— Приятно видеть, что она сосредоточилась на поисках убийцы ее мужа, сказал Рук.

— Добро пожаловать в мой мир. Поверьте, Кимберли никогда не сосредотачивается.

Детектив Жара пыталась прочесть его тон. Это искреннее раздражение или прекрытие?

— Пока мы ждем, я хочу, чтоб вы взглянули на кое-какие снимки.

Жара села на тот же самый обитый стул, что и в свой прошлый визит, и вытащила конверт.

Пакстон сел напротив неё на диван, и она разложила в два ряда снимки 4 X 6 на лакированном красном кофейном столике напротив него.

— Посмотрите внимательно на каждого из этих людей. Скажите, если кто-то покажется знакомым.

Пакстон изучил каждый из 12 снимков.

Ники делала то же что и обычно при фотоопознании, изучала изучающего фото.

Он был методичен, двигался с права на лево, верхний ряд, затем нижний, никаких необычных пауз, всё очень равномерно.

Сама не желая этого, Никки заинтересовалась, был ли он таким же в постели, и еще раз подумала о своей возможной, но несостоявшейся жизни в пригороде с более приятными рутинными занятиями.

Когда Пакстон закончил, он сказал:

— Извините, но я не узнаю никого из этих людей.

Потом он задал вопрос, который все задают, оказавшись с пустыми руками.

— Один из них убийца?

А потом взглянув снова, как все они делают, желая узнать, который из них, будто они могут сказать взглядом.

— Можно я задам очевидный вопрос? — спросил Рук, пока Жара складывала фотографии в конверт.

Как обычно, он не стал ждать разрешения, чтобы начать говорить.

— Если Мэттью Старр был так разорён, почему он не продал что-то из своего имущества? Я смотрю на всю эту антикварную мебель, коллекции искусства…

Одна только люстра могла бы обеспечивать развивающуюся нацию в течении года.

Жара осмотрела итальянскую фарфоровую люстру, французские подсвечники, развешенные от пола и до кафедральных сводов картины, позолоченное зеркало в стиле Луи XV, богато украшенную мебель, и подумала — что ж, иногда Пишущая Обезьянка вытаскивает жемчужину.

— Послушайте, мне неудобно говорить об этом.

Он взглянул Никки через плечо, как будто Кимберли Старр могла войти.

— Это простой вопрос—, сказала детектив.

Она знала, что пожалеет, что поддержала Рука, но добавила, — и хороший.

Вы ведь человек при деньгах, так?

— Если бы всё было так просто.

— Попробуйте объяснить.

— Вы ведь мне говорите, что он был полностью разорен, компания потерпела крах, личные деньги утекают, как нефть из того танкера на Аляске. И в то же время я вижу здесь все это.

Сколько, кстати, это стоит?—

— На это я могу ответить, — сказал Пэкстон.

— П.С.Э. от сорока восьми до шестидесяти миллионов.

— П.С.Э.

На ее вопрос ответил Рук.

— При сегодняшней экономике.

— Даже если распродавать в спешке, сорок восемь миллионов могут решить много проблем.

— Я показал вам все документы, я объяснил финансовую картину, я просмотрел ваши фотографии, разве этого недостаточно?

— Нет, и знаете почему? — упершись руками в колени, она подалась вперед и просверлила его взглядом.

— Потому что вы о чем-то недоговариваете. И вам придется рассказать либо здесь, либо в участке.

Она дала ему время обдумать, и через несколько секунд он сказал — Просто неудобно очернять его в его же собственном доме, когда он только что умер.

Она подождала еще, и он сдался.

— У Мэттью было чудовищное эго.

Без эго вы и не сможете добиться того, чего добился он, но у Мэттью оно просто зашкаливало.

Его нарциссизм сделал коллекцию неприкасаемой.—

— Но он ведь тонул финансово, — сказала она.

— И именно поэтому он игнорировал мой совет — к черту совет, я упорно настаивал — расстаться с коллекцией.

Я хотел, чтобы он продал ее прежде, чем кредиторы опишут имущество, но эта комната была его дворцом. Доказательством для него самого и всего мира, что он все еще король.

Теперь, когда это было сказано, Пэкстон сделался более оживленным и прошелся вдоль стен.

— Вы видели вчера наши оффисы.

Разумеется, Мэттью не мог принимать там клиентов. Так что он приводил их сюда, чтобы вести переговоры сидя на троне в своем маленьком Версале.

Коллекция Старра.

Он любил, когда важные тузы стояли возле одного из этих кресел в стиле Королевы Анны и спрашивали, можно ли в него сесть. Или разглядывали картину, зная сколько за нее заплачено.

А если те не спрашивали о цене, он сам им о ней сообщал.

Иногда я отворачивался, это было так неловко.

— И что со всем этим будет теперь?

— Теперь, конечно, я могу начать распродажу. Нужно платить по долгам, и кроме того Кимберли любит быть обеспеченной.

Думаю она будет более склонна расстаться с несколькими безделушками, чтобы сохранить свой стиль жизни.

— А после выплаты долгов, того что останется будет достаточно, чтобы покрыть отсутствие страховки у мужа?

— О, не думаю, что Кимберли придется проводить телемарофоны по собиранию средств, — ответил Пэкстон.

Никки обдумывала услышанное, бродя по комнате. В ее прошлый визит сюда, это было местом преступления. Сейчас же она была просто поглощена окружавшей ее роскошью.

Хрусталь, гобелены, книжный шкаф в стиле Кента, с резнымы фруктами и цветами…

Она увидела картину, которая ей нравилась, пейзаж с яхтами Рауля Дюфи, и наклонилась чтобы рассмотреть поближе.

Бостонский Музей Изящных Искуств был в десяти минутах хотьбы от ее общежития, когда она училась в Северо-Восточном Университете.

Хотя часы, проведенные там будучи любительницей искусства, и не делали ее экспертом, она узнала некоторые из работ собранных Мэттью Старром.

Они были дорогими, но на ее взгляд, комната была двухэтажным складом случайных вещей.

Импрессионисты висели рядом с полотнами классиков, германские плакаты 30-ых годов терлись бок о бок с итальянскими религиозными триптихами 15-го века.

Она помедлила перед этюдом Джона Сингера Сарджента, одной из ее самых любимых картин — Гвоздика, Лилия, Лилия, Роза.

Хотя это был предварительный набросок маслом, один из многих сделанных Сарджентом перед завершением каждого полотна, она замерла перед знакомыми маленькими девочками, такими восхитительно невинными в своих белых платьицах, зажигающие китайские фонарики в саду в нежном свечении сумерек.

И тут же она удивилась, что этот этюд делает рядом с дорогим, без сомненья, но кричащим полотном маслом и блестками дерзкого Джино Северини.

— У всех виденных мной коллекций была… не знаю, какая-то тема, или общее ощущение, или, что я пытаюсь сказать…

— Вкус? — помог Пэкстон.

Теперь, переступив черту, он мог говорить свободно. И все равно, он понизил голос до шепота и осмотрелся по сторонам, как-будто укрываясь от молний причитающихся за то, что он дурно отзывается о мертвом.

Но дурно отзываться он не перестал.

— Если вы ищите какую-то поэзию или мотив у этой коллекции, вы их не найдете, по причине одного неоспоримого факта. Мэттью был вульгарен. Он не разбирался в исскусстве. Он разбирался в ценах.

Рук подошел к Жаре и сказал — Думаю если поискать можно найти здесь "Собак Играющих в Покер", — что заставило ее рассмеяться.

Даже Пэкстон позволил себе хихикнуть.

Они все замерли, когда входная дверь отворилась и вошла Кимберли Старр.

— Прошу прощения, я опоздала.

Жара и Рук посмотрели на нее с почти не скрываемым недоверием и осуждением.

Ее лицо было припухшим от ботокса или каких-то других косметических инъекций. Краснота и кровоподтеки подчеркивали ненатуральную пухлость губ. На ее лбу и надбровии были розовые выпуклости идущие по следам морщин, которые, казалось, росли на глазах.

Женщина выглядела так, будто упала лицом в осиное гнездо.

— На Лексингтон не работали светофоры. Чертова жара.

— Я оставил документы на столе в кабинете, — сказал Ной Пэкстон.

Он уже держал в руке портфель, а другой рукой открывал дверь.