После Мёллера ван ден Брука возникло неимоверное количество теоретиков Третьего рейха. Попытки трактовки этого понятия исходили преимущественно с самых различных позиций, как отметил современник, «общим у них было только само слово». У Эдгара Юлиуса Юнга в центре имперской идеи находилось покровительство христианства, а сама империя в итоге должна была заняться повторной христианизацией Европы. Здесь проявляется сильное влияние Отмара Шпанна. Последний, несмотря на свое блестящее образование и острый ум, в своих работах демонстрировал очевидную зависимость от идей Мёллера ван ден Брука. На него фактически ссылался Франц фон Папен, когда произносил свою знаменитую «Марбургскую речь». Фридрих Хильшер в своей книге «Рейх», которая не уступала по популярности «Третьему рейху» Мёллера, дал империи еще более сильную религиозную окраску. В этой книге Хильшер предлагал свой план создания империи, который, по правде говоря, больше напоминал хроники средневекового монаха.
1932–1933 годы стали периодом расцвета имперской литературы. В этот небольшой отрезок времени на свет появилось около тридцати фундаментальных работ, посвященных имперской идее (всего же насчитывается не более пятидесяти), фриц Бюхнер в 1932 году выпустил интереснейшую книгу «Что такое империя? Беседы с немцами». В этом произведении он изложил точку зрения пятнадцати наиболее известных публицистов того времени. Сам Фриц Бюхнер видел в набиравшем силу национал-социализме движение, которое создаст долгожданный рейх. Певец «солдатского социализма» Франц Шаувекер, напротив, относился к нацистам весьма скептически. Рудольф Богардт был единственным, кто попытался дать несколько практических рекомендаций, но так и не смог выработать ясной концепции создания новой империи.
Среди военизированных организаций Веймарской республики, пожалуй, наиболее полно воспринял идею Третьего рейха Союз «Оберланд». Его руководство назвало даже собственную газету «Третий рейх». Имперской идеей были околдованы многочисленные молодежные объединения. Третий рейх стал боевым лозунгом революционных национал-социалистов, возглавляемых Отто Штрассером. Отто Штрассер, один из создателей «Черного фронта», был младшим братом убитого во время «ночи длинных ножей» известного деятеля нацистской партии Грегора Штрассера. Отто, который в 20-е годы еще являлся социал-демократом, был не просто вхож в «Июньский клуб», но и был одним из постоянных авторов, печатавшихся на страницах «Совести». Вполне возможно, что именно он, обладающий прирожденным политическим чутьем, принес символ Третьего рейха в национал-социалистическое движение. Третий рейх стал образом всего антидемократического движения в Веймарской республике. Сейчас кажется парадоксальным, что в 1934 году существовала надежда, будто неконтролируемые силы имперского мышления, высвобожденные после узурпации власти нацистами, можно было успокоить следующими словами: «Немецкий народ, самый недемонический народ земного шара, до мессианства могут довести только свои демоны и сама Германия».
Если разграничивать наследие Мёллера ван ден Брука и идеологию нацизма, то надо отметить, что национал-социалистический Третий рейх строился отнюдь не в мысленном восприятии и не в рамках чуждой действительности идеологии. На практике нацистский рейх не имел ничего общего с империей, предложенной Мёллером ван ден Бруком, кроме одного и того же названия. Мёллер, безусловно, собирался избавиться от либерализма и демократии, однако собирался строить империю совершенно по иным законам, нежели это сделали национал-социалисты.
Попробую объяснить, как символ империи мог целенаправленно влиять на людей XX столетия. Казалось бы, в XIX веке немецкая имперская идея была окончательно сформирована. Но 1919 году было поставлено под сомнение все, что возникло в прошлом столетии. Не эти ли окостеневшие установки XIX века подспудно привели Германию к катастрофе 1918 года? В свое время не раз пытались продолжить немецкую историю, где она свернула с рокового пути. Но историю нельзя повернуть вспять. Мёллер прекрасно понимал, что многие его читатели, проклиная ошибки и слабости Второго рейха, видел в Третьем лишь более могущественную реставрацию предыдущей империи. Однако он не был повинен в этом заблуждении. В то время он апеллировал к национализму, давая повод задуматься тем людям, которые ничему не научились у истории (вероятно, они не хотели учиться и даже не были к этому готовы). Но вместе с тем он освобождал те силы, которые в итоге подавили мечту об империи. Национализм и империя не должны были существовать одновременно. Но как Мёллер пришел к подобным противоречивым требованиям? Кажется, есть только один ответ: он был готов смириться с поражением 1918 года. Для реванша он мобилизовал национализм и вместе с тем сам же нанес удар по собственным конструкциям Третьего рейха. Агрессивный национализм оказался несовместим с идеальным имперским федерализмом и консервативным восприятием истории.
В Кольце видели очевидные различия между консерватизмом и «национальным движением», но младоконсерваторы оказались не в состоянии преодолеть их. Например, в одном из номеров «Совести» появилась статья «Консервативное мышление и национальное движение», которая радостно возвещала о победе националистов над старыми консерваторами. В действительности консерватизм в условиях XX века был пригоден к активному и конструктивному сотрудничеству, а вовсе не к политическим спекуляциям. Ведь Мёллер ван ден Брук очень верно подметил в «Немцах», что времени барона Штайна не помогли ни «толстые учебники по национальной политике», ни «сказки о Тайном императоре». Не был ли миф о Третьем рейхе чем-то подобным, бегством от действительности, прятаньем головы в песок? В наши дни мы знаем, какие последствия может иметь призыв к иррациональным силам. Мёллер знал о силе мифов, но думал, что нашел политическое средство обратить историю вспять и скорректировать итоги мировой войны и революции. Если для немецкого стратега Клузевица война была положение политики, то для Мёллера ван ден Брука политика была продолжением войны.
Предвидел ли Мёллер ван ден Брук, что взойдет из тех зерен, которые он заронил в немецкую почву, когда писал Генриху фон Гляйхену такие слова;
«Когда мы говорим этому народу о Третьем рейхе, то должны отдавать ясный отчет, что не существует и малейшей уверенности относительно того, что связано с ним. Мысль о Третьем рейхе — это мировоззрение, которое выше любой действительности. Недаром есть представления, которые уже в своих понятиях ориентируются на словосочетание Третий рейх, равно как и книги, которые получают одноименное название. Все они, странно облаченные, чувствительные, легковесные, совершенно разные, с самого начала идеологически скомпрометировали себя. Немецкий народ всегда был склонен предаваться самообману. Идея о Третьем рейхе может стать самым великим самообманом, который только возможно представить себе. Это станет более чем очевидным, когда его ложно интерпретируют и на этом успокоятся. Это может погубить его».
После сглаживания национальных и государственных противоречий могли возникнуть условия для европейской интеграции, но Мёллер ван ден Брук напрочь отвергал Лигу Наций. После того как Германия была признана виновной в развязывании Первой мировой войны, она могла вступить в Лигу только после испытательного сроки с согласия двух третей членов этой организации. В этих условиях Мёллер не видел в Лиге Наций институт, где можно было бы отстаивать немецкие интересы. Мёллер ван ден Брук рассматривал Лигу лишь как гарант нового миропорядка, против которого он намеревался активно бороться. Он писал о тогдашней Европе: «Мы не думаем о нынешней Европе, которая слишком ничтожна, дабы хоть капельку ценить ее. Мы думаем о вчерашней Европе, и о том, что из нее можно спасти хотя бы для завтрашнего дня». Под «европейским завтра» Мёллер ван ден Брук понимал Европу, чей центр больше не будет находиться на Западе, но переместится в Германию. Он настойчиво требовал появление новой Европы: «Это станет временем для всего мира, когда Европа проникнется сознанием, что есть еще один гигантский факт — белая раса». Упоминание белой расы — это скрытый удар по Франции, «проникнутой неграми». Многие националисты подчеркивали, что Франция не являлась Европой, так как привезла на континент негров. Более того, во время оккупации Рура Франция ввела туда «цветные части». На последней странице «Третьего рейха» мы могли бы прочитать такие слова: «Над Европой сгущается тень Африки!» Вообще, когда Мёллер ван ден Брук требовал континентальной реорганизации, то «новая Европа» была для него идентична Третьему рейху.