- Входите, - чуть отстранилась она, пропуская меня в узенькую щель между косяком и своим монолитным бюстом. - Говорите, в чем дело.

- Дело не из простых, - нагло проходя в комнату, заявил я озабоченным тоном. - Я, видите ли, только сейчас был возле ваших гаражей, где хотел приобрести соседний с вами бокс, но сегодня ночью его взломали и исковеркали стоящую там машину. В общем, хозяйка решила с продажей повременить, а мне край как нужен гараж именно в том месте. Я поговорил, посоветовался с тамошними обитателями, и они мне порекомендовали обратиться к вам.

- С какой это стати? - немного опешила Татьяна. - Я гаражами не торгую.

- Да, конечно, наверное, я неправильно выразился. Дело в том, что, по их сведениям, у вас на одну машину приходится два бокса. Вот я и подумал, а не уступите ли вы мне один из них? Разумеется, за приличную цену.

- Я даже не знаю... Все это так неожиданно... Вы садитесь... Нужно подумать... Я приготовлю вам кофе или вы предпочитаете чай?

- Все равно, а лучше ничего, я ведь не чаи гонять пришел. Гараж мне нужен, а с Шавриной сделка сорвалась. Вы ее знаете?

- Да, она недавно купила соседний гараж вместе с машиной. Я слышала, что у нее несчастье с сыном. Будто бы он куда-то пропал. Наверное, поэтому она и продает.

- Да, об этом мне рассказали все те же мужики. И вообще, они не советуют брать ее гараж, говорят, что над ним висит какое-то проклятье. Один хозяин угорел, другой похищен. Что и говорить, незавидное приобретение.

- Незавидное, - чуть нахмурившись, подтвердила она. - А что еще говорят мужики?

- Да всякое. Собака лает, ветер носит. Не принимайте близко к сердцу.

- И все-таки я бы хотела знать, о чем судачат эти бабы в брюках.

- Как хотите. Они говорят, что вы имели тайные амуры с первым владельцем гаража, Жорой Костромским. И будто бы вас в самый неподходящий момент накрыл Евгений Львович. Он настолько разозлился на Костромского, что даже отравил его выхлопными газами. А вы, в свою очередь, мстя за любовника, отравили мужа. Вы, дескать, напоили его допьяна и открыли все газовые конфорки. Так болтают между собой.

- Господи, уже год прошел, а они все уняться не могут. Да не было у меня возможности его отравить чисто физически, ведь я в это время была у мамы за две тысячи километров отсюда. Это может подтвердить и она, и моя дочь, да и следствие свое слово давно сказало.

- Вот и они говорят, что вы не сами его отравили, а подговорили сообщника. Пока вы там отдыхали, он все тут провернул, комар носа не подточит. Так как же мы решим насчет гаража? Продадите?

- Да подождите вы, - не на шутку завелась Губковская. - Честное слово, я бы сама с удовольствием его отравила, настолько он стал мне противен, но только, клянусь вам, этого я не делала. Уже потом, когда все кончилось, я обнаружила в доме две странные вещи, но в милицию уже не пошла, настолько мне все опротивело, что одна мысль о новых расспросах внушала мне страх и омерзение.

- И что ж вы такое нашли? - ненавязчиво, как бы между прочим поинтересовался я.

- Какие-то непонятные ключи и следы губной помады на пиджаке Евгения. На помаду сыщики не обратили никакого внимания, потому что она полностью соответствовала той, что стояла у меня на трюмо. Только они не знали того, что я ею никогда не пользовалась. Мне ее подарили на работе, а она мне не понравилась. Она темно-коричневая, а такой цвет мне не идет, потому-то я ни разу к ней не притронулась.

Это я потом уже сообразила, когда рассматривала ключи, невесть откуда появившиеся в доме. Они висели на самом видном месте, рядом с ключами от гаражей, квартиры, погреба и дачи. Наверное, поэтому милиция не придала им значения. Теперь-то вы понимаете, что если и был сообщник, то женского пола.

- Понимаю. Кто и как первым обнаружил вашего мужа мертвым?

- Что за вопросы? Вы что, из милиции?

- А до вас это только сейчас дошло?

- Господи, какая же я дура! - беспомощно, по-детски всплеснула она руками. - Ну конечно же... Нет... Если вы из милиции, то зачем спрашиваете?

- Затем, что я хочу все услышать от вас.

- Но я и сама ничего не знала, только потом мне рассказали соседки. Утром они учуяли запах газа и вызвали 04. Приехали ремонтники и сразу же решили ломать дверь. Евгений полулежал на кухонном диванчике, он был мертв. Говорят, что вид его был страшный, и поэтому хоронили его в закрытом гробу.

- Надо думать. Где ключи и губная помада?

- Где-то в трюмо валяются, могу их вам отдать, но с условием, что вы не будете меня дергать, - роясь в верхнем ящике, поставила она ультиматум. - Вы согласны?

- Согласен, - забирая у нее связку из трех ключей, поспешно ответил я.

Глава 11

В шестнадцать часов сорок пять минут я остановился у двери Екатерины Георгиевны Костромской, чтобы отдышаться, собраться с мыслями и решиться на весьма рискованный шаг. Если мои подозрения не подтвердятся, да вдобавок ко всему прочему меня застанут с поличным, то гнев этой серьезной дамы будет таков, что я буду иметь нездоровый цвет лица и смешную походку. Трижды перекрестившись, я напрягся и воткнул ключ в верхнюю скважину. Слава богу, он вошел без стона и скрипа.

"Все-таки чертовски умный ты парень, Гончаров! Просто зависть берет!" подумал я, по очереди открывая все три замка. Это ж надо! Все просчитать, все предусмотреть и сделать один правильный ход из множества неправильных. Ну вот мы и дома. Надо хорошенько осмотреться и не торопясь ознакомиться с личной жизнью госпожи Костромской. Наверняка у нее есть что прятать от чужих случайных глаз.

Да, живет раба народа совсем нехило. Квартирка что дворец, сам Николай Второй от такой бы не отказался. С чего начнем, если полем нашей деятельности являются прихожая, три комнаты, кухня и раздельный санузел? Вот с него мы и начнем, а конкретней - с сортира.

Тщательный осмотр, проведенный в интимных комнатах, ничего не дал. Такой же отрицательный результат поджидал меня в передней и на кухне. В большой комнате единственно полезную вещь я обнаружил в баре. Здоровенная бутылка водки, закрученная в рог, невольно приковала мое внимание, и мне во что бы то ни стало захотелось попробовать, чем себя травят сильные мира сего. Отпробовал не меньше ста пятидесяти граммов, прежде чем пришел к заключению, что гадость - она и останется гадостью, в какую бутылку ты ее ни наливай.

Далее мой путь лежал в спаленку. Здесь особое внимание я уделил туалетному столику. Я перевернул все ящички, перенюхал все баночки, перебрал коробочки и шкатулки, пока, наконец, не нашел то, ради чего сюда и пришел. Полупустая гильза с остатками коричневой губной помады лежала вперемешку со всяким мелким барахлом на самом дне чайной коробки. Вызволив ее пинцетом, я сравнил ее с помадой, конфискованной у Губковской, и от удовлетворения даже заурчал. Они походили друг на друга как две капли воды. Со всеми предосторожностями упаковав ее в пачку от сигарет, я уже подумывал, как половчее смыться. В третью комнату, кабинет мадам Костромской, я заглянул чисто символически. Однако тайны письменного стола, даже женского, никогда не оставляли меня равнодушным. Среди бланков, писем, печатей и прочего бумажного хлама я обнаружил нечто такое, что никак не вписывалось во всю эту канцелярскую ерунду. Малогабаритная магнитофонная кассета была упакована в прозрачный футляр и на первый взгляд казалась чистой, но, приглядевшись внимательней, я заметил на ее наклейке три крохотные точки. Весьма заинтригованный ими, я без размышлений отыскал диктофон и вставил кассету. После непродолжительной шипящей паузы я услышал магнитофонную запись годовой давности.

" - Ты один? - вкрадчиво и настороженно спросил знакомый женский голос.

- Один, один. Проходи, не бойся, - проворковал жирный мужской баритон, совершенно мне незнакомый. - Раздевайся, я же тебе говорил, что ее не будет дней десять. Обувай ее тапочки, и пойдем в комнату. Я к твоему приходу кое-что приготовил.