А кони с лохматыми гривами скакали по степи. Ослепительно сияло солнце. От нестерпимого жара Лёка закрылся рукой. Безбрежная степь пылала красными конями. Они двигались плотной массой.

Потом от табуна отделился огромный красавец — рыжий жеребец. Он быстро приближался к сталевару, а тот лежал среди сизой полынной травы, закрывшись кепкой от солнца. Лёка ясно видел его беспечно вытянутые ноги в серых круглоносых ботинках.

— Кони! Кони! — закричал Лёка.

Сталевар будто услышал, чуть приподнялся. Жеребец был почти рядом. Сталевар вскочил, и жеребец, раздув ноздри, с прерывистым коротким дыханием замер, подняв передние ноги. В ту же секунду сталевар каким-то звериным прыжком взлетел над землёй и вскочил на спину коня. А тот взвился на дыбки. Потом стал вскидывать задние ноги, стараясь сбросить сталевара. Конь то скакал галопом, то резко останавливался. Но кряжистый и ловкий седок держался, точно влитый в конскую спину. Сталевар оглянулся, и Лёка увидел его горячее лицо и весёлые глаза.

Конь уж не дыбился, а стелился намётом, увлекая за собой весь табун. Небо над степью закипело рыжими гривами. Лошади бешено мчались, оставляя за собой серый кружащийся пепел. От грохота тысяч и тысяч копыт солнце раскачивалось, казалось, готово было рухнуть всей пылающей массой на землю. Но сталевар начал успокаивать жеребца, повернул его. А вслед за ним и весь табун полился красной рекой. И река эта становилась спокойнее.

Сталевар гладил потемневшую от пота шею разгорячённого скакуна, переводя его на шаг. Лошади двигались всё спокойнее. Некоторые вытягивали шею, нагибались, щипали траву. Вдруг из-под копыт жеребца брызнули вверх искорки. Закружились радужным вихрем. Конь фыркнул, закинул кверху голову, сильно хлестнул хвостом. Искорки собрались вместе — и над рыжим жеребцом, над огненным табуном затрепетали, запорхали четыре розовых бабочки.

— Ага! Сейчас поймаю! — услышал Лёка голос Тонтоныча.

Лёка оглянулся. Тонтоныч поднял сачок и махнул им над ручьём стали, что мощно и радужно стекал по жёлобу в ковш.

— Ох! — ахнул Тонтоныч и выпустил палку. Взметнулись искры.

— Чичи-ричи! Не по-по-поймал! Ква-чи-чи! Ква-чи-чи! — стеклянными колокольчиками звенели голосишки.

Искры вспыхнули и исчезли.

В руках у Тонтоныча ничего не было. Моргая, Тонтоныч смотрел на свои пустые руки.

— Сачок-то где! А? Или это тоже сон? — растерянно спрашивал Тонтоныч.

— Нет, — покачал головой сталевар. — Это уж не сон. Ох, дедушка! Где вздумал бабочек ловить!

— Да не бабочек, а лягушат. Они могут и бабочками, и огоньками стать — ведь они из сна.

— Хоть и лягушат… У этой стальной речки больше полутора тысяч градусов температура. От твоего сачка только пар. Фьють — и нету. Сталевар посмотрел на огорчённого Тонтоныча и расхохотался, даже светлые брови его весело запрыгали.

Тонтоныч не выдержал, тоже улыбнулся:

— Выходит, я маху дал.

— Выходит, что так. Да и со мной удивительное — вроде как задремал: гляжу на металл, а вижу — кони, кони скачут. А ведь я мальчишкой при лошадях рос, на скачках призы брал. Сладкое для меня было дело: как говорится, ветер в руки и гони, гони по степи… Ну, желаю вам удачи — сон найти.

Сталевар снял рукавицы, стал прощаться. Потом глянул вниз: стальная река всё так же стремительно низвергалась в ковш. А там под ударом сияющего потока вскидывались вверх стальные стебли, распускались зажжённые жаром цветы и, не удержавшись, тут же рассыпались искрами.

Сталевар взял лопату и что-то высыпал в ковш. Сразу над ковшом поднялись густые, чёрные клубы дыма.

— Пошли! Пошли скорее, — заторопил Тонтоныч. — Сон уж далеко отсюда улетел…

Стрелки часов на городской башне упрямо двигаются. Бом! — пробили часы. И ещё раз — бом!

Наступил глухой час ночи. Снова из-за туч выплыла луна.

Две тени скользили по улице: одна большая, другая маленькая.

— Тонтоныч! — прошептал Лёка. — А может, девочка Кланя заснула?

— С чего?

— Ну, может быть, лягушата сами прилетели к ней.

— Навряд! — буркнул Тонтоныч. — Это озорной сон. Лягушат изловить надо.

Лёке очень хотелось увидеть девочку, чей сон они ищут.

— Давай повернём, Тонтоныч. А вдруг? Давай проверим.

Большая тень молча развернулась, а вслед за ней маленькая. Все дома были тёмными. Лишь в одном Лёка увидел жёлтое освещённое окно.

Тонтоныч, а за ним Лёка подлетели к самому окну.

В комнате горела лампа под жёлтым абажуром. На кровати сидела девочка. Длинные светлые волосы её не были заплетены в косички, а падали на плечи тягуче, как мёд. Лёка так подумал. Ветер из окна шевельнул волосы, девочка тонкой рукой отбросила прядку, повернула голову — Лёка увидел бледное лицо с чёрными короткими бровями. Девочка не глядела в окно. Тонтоныч и Лёка могли спокойно наблюдать. Девочка взяла с подушки голубого зайца. Да, заяц был сделан из голубого лоскута. А глаза из красных пуговиц.

— Спи, зайка! Спи! — укачивала зайца девочка. — Доктор сказал: надо спать. И я тоже засну. Только мне не спится… — Она тихонько запела:

Что же ты не закрываешь глазки? — говорила девочка и покачивала зайку.

Заяц молчал. Слова девочки повисли в тишине грустной капелькой. А девочка говорила очень красиво — так показалось Лёке, — она как-то особенно растягивала слова: со-олнышко… гла-азки…

— Эх, невесело сидит, — вздохнул Тонтоныч, — мается без сна.

— Тонтоныч, — прошептал Лёка. — Скорее летим! Надо найти сон. Обязательно найти.

— А что я говорил! — гаркнул Тонтоныч.

Кланя обернулась. Но две тени уже метнулись от освещённого окна, заскользили над улицей.

— Говорил я — пустое дело, — ворчал Тонтоныч. — Время только упустили.

Они мчались теперь быстрее. Луна металась в облаках. Под ними проносились высокие дома, потом поменьше и совсем маленькие. Впереди заблестела река, а за ней показался чёрный лес.

— Тонтоныч! — крикнул Лёка. — А как ты знаешь, куда лететь?

— Чувствую. Как компасом меня наводит, будто стрелка какая.

От быстрого полёта волосы на голове Лёки спутались, ветер бил в лицо. Неожиданно за лесом вспыхнули огоньки.

Тонтоныч и Лёка опустились на поле рядом с огромным самолётом. Да, среди огней на тёмно-зелёном поле стоял белый самолёт.

«Дверь у самолёта закрыта, — подумал Лёка. — Как же мы туда попадём?»

В этот момент к самолёту подъехал трап — это такая лестница, на борту её написано: «Аэрофлот». К трапу шёл высокий лётчик в синей пилотской форме.

«Он не станет нас слушать, — думал Лёка. — И не пустит на самолёт без билетов».

Тонтоныч сел на землю и стал поспешно что-то писать, положив на колени свою сумку.

Лётчик не заметил ни Тонтоныча, ни Лёки. Тонтоныч вскочил и, подхватив сумку, побежал к лётчику.

— Телеграмма! — закричал Тонтоныч. — Срочная телеграмма!

Лётчик остановился. Взял синий листок, что протягивал Тонтоныч.

Лёка смотрел, как лётчик читал телеграмму. У лётчика было узкое, загорелое лицо с кустистыми бровями. Лётчик нахмурился.

— Ничего не понимаю. Тут написано: «Опасайтесь сна. Тонтоныч». Какого сна? Кто такой Тонтоныч?

Лёка выбежал вперёд:

— Дяденька лётчик, Тонтоныч — вот он. Он потерял сон девочки Клани.

Лётчик удивлённо повернулся:

— А ты кто такой? Как тебя зовут?

— Лёка.

— А девочка Кланя кем тебе приходится?