Возвращаясь из года смерти товарища Сталина в год смерти Екатерины Семеновны Сванидзе, следует отметить, что после посещений и выступлений на разных социал-демократических заграничных сборищах статус товарища Кобы существенно повысился, в том числе, вероятно, и в охранительных заведениях. Товарищ Коба стал одной из весьма заметных фигур в местной социал-демократической шайке, что привлекло к нему внимание на самом высоком уровне местной же (кавказской) охранительной иерархии, и не исключено, что кое-кто из высших чинов охранительных «органов», постоянно конкурировавших друг с другом, стал искать подходы к новому авторитету в среде подпольной партийной братвы.

Сам товарищ Коба, зная, что его репутация за границей в комитете высока, стал менее осторожен в своих добровольных и вынужденных контактах со спецслужбами, так как полагал, что в какой-нибудь Цюрих, где он мысленно пребывал в обществе главных большевиков, порочащие его слухи не дойдут, а если и дойдут, то никто этим слухам не поверит, поскольку он уже в самых верхах «движения» лично известен. Наступила новая пора в его существовании, и о его дальнейших похождениях будет рассказано в следующей главе.

Эту главу мы начнем с середины — с письма всемирно известного полковника А.М. Еремина. Таинственные слухи о существовании полицейского документа, подтверждающего сотрудничество Сталина с охранкой, появилось в 30-х годах, но текст, считавшийся оригиналом этого документа, был передан американской прессе графиней А.Л. Толстой в середине 50-х, после смерти Сталина. Текст приводится ниже, по факсимильной публикации:

Если этот документ — зарубежная фальшивка, то готовил ее человек, хорошо осведомленный о дореволюционной деятельности товарища Кобы. В качестве начальной даты полицейского служения Джугашвили Еремин указывает 1906 год, когда во время мартовского ареста наш торопившийся в Стокгольм на съезд революционер, чтобы отвязаться от охранки и выйти на свободу, выдал подпольную Авлабарскую типографию. Видимо, он действовал по известному принципу доброго короля Франции и Наварры Генриха IV: «Париж стоит мессы». В данном случае: Стокгольм стоит Авлабарской типографии, потому что организовать при необходимости какой-нибудь десяток подпольных типографий для товарища Кобы было всё равно что семечки щелкать. Затем Еремин поминает сомнительные подвиги товарища Кобы в бакинский период его деятельности, которому посвящена эта глава.

Важное значение имеет фраза в письме, что «работа Сталина отличалась точностью, но была отрывочная». Эта информация говорит о том, что полицейская работа товарища Кобы была осведомительской, но не агентурной, т. е. что он не получал, как его друг Малиновский, постоянный «оклад жалования», превышавший заработок высоких чинов Департамента полиции, а использовал охранку, в основном, для внутрипартийного регулирования путем устранения с ее помощью, хотя бы на время, «ненужных» или «вредных» для него большевистских соратников со своего пути.

В заключительной части письма содержится предупреждение коллеге, что больше рассчитывать на товарища Кобу нельзя, поскольку начальник енисейской охранки, не зная подоплеки событий, мог на основании слухов, неизбежно циркулировавших в охранительной среде, иметь на поступившего к нему «революционера» свои профессиональные виды. В общем письмо Еремина идеально и по своей внутренней логике, и в части содержащейся в нем информации.

Когда наш дорогой Никита Сергеевич узнал о публикации письма Еремина в журнале «Лайф», он стал опасаться, что, — как говорил Ягода на процессе «антисоветского правотроцкистского блока», где он уже был в качестве обвиняемого, — «так мы очень далеко зайдем» в разоблачении гнусных привычек и качеств товарища Сталина. Что же это, сказал он, так может оказаться, что первой коммунистической державой тридцать лет правил полицейский шпик! И наш веселый оттепелившийся Председатель поручил своему любимцу Серову(чекисту сталинской формации — из числа тех, у кого Карл Маркс в одну допросную ночь признался бы в чем угодно), возглавлявшему тогда КГБ, дать заключение по письму Еремина. Рапорт товарища Серова приводится ниже по его факсимильной публикации:

Герб СССР. Штамп: «Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР.

4 июня 1956 г. № 1406-С. гор. Москва.

Особая папка.

Сов. секретно.

Подписи ознакомившихся с документом Булганина, Ворошилова, Кагановича, Маленкова, Молотова и еще каких-то «деятелей».

«Секретарю ЦК КПСС

товарищу Хрущеву Н.С.

По сообщениям ТАСС от 20 апреля и 20 мая с. г. в американском журнале «Лайф» был помещен фотоснимок находящегося в распоряжении редакции подлинника документа «Особого отдела департамента полиции» царской России о И.В. Сталине о том, что он является агентом жандармского управления.

При этом в журнале ”Лайф“ изложено содержание письма от 12 июля 1913 года № 2988 за подписью заведующего Особым отделом департамента полиции ЕРЕМИНА в адрес начальника Енисейского охранного отделения А.Ф. ЖЕЛЕЗНЯКОВА.

Комитетом госбезопасности проведена проверка этого сообщения и установлено следующее:

ЕРЕМИН с 1910 года по июнь 1913 года действительно служил заведующим Особого отдела департамента полиции, а затем был переведен на службу в Финляндию. Таким образом, дата в приведенном документе из журнала ”Лайф“ не совпадает на месяц.

Проверен также журнал исходящей корреспонденции Особого отдела департамента полиции за 12 июня 1913 года, по которому документ за № 2988 не отправлялся. Все номера исходящей корреспонденции за июнь месяц 1913 года не четырхзначные, а пяти- и шестизначные.

Документ за подписью ЕРЕМИНА адресован начальнику Енисейского охранного отделения Алексею Федоровичу ЖЕЛЕЗНЯКОВУ.

Проверкой архива в Красноярске установлено, что в списке общего состава чиновников отдельного корпуса жандармов за 1913 год действительно значится ротмистр ЖЕЛЕЗНЯКОВ, но не Алексей, а Владимир Федорович. Причем его должность была не начальник Енисейского охранного отделения, а прикомандированный к Енисейскому жандармскому управлению без штатной должности.

Других документов по этому вопросу не обнаружено.

При проверке архивных документов Красноярского управления попутно найдены следующие документы:

Заявление И. В. Сталина губернатору с просьбой разрешить остаться до окончания срока ссылки (до 9 июня 1917 г.) в гор. Ачинске. Просьба Сталина к приставу Туруханского края о выдаче пособия. Письмо Сталина члену Государственной Думы Р.В. Малиновскому. Рапорт Туруханского пристава от 20 декабря 1916 года о том, что Иосиф Джугашвили отправлен в распоряжение Красноярского уездного воинского начальника, как подлежащий призыву на военную службу, и другие документы, копии которых прилагаются.