И вдруг где-то позади Вовка раздалась очередь из шмайссера, в ответ часто застучал советский ППШ. Почти одновременно в стороне, куда ушли вдогонку за немцами ефрейтор с напарником, прогремели два гранатных разрыва и рассыпалось несколько очередей. Гренадеры сразу остановились, схватились за оружие, завертели головами. Тогда пластун, поймав на мушку самого дальнего от себя фашиста, плавно нажал на спусковой крючок и, не прекращая стрельбы, моментально перенес точку прицеливания в грудь следующего. Оба немца повалились на землю, а уцелевший, позабыв о болтавшемся на животе шмайссере, стремглав бросился к вершине горы. Несколькими огромными прыжками казак настиг его, ткнул в спину стволом автомата.

– Хальт!

Немец послушно остановился, без команды задрал вверх руки. Повернул к пластуну искаженное страхом лицо.

– Гитлер капут… плен… плен… – испуганно забормотал он, тараща на казака округлившиеся глаза.

Не отнимая от спины пленного ствола автомата, Вовк внимательно повел глазами по сторонам, прислушался. Вокруг было пустынно, стояла тишина. Пластун сдернул с плеча немца ремень его шмайссера, знаком приказал фашисту повернуться. Тщательно обыскав пленного свободной рукой, Вовк кивком головы указал ему направление движения:

– Форвертс!

Невдалеке от назначенного у валуна пункта сбора идущих встретил появившийся из-за дерева ефрейтор.

– Кто стрельбу поднял? – строго спросил Вовк. – Без малого все дело не испортил…

– У танкистов какая-то неполадка приключилась, – ответил ефрейтор, окидывая пленного хмурым взглядом. – Радист очередь схлопотал… сейчас в беспамятстве мается.

У валуна на охапке свежесломленных веток лежал радист. Старший лейтенант, склонившись над ним, перевязывал ему грудь бинтом. Вовк достал из кармана и протянул старшему лейтенанту свой индивидуальный пакет, опустился рядом на корточки.

– Поганая рана. Врача надобно, – заметил он.

– Сам знаю. Только где его сейчас взять?

– Связь со штабом когда? – поинтересовался пластун, бросая взгляд на стоявшую у головы раненого рацию.

– Через полчаса.

– Доложим о бое и покличем сюда врача. А где Кузьма? – спросил взводный, не видя своего казака.

– В охранении, – ответил старший лейтенант. – Двух из своих фрицев я все-таки скосил, а остальные ушли. Понимаешь, накладка получилась. Он, – кивнул ротный на раненого, – с непривычки на «живой» камень наступил… тот и покатился вниз. Тут весь переполох и начался.

Старший лейтенант закончил перевязку. Плеснул на руки из фляжки водой, вытер их пучком травы. Выпрямился и посмотрел на сжавшегося в комок пленного.

– Допрашивал? – спросил он у Вовка.

– Времени не было. Кстати, ты по-ихнему кумекаешь?

– Есть маленько.

– Ну и добре. А то я за всю войну не больше десятка их слов выучил. И те сейчас не к месту.

Старший лейтенант шагнул к фашисту, положил руку на кобуру пистолета.

– Куда и зачем шли? Сколько вас было? – спросил он по-немецки.

– Я все расскажу… все… – быстро, проглатывая в спешке окончания слов, заговорил пленный.

Используя весь свой небогатый запас немецких слов и выражений, старший лейтенант в конце концов выяснил следующее.

Ефрейтор Шульц, как звали гренадера, и четыре его сослуживца-единомышленника при первом удобном случае дезертировали и спрятались в заброшенной лесной сторожке, надеясь с появлением русских сдаться в плен.

Каково же было их изумление, когда три дня назад это убежище оказалось окруженным эсэсовцами и они очутились во власти людей в черных мундирах. Захвативший беглецов гестаповский щтурмбанфюрер с двумя железными крестами на груди настаивал на их немедленном расстреле как дезертиров, но командовавший эсэсовцами бригаденфюрер [Правильно «бригадефюрер». – Hoaxer ] распорядился по-своему. Поверив рассказу гренадеров о том, что в сторожке они нашли лишь временный приют от разгромивших вчера их взвод партизан, он решил оставить всех пятерых в своем отряде. С тех пор, вплоть до вчерашней ночи, они постоянно находились при бригаденфюрере и ни на шаг не отходившем от него гестаповце с двумя железными крестами. Во время марша несли их чемоданы и два огромных рюкзака с провизией, на привалах и дневках собирали дрова и разводили костер, готовили им пищу и прислуживали во время еды.

Вчера на рассвете эсэсовский отряд разделился на две группы. Большая часть, около пятидесяти человек, ушла куда-то первой, а часа через три выступили в путь остальные. Бригаденфюрер и все гренадеры оказались во второй группе, которая после обеда также разделилась. Два отряда (примерно по десятку человек) двинулись каждый по своему маршруту, а около двадцати эсэсовцев во главе с бригаденфюрером и его телохранителем-гестаповцем остались на месте. Пятерка гренадеров, все время старавшаяся держаться вместе, на сей раз была разбита по обеим ушедшим группам: двое – в одну, трое – в другую. Незадолго до вечера их группа обнаружила на просеке одиночный русский грузовик с солдатами и устроила на него засаду. После этого, опасаясь возможной погони с собаками, они долго шли по дну ручья, а затем от болота двинулись напрямик через горы к перевалу, где был назначен пункт сбора всех групп. Но дойти к перевалу им не удалось…

Лично он, бывший ефрейтор Шульц, в русских солдат на грузовике не стрелял и во время пребывания у эсэсовцев постоянно мечтал о русском плене. Сейчас он несказанно рад, что война для него закончилась уже бесповоротно.

– Зато для нас не закончилась, – произнес Вовк, когда старший лейтенант передал ему содержание полученных от немца сведений. – А потому нехай больше рассказывает не о себе, а о бригаденфюрере и его телохранителе с крестами.

Старший лейтенант довольно усмехнулся.

– Все сделано, пластун. Этот генерал от СС заинтересовал и меня. Ведь ясно, что к союзничкам драпает именно он, а остальные черномундирники – просто мелочь, которая обеспечивает его бегство. Между прочим, Шульц сейчас рассказал, как этот важный СС задумал нас обхитрить и направить по ложному следу. Доставай свою карту…

Пока Вовк вытаскивал из-за отворота черкески карту и раскладывал ее на подходящем выступе валуна, старший лейтенант продолжал: