«...После этого я вроде взялся за учебу. Когда мне пришла путевка, мой инспектор, пожалев меня, отправила в спецучилище другого. Но я не оценил ее добра и продолжал хулиганить и пить».

«Протокол № 113: 13 декабря в 24 часа Березин Василий в пьяном виде учинил скандал с жильцами общежития, разбил стекло, выражался грубой нецензурной бранью и кидался с кулаками на людей. Березин ничего не соображал, на замечания не реагировал».

Объяснительная В. Березина:

«31 декабря я пил водку, купленную мне незнакомым мужчиной на деньги, которые мне дала бабушка на питание. Распивал один через горлышко возле общежития. Стекла не разбивал, с кем-то поскандалил: сами нарывались на меня. Пить начал с 6-го класса понемногу с друзьями».

Как-то ночью я решил пойти в общагу к девчонкам, которые меня пырнули ножом и из-за которых уехала Наташа, чтобы устроить там разборку. Около общаги выпил бормотухи и неожиданно столкнулся с мастером, который тоже был пьяным. Он стал на меня материться и выкручивать мне руки. Потом еще кто-то прибежал. Они стали меня донимать и оскорблять. Ну я, конечно, не выдержал, особенно тогда, когда они стали таскать меня за уши. После этого случая обвинили во всем меня и скоро оформили документы в спецучилище.

Типовая характеристика: «Березин Василий состоит на учете как возвратившийся из спецшколы, но на путь исправления не встал. Совершил серию краж, распивает спиртные напитки, вовлекая своих однокурсников, грубо ведет себя, хулиганит. Бабушка признает свое бессилие и от опеки отказывается. Мать от воспитания сына злостно уклоняется. Проводилась большая работа со стороны инспекции по делам несовершеннолетних и педколлектива училища, но она положительных результатов не дала. Березин Василий нуждается в изоляции от детского коллектива, так как действует на него разлагающе и оказывает дурное влияние. Необходимо дальнейшее обучение в специальном учебном заведении для несовершеннолетних правонарушителей».

«...И вот я уже в третий раз побывал в приемнике. Разные мысли у меня были, когда я ждал путевку в «спецуху». Теперь она придет точно, и никто меня не пожалеет. Я думал о том, какая будет у меня жизнь в спецучилище и сколько там пробуду. Переживал, а сейчас, когда я сижу уже здесь, могу вам сказать, что у меня все хорошо, отношения с пацанами нормальные. Были вообще-то конфликты с теми, кого я ненавижу: с вредными нытиками и подхалимами, которые на карачках ползают перед «старшаками». С ними я мириться не собираюсь. Но у нас все-таки больше хороших ребят, и я их уважаю, они меня тоже.

Учусь на слесаря, время за работой проходит быстро. Когда я выйду — это зависит от меня.

Сижу я в «спецухе» и думаю о прошлом; ведь этого могло и не случиться. Так кто же виноват? На этот вопрос можно ответить однозначно. Конечно же, я сам. Если бы я тогда не связался с «веселыми ребятами», то не был бы в спецшколе и не сидел бы сейчас в спецучилище. Никто же мне в рот водку не наливал, из дома не выгонял и за руку на кражи не тащил. Я делал все это сознательно. Сколько со мной работали, помогали встать на правильный путь, проводили беседы, уговаривали меня! Даже в школе одна из моих учительниц сказала, что умная голова дураку досталась. Но всего этого я понять не мог, а сейчас каюсь. Конечно, поздно раскаиваться, юность проходит, надо было думать раньше. А бабушка, моя бабушка! Сколько я у нее унес здоровья! Сколько она переживала, нервничала на старости лет! Только из-за меня, из-за моих дурацких поступков за два года у нее пробилась седина. Жаль бабушку. Я только сейчас понял, как люблю ее. Она заменила мне родителей.

Есть, конечно, в моей судьбе и вина родителей. В том, что я сбился со своего пути, виновата моя мать. Если бы она, когда мне было два года, не совершила той глупой ошибки, то, может быть, под влиянием отца я бы не стал ни пить, ни курить, ни воровать. Но прежде всего, конечно, виноват я сам, и мне придется самому исправлять ошибки в своей жизни и устраивать ее. Ошибок я совершил много, не задумываясь, хотя и была голова на плечах. Я тогда думал, что это все шуточки, но со мной не шутили. И вот теперь, прожив такую, жизнь, я хочу сказать вам, пацаны: «Не делайте таких глупостей в жизни, как я, прекращайте свои дурные занятия». Ох, если бы мне дали возможность уехать домой, я бы не знал, как благодарить. Дома я устроился бы на работу электриком или автослесарем и посвятил бы всю жизнь этому и даже учил других, а это очень хорошее дело, и работать я люблю. Записался бы в какую-нибудь секцию, читал бы книжки и, думаю, смог бы уберечь себя от поступков, которые я совершал раньше. Но, увы, такой возможности у меня в ближайшее время не предвидится. Спасибо вам, Владимир Александрович, за доброту, за то, что отнеслись ко мне по-человечески, что поверили мне Я навсегда запомню ваши слова: «Чтобы стать подлецом, нужен один шаг в сторону, а чтобы стать человеком, нужно идти по трудной дороге жизни»

Я прочитал то, что написал вам, и почувствовал боль в душе. Я резанул себя сам и сколько буду жить, так и будет эта боль... Ваш воспитанник Василий Березин».

— К тебе там пришли, — предупредил меня дежурный первого этажа.

— Кто? — поинтересовался я

— Откуда я знаю, парень какой-то. И чего они лазят, я бы приемник вообще обходил, — ворчал сержант.

Не дослушав его, я поспешил на второй этаж принимать ночную смену в приемнике. На банкетке сидел высокий, коротко остриженный парень лет 17—18. Увидев меня, он подошел

— Здравствуйте, Владимир Александрович. Не узнаете? Да вы же меня в «спецуху» отвозили. Вспомнили?

— Лицо знакомое, — сказал я, пристально вглядываясь в него — А вот как зовут, не помню. Вас за девять лет столько прошло, разве всех упомнишь!

— Никита я! — напомнил он.

— Подожди-подожди, я тебя, вроде, куда-то на юга отвозил, — вспомнил я.

— Точно! — улыбнулся Никита

— Что, в гости к нам? — спросил я его.

— Да, хотел вас повидать Вспомнил свое детство, — кивнул он головой на воспитанников, которые с интересом прислушивались к нашему разговору.

— Меня в армию забирают. До поезда еще три часа, вот и отпросился к вам.

Уложив пацанов спать, мы сели на банкетку

— Курить-то мне сейчас можно?

Я кивнул.

— Смотрю я на них и себя вспоминаю, — закуривая, начал он, — как я так же сидел, все ждал, может, не отправят в «спецуху». Весь день маешься от безделья, а вечер придет — вздохнешь с облегчением^- еще один день прошел. Потом привык. Человек ко всему привыкает.

Все дни друг на друга похожи были: утром встанешь — моешь полы, от ментов получаешь, потом сидишь весь день у телевизора с перерывом на обед. Где тебя повар отматерит, что есть не захочешь. Хорошо, когда в мастерскую возьмут, за работой время быстрее идет. А вечером опять приседания, отжимания, «подъем-отбой». Это сейчас вспоминать весело, а тогда...

— Но все равно грустные у тебя воспоминания получаются, — заметил я.

— Так все детство в приемнике да по «спецухам». Что вспоминать? — вздохнул он. — Отца-алкофана, мать, постоянно избитую, в синяках, или тех старых пердунов из комиссии, которые меня в «спецуху» отправили?! Дружков, которые сейчас по зонам, или подруг, которые напьются и тянут в постель... Вспоминаю, как воровал, а воровал-то от нужды; угонял от безделья, а водку пил, чтобы заглушить свою тоску. Я же никому не был нужен, одно слово — воспитанник... Кругом воспитатели, в школе орут, в ментовке пугают, всякая там общественность от скуки ради совестит, а воспитания-то нет и не было. Спихнули в «спецуху» и отвязались. В «спецухе» жил сам по себе, главное было — до выпуска дотянуть, не «тормознуться». Да и в «спецухе» мы тоже воспитанники такого-то отряда, а у кого что на душе — всем по фиг.

Воспитателям нашим было важно, чтобы мы не дергались, не выступали и чтобы в побег не ломанулись. Пашешь на благо профтеха, и тебе к выпуску наскребут, чтобы хоть шмотье купить, чтобы домой не стыдно было ехать. А как ты живешь, воспитанник «спецухи», никого не волнует: толпой в столовую, строем в кино, отрядом на учебу, отделением на отдых. Вот пацаны и придумали свои законы, чтобы нескучно было: слабак — значит «чуха», сломался — «мареха». Доказывай, кто ты — вор, бугор, пацан, и кем жить будешь. Сколько пацанов прошло через это! Некоторые не выдержали. Кто потом в психушку попал, кто был постоянно в бегах, лишь бы не вернули, лишь бы снова не нарваться на кулаки мастаков и беспредел пацанов. Был такой, что не выдержал и головой вниз с четвертого... Короче, были мы никто за высоким забором вдали от дома. От родоков лишь письма и свиданки. Высокий забор, а за ним жизнь в джунглях.