М. смотрел на солнце сквозь растопыренные пальцы и смешно морщился.

— Пора, пожалуй, — сказал он, посерьезнев.

Н. подошел к большой куче саженцев и стал придирчиво выбирать.

— Быстрей, быстрей, — торопил его М. — Можно момент пропустить. Это очень важно — не опоздать. Дерево, оно срок любит.

— Не учи, — пробурчал Н.

«Срок, это конечно важно, — думал он. — Но есть и поважней заботы. Этому с детства учиться надо. Вот, например, какой саженец выбрать? Это ведь целая наука».

Н. вспомнил, как еще босоногим мальчишкой забирался, бывало, на колени к отцу и слушал его бесконечные истории. О том и об этом… И хоть тяжела была у того рука, любил эти поздние беседы маленький Н. и тянулся к отцу.

— Быстрей, момент упустишь.

— Вот этот.

— Хорошо.

— Яма, вроде как, глубоковата, — сказал Н., опустив деревце.

— Нет. Нормально, — возразил ему М.

Он взял в руки пригоршню земли и, с удовольствием растерев ее, высыпал в яму. Деревце вздрогнуло.

— Засыпай.

Н. взял в руки лопату и стал осторожно засыпать яму. Совсем как дома. Будто снова он мальчишка, и отец где-то рядом, и мать обед готовит…

— Аккуратней, прошу тебя. Корни не повреди.

— Не учи.

— Ну, вот и все. Давай водички.

Н. взял ведро и заботливо полил деревце, потом завалился на траву и принялся неотрывно глядеть в небо. Оно чистое и бездонное.

Рядом устроился человек М… Неожиданно он вскакивает.

— Смотри. Цветок.

— Да.

М. наклоняется и с удовольствием вдыхает в себя свежий аромат.

— Дай сюда.

— Не надо срывать. Пусть растет.

— А я люблю цветы. У нас в деревне был цветник.

— Хорошо. Отдохнули — хватит. Пора за работу.

— Полежим еще.

— Нельзя.

М. взял лопату и начал рыть новую яму.

Так уж повелось в этой тюрьме — убил человека — посади дерево.

О. тоскливо смотрел на свои ручные часы. Наконец, когда минутная стрелка подошла к цифре 5, он не выдержал и поднялся.

— Срочный разговор с невестой, — объяснил он начальнику. — Видимо, опоздаю на свидание, а она опозданий не любит. Надо предупредить. А то обидится, а это, сами знаете, хуже атомной войны.

А П. все говорил и говорил. О. подошел к нему и стал знаками показывать — кончай, мол, хватит. Но П. отвернулся, и лицо его перекосила противная гримаса плотского удовольствия.

— Да, да… Я купил… прекрасное мясо. Жду, не дождусь. Приходи скорее. Да. Соскучился. Целую.

О. постучал пальцем по столу. П. повесил трубку. Его трясло от возбуждения.

— Вам меня не понять, ребята, — сказал он. — Одни говорят так, другие этак. Вы никого не слушайте. Решайте сами. Вам меня не понять, это так, честное слово, не понять. И я вас не понимаю. Мы не понимаем друг друга.

О. пробовал набирать номер, но пальцы не слушались. Его тоже трясло — от омерзения.

— Я хорошего мнения о ваших женах, да и вы, я гляжу, не жалуетесь, — продолжал П. — Что ж, каждому свое. Но, честное слово, ребята, мне с мужем повезло больше. Я бы его не променял и на сто ваших жен.

Ребята привычно посмеивались.

— Алло, алло, — кричал в трубку О. — Мне, пожалуйста, Р. Спасибо.

С. вытащил портсигар и протянул П. Они вышли, оживленно переговариваясь.

— Алло, — кричал О. — Это ты, дорогая? Наконец-то. Привет…

Едва рабочий день закончился, Т. спустился в мрачные подвалы Национального Кооперативного Банка. Он оставил портфель и шляпу у швейцара, предъявил охране входной жетон и попал в привилегированный стрелковый клуб «Африканское солнце».

У Т. была мечта — он хотел участвовать в настоящей африканской охоте и подстрелить льва.

— Привет, старина, — привычно крикнул он У., местному служителю. — Как дела?

— Сегодня только вы стреляете. Скачки.

— Прости, старина, я постараюсь освободить тебя пораньше. Ты же знаешь, я стреляю каждый день. Иначе можно очень легко потерять форму. А сейчас терять ее я не имею права. Меня могут послать на африканскую охоту. В этом году я основной кандидат.

— Я все понимаю. Вы не волнуйтесь. Стреляйте спокойно. Желаю вам удачи.

У. выдал Т. личную номерную винтовку, пожалованную ему самим президентом банка за выдающиеся результаты в стрельбе.

А стрелять Т. действительно умел. О его феноменальной меткости ходили легенды, члены клуба восхищались им и в разговорах между собой называли не иначе, как Великим Охотником.

Закончив стрельбу, Т. удовлетворенно погладил приклад винтовки.

— Что ж, неплохо, — сказал он и замурлыкал модную песенку о жирафе, который очень хотел стать львом. — По-моему, все очень просто. Главное в человеке — стремление к осуществлению своей мечты. А что такое мечта? Это то, что делает человека человеком…

Он задумался.

— Да. Вот что. Говоришь, я один сегодня стреляю.

— Да. Один вы сегодня.

— А не махнуть ли нам в ресторан. Сегодня у меня не совсем обычный день, как бы это сказать, ровно пять лет тому назад я впервые переступил порог этого клуба. Юбилей своего рода.

— Знаем, знаем… Скажу вам по секрету, администрация клуба готовит вам подарок.

— Закатимся в ресторан, отметим юбилей.

— Раз такое дело… Почему бы и не сходить.

— Вот и отлично, вот и хорошо. Только надо поторопиться, сейчас так трудно попасть куда-нибудь.

— Можно пойти в «Улыбку нищего». Там у меня есть столик.

— Вот как? — удивился Т.

Они вышли на улицу. Город деятельно готовился к предстоящей ночной жизни: зажигались неоновые вывески баров и ночных клубов, у кинотеатров скопились толпы народа — шел новый боевик, на перекрестках деловито вышагивали серьезные полицейские.

Они подошли к «Улыбке нищего», и швейцар, приветливо улыбнувшись, отдал честь У.

— А вас здесь знают!

— Да… Я бываю здесь иногда.

Их быстро обслужили. Так быстро, что это казалось неправдоподобным. Т. стало как-то не по себе, будто сбылись самые страшные его предчувствия, или его застали подсматривающим в замочную скважину.

«А ведь я его совсем не знаю, — подумал Т. — Служитель и служитель, мало ли таких. А он оказывается не так уж и прост. И зачем я потащил его сюда? Такой всегда неприметный, скромный и услужливый, каждое слово ловит. Может, черный рынок… Вот только этого мне не хватало. Сейчас мне особенно внимательно надо следить за своей репутацией, а здесь такое… Не дай бог, меня увидит кто-нибудь в этакой компании».

Разговор не получался. Но когда первая бутылка коньяка опустела, У. послал за второй. И ее пили молча, изредка светски улыбаясь друг другу и подбадривая жестами.

А потом в голове у Т. зашумело, и он решил сказать им все.

— Я Великий Охотник… Я стреляю без промаха. Я попадаю в цель с закрытыми глазами…

— Он дейтв… действительно охотник, я подтверждаю, — перебил его У.

— Но я до сих пор пока не подстрелил льва. А мне так хочется подстрелить льва. Вот уже пять лет я хочу одного — подстрелить льва. Мне больше ничего не надо, дайте мне льва, поставьте меня нос к носу со львом…

— Все в порядке, — пояснил У. — Ему нельзя выезжать из города. У него нет визы.

— Только ты меня понимаешь.

Они выбрались из ресторана и, обнявшись, пошли по набережной.

— Только бы выпустили в этом году, — повторял Т. — Только бы выпустили.

— Не выпустят, — втолковывал ему У.

— Но почему?

— Я опять написал на тебя донос.

— Так это ты?

— Я. Теперь тебя не выпустят. Меня в управлении уважают.

— Я тебе взятку дал?

— Нет.

— Дам.

— Все равно в этом году не выйдет.

— За каким дьяволом я тогда повел тебя в ресторан?

— Так ведь юбилей.