— Что-нибудь не так? — спросил он.
— Я никогда раньше не видела тебя в костюме. Он глянул вниз.
— Это очень старый костюм. И притом единственный.
— И шляпа тоже.
Он снял шляпу и, держа ее в руках, произнес:
— Ради воскресного дня.
— Нет… — запротестовала она. — Не снимай, ты мне в ней нравишься.
— Хорошо. — Он снова надел шляпу. — Для тебя.
Она пристально смотрела на него, и ее взгляд скользнул по его свежевыбритому лицу и затем остановился на его костюме. Пиджак, застегнутый на все пуговицы, казался ему тесноватым, а рукава короткими — наверное, он сильно возмужал с того момента, когда покупали этот костюм. Что же касается Лорны, то ей только нравились его развитые формы и мускулы.
— Я предполагаю, леди не следует говорить, что мужчина выглядит потрясающе.
Йенс не смог сдержать улыбки.
— Нет, я считаю, что я именно такой потрясающий мужчина, если леди говорит такое.
Он перестал улыбаться и добавил:
— Ты выглядишь неотразимо, мисс Лорна. Надеюсь, ты примешь этот комплимент, а также и то, что я всегда восхищаюсь твоими широкими рукавами и разными юбками.
— Правда? — Она взглянула на юбку и одернула рукава. — Это будет мой самый любимый комплимент, несмотря на то, что я всегда цепляюсь рукавами за дверные косяки.
Он ничего не мог сказать ей, только то, что очень хотел поцеловать ее, но прежде всего должен был состояться пикник, а потом вежливый разговор о погоде и о местной рыбалке и как идут дела с яхтой.
— Садитесь, пожалуйста, мисс Лорна, и вы позволите мне сесть рядом с вами?
— Ну, черт возьми, я не поняла.
Она опустилась на колени, наблюдая, как он расслабился во всю длину своего большого тела, приподняв одно колено и опираясь одной рукой на одеяло.
Они посмотрели друг на друга. Потом на воду.
— Нам можно не спрашивать друг друга, какой сегодня чудесный день, правда? — заметил он.
— Нет, конечно.
— Как много рыболовов на озере.
— Да.
— И парусников тоже.
— Мм.
— Приятно иногда покидать свой сарай.
Он нарочно был так чрезмерно вежлив. Их глаза снова встретились, говоря все без слов.
— Мы устроим пикник прямо сейчас? — спросила она.
— Отлично. А что у нас там? Она открыла корзину и начала выкладывать еду на одеяло.
— Холодный цыпленок со специальным грибным соусом, иерусалимские артишоки с беконом и нарезанный ананас.
— Я так совсем испорчусь.
— Я бы тебя очень любила, если бы ты испортился. — Она улыбнулась ему, накладывая еду в тарелку. — Однако этого всего мало, чтобы убить твою любовь к холодной рыбе. Вот почему я люблю наши пикники. Моя еда экзотична, а твоя просто вкусна. Таким образом нам удается узнать чуточку больше друг о друге, правда?
Она передала ему тарелку, а затем наполнила другую для себя. Он с удовольствием наблюдал за ней, следил за каждым движением, каждой особенностью, за нежными пальчиками и длинной шеей, за множеством пуговиц на груди, за волосами, которые развевались из-под шляпки.
— Ты просила миссис Шмитт упаковать корзину? — поинтересовался он.
— Да, ее.
— И что же она сказала?
Она продолжала накладывать себе в тарелку, но голос ее слегка задрожал.
— Ей платят не за то, что она должна что-то говорить. Более того, я не отвечаю миссис Шмитт и тебе тоже. Ты взял лодку у своего друга?
Она направила на него прямой взгляд.
— Да, у него.
— И что же ты сказал ему?
— Правду. Что я встречаюсь с девушкой.
— А ты сказал ему, кто эта девушка?
— Он знает.
— Откуда?
— Он увидел голубую живокость на окне и спросил, откуда она у меня. Я не люблю врать.
Молчание воцарилось между ними, обнажая правду об их чувствах и важности их свиданий.
Помолчав, Йенс продолжал:
— Я хочу, чтобы ты знала, Лорна, что, если это когда-нибудь раскроется и хоть слово дойдет до твоих родителей и они напрямую спросят меня, я скажу всю правду.
Она прямо посмотрела ему в глаза и ответила:
— Я тоже.
Оба держали в руках тарелки с едой. Обменявшись взглядами поверх корзины, они сразу поняли, что лучшего момента для поцелуя больше не будет.
Йенс поставил тарелку на траву. Перегнувшись через корзину, он пересел к Лорне поближе. Затем снял шляпу.
— Какой замечательный пикник, — сказал он. — А я совсем не голоден.
Щеки Лорны покрылись румянцем, а сердце заколотилось, когда Йенс опустился на колени перед ней, его глаза прямо смотрели на нее, а вся поза выражала какой-то призыв. Она сидела прямо на корточках, сомкнув руки. Он взял ее за руки, смяв рукава, и заключил в объятия. Она радостно откликнулась на его порыв, потому что это было именно то, чего они оба больше всего хотели, задолго до того, как наступил этот день, этот час, эта минута. Лежа по ночам в разных постелях, и днем, ожидая, когда кончатся бесконечные часы ожидания, они мечтали именно об этом. И наконец теперь это случилось. Он опустил голову ниже и прильнул к ее губам. Слившись воедино, они нежно прильнули губами друг к другу, радостно приветствуя этот миг. Йенс разъединил на минуту их головы, чувствуя, как трудно отрываться от нее, и ровно, без выражения, но довольно быстро проговорил:
— Пойдем, дальше, не бойся, дай мне уговорить тебя ласками…
Над головами с криками взвивались и тонули в небе чайки. Над тарелками жужжали мухи. Невдалеке послышался тихий свист. Они ничего этого не слышали, прислушиваясь только к стуку собственных сердец, а они им говорили: наконец, наконец…
Земля вздыхала… Или это был только ветер? Лето обнимало их или это были чьи-то прикосновения? Двое счастливых влюбленных ничего этого не замечали, а видели только, как Йенс машинально поднял руки и снял ее шляпку, нашел булавку и убрал ее, и две шляпы легли на траву рядом. Он сжал ее лицо в своих ладонях и чуть приподнял его.
Только летом можно было быть таким нежным и бесконечно безрассудным и наслаждаться любимым лицом — глазами, носом, губами, щеками, плечами.
— Да, — вымолвил он. — Ты само совершенство, как я и запомнил.
Его голова опустилась ниже, а руки крепче обхватили ее. Теперь они лежали, прижавшись всем телом друг к другу, губами к губам.
— Я не могу поверить в это, — произнес он странным изменившимся голосом, хриплым от желания.
— Я тоже не могу поверить.
— А ты правда здесь.
— Я уже думала, что этот день никогда не наступит, а когда он наступил, я думала, что здесь ничего не произойдет.
— Нет… нет.
Она притянула его голову и коротко поцеловала в губы, а потом легкими поцелуями покрыла щеки.
— Как ты мог подумать так? Я всегда приходила к тебе, разве нет?
— Ты же знаешь, что я тоже пришел бы к тебе, если бы мог.
Он схватил ее за обе руки, поцеловал ладошки и прижал их к своей шее.
— Да, я знаю, что это так. — Она просунула руки под его пиджак, почувствовав, какое это счастье ощущать тепло, силу и мускулы такого человека и принадлежать такому мужчине, как он.
— Каждый раз, когда ты приходила ко мне в сарай, я смотрел на тебя, стоящую на пороге, и думал, что это только кажется мне.
— Что?
— Это. — Он сжал еще крепче ее руку.
— Это?
Взглянув в его глаза, она провела пальцами по середине его груди. Сердце так билось, что, казалось, готово выпрыгнуть из ее рук: тун-тун, тун-тун.
— Ах… — выдохнула она, замерев. — Так же, как и мое, после того как я виделась с тобой.
— Правда? — нежно проговорил он, чувствуя нам ее руна гладит его под пиджаком. — Дай мне почувствовать.
Она не ответила, и он осторожно положил свою руку ей на сердце — большую грубую руну лодочного мастера на крошечную лужайку ее блузки. Он считал удары ее сердца, которое, казалось, билось быстрее, чем его собственное. Он видел желание и призыв в ее глазах. И наконец он полностью покрыл своей руной ее полную грудь. Лорна закрыла глаза. Ее пальцы гладили его грудь. Ее дыхание стало прерывистым, а руки задрожали, как в ознобе.