будет в деревне толстеть и скучать

Блондинка, имея взамен

Супруга, способного не замечать

Ее мимолетных измен;

Без модных идей и без бурных страстей,

Вдали от столичных юнцов

Родит четырех или больше детей

От трех или больше отцов.

Чиновником старшему стать суждено,

Из младшего выйдет корнет...

Но полно! К чему продолжать? Все равно

Конца у истории нет.

Пусть время на тронах меняет зады,

Но суть остается всегда,

И если пришелец с далекой звезды

Когда-нибудь взглянет сюда,

На этих, пятнающих тело Земли

То, факты в уме перебрав,

Склонясь над прицелом, скомандует: "Пли!"

И будет по-своему прав.

1996

Средневековое трио

Инквизитор

Бьет колокол, сзывая мир и клир

Восславить Бога.

Достигнет ли их голос сквозь эфир

Его чертога?

Услышит ли Он этих, что во мгле,

В грязи и прахе

Ему мольбы возносят на земле

В смятенном страхе

Чтоб после, кинув в кружку четвертак,

Как знак издевки,

Пойти из храма прямиком в кабак,

К гулящей девке?

Что их слова? Лишь вызубренный стих,

Твердимый снова,

Когда так мало действует на них

Святое Слово!

Ты, Господи, пошел за них на крест

Они и рады,

Не помня, что еще довольно мест

В геенне ада.

Нет дела им до ангельской трубы

И горней славы,

Слабы Твои неверные рабы,

Слабы, лукавы.

Пастух ушел к небесному Отцу

Что будет с паствой?

И волк уже нацелил на овцу

Оскал клыкастый,

Крадется тихо, и огни зрачков

Еще неярки...

Чтоб уберечь овечек от волков,

Нужны овчарки.

Мы - псы Твои, и страшен наш укус

Волкам порока.

Ты заповедал нам любовь, Исус.

Любовь жестока.

Овца бежит, не видя волчьих глаз

Угроз весомых,

И псам кусать приходится подчас

Своих пасомых.

Спасая погрязающих во зле,

Должны мы грозно

Напоминать об аде на земле,

Т а м - будет поздно.

Мы - псы Твои. Да будет на века

Святая воля.

Но, Господи, Ты знаешь, как тяжка

Такая доля!

Пусть даже я узрю Небесный Град

За смертным часом

Мне не забыть, как пахнет каземат

Горелым мясом,

Как, раскаленные до красноты,

Рвут кожу клещи,

Как поминутно щелкают кнуты

Все хлеще, хлеще...

Как кость хрустит, как кровь течет в пазах,

Стекая с пики...

И ненависть, и ненависть в глазах...

И эти крики...

И хочется нарушить палачам

Их счет ударов,

И я не сплю часами по ночам,

Боясь кошмаров.

Но я и впредь снесу все то, что снес

Во имя долга.

В конце концов, не понапрасну пес

Похож на волка.

Ведьма

Ничего не помню... Все в тумане...

Все закрыто красной пеленой...

Человеколюбцы-христиане,

Что ж вы, люди, сделали со мной?

Жизнь и радость так вам неугодны!

В проповедях ваших - смерть и ад...

Я - в цепях. А сами вы свободны?

Весь ваш мир - ужель не каземат?

Беспощадность ваших приговоров

Не в одних решениях судов

В тяжких сводах каменных соборов,

В душных стенах ваших городов...

На фронтонах скалятся химеры,

На картинах - муки, Страшный Суд...

Только вряд ли эти все примеры

Вас от страха вашего спасут.

Дух свободы в вашем мире лишний,

Вы повсюду сунете свой нос.

"Возлюбите ближнего" - и ближний

Настрочит немедленно донос.

Помню рвущий горло крик: "Не надо!"

А потом - паденье в темноту...

Разве можно ждать от вас пощады?

Даже бог у вас прибит к кресту!

Зачитали с важностью чиновной

Матерьялы дела и статью.

"Признаешь ли ты себя виновной?"

Признаю, убийцы, признаю!

Я виновна в том, что, скинув платье,

Упивалась танцем под луной,

Что угрозы ваши и проклятья

Не имели власти надо мной.

Что, терзаясь помыслом нечистым,

В красоте вы увидали срам

И за это отдали плечистым

Пыточных ремесел мастерам.

Что ж - добились вы, чего хотели!

Не смутят греховные мечты!

В этом изуродованном теле

Не осталось больше красоты.

А еще виновна, что имела

Знания о свойствах разных трав,

И лечить поэтому умела

Лучше, чем соседский костоправ.

Что ж - теперь он может все недуги

Вновь кровопусканием лечить,

Ведь тому, что знала я, в округе

Некому и некого учить.

Что, не все еще? Еще, как видно,

Мало доказательств для огня?

Признаю ли, что лишил бесстыдно