Растительность напоминала мне ту, которая покрывает луга красных марсиан на больших водных путях, но деревья и птицы не были похожи на те, что я когда-либо видел на Марсе, а сквозь дальние деревья мне открывался самый немарсианский вид – я видел море, голубые воды которого блестели в лучах солнца.
Однако, приподнявшись, я снова испытал то же смешное чувство, как и при моей первой попытке ходьбы по Марсу. Меньшая сила притяжения и разреженная атмосфера оказывали так мало сопротивления моим земным мускулам, что я при своей попытке подняться был подброшен вверх на несколько футов, а затем упал лицом вниз на блестящую мягкую траву этого странного мира.
Эта неудачная попытка меня несколько успокоила. Я мог, все же, находиться в какой-то неизвестной мне части Марса. Это было очень возможно, потому что в течение моего десятилетнего пребывания на Барсуме я исследовал сравнительно малую часть его огромной поверхности.
Я встал, посмеявшись над своей забывчивостью, и вскоре сумел снова приспособить свои мускулы к измененным условиям.
Медленно ступая по пологому склону к морю, я не мог не заметить, что роща, окружавшая меня, производила впечатление парка. Трава была коротко подстрижена, и лужайка имела вид ровного ковра, как лужайки в Англии; за деревьями, по-видимому, тоже был тщательный уход. Они все были подрезаны и имели одинаковую высоту.
Все эти признаки тщательного и систематического культивирования убеждали меня, что в это мое второе пришествие на Марс мне повезло, и что я попал во владения культурных людей, у которых найду защиту и то обращение, на которое я имел право рассчитывать в качестве члена семьи Тардоса Морса.
Чем дальше я продвигался к морю, тем больше восхищался деревьями. Их огромные стволы, достигавшие иногда ста футов в диаметре, свидетельствовали об их необыкновенной высоте. Я мог только догадываться о ней, потому что мой глаз не проникал сквозь густую листву выше, чем на восемьдесят-сто футов.
Стволы, ветви и сучья казались отполированными, как лучшие новейшие рояли. Некоторые стволы были черными, как черное дерево, другие блестели в полусвете леса как самый тонкий фарфор, некоторые были голубого, желтого, ярко-красного и малинового цвета.
Так же, как стволы, была разнообразна и ярка листва, а цветы, висящие густыми гроздьями, были так прекрасны, что описать их на земном языке невозможно; для этого нужно было бы прибегнуть к языку богов.
Подойдя к опушке леса, я увидел между лесом и морем большой луг. Я уже собирался выйти из тени деревьев, как мой взгляд упал на нечто, что сразу рассеяло все мои идиллические и поэтические размышления о красоте этого необычайного пейзажа.
Налево от меня, насколько охватывал глаз, расстилалось море; впереди смутные очертания указывали на далекий берег. Направо могучая река, спокойная и величественная, текла между красными берегами и вливалась в море.
На небольшом расстоянии вверх по реке возвышались большие отвесные скалы, из основания которых, казалось, вытекала река.
Но не эти величественные картины природы отвлекли мое внимание от красот леса. Это был вид десятка фигур, медленно двигавшихся по лугу вблизи берега реки.
Это были странные, смешные фигуры, подобных которым я никогда не видывал на Марсе; однако издали они имели некоторое подобие людей. Они казались от десяти до двенадцати футов ростом, когда держались прямо, туловище и нижние конечности были так же пропорциональны, как у людей на Земле.
Однако их руки были очень коротки и, насколько я мог разглядеть, они были устроены наподобие хобота слона; они извивались, как змеи, как будто лишенные костей. Если в них и были кости, то, вероятно, вроде позвоночного столба.
Я следил за ними из-за ствола огромного дерева и видел, как одно из этих существ медленно двигалось в моем направлении. Оно, как и все остальные, было занято тем, что шарило руками по поверхности лужайки, для какой цели – этого я не мог определить.
Когда оно подошло поближе, я смог его рассмотреть хорошенько и, хотя мне впоследствии пришлось ближе познакомиться с этой породой, я вполне был бы удовлетворен этим единственным беглым осмотром. Самый быстроходный аэроплан гелиумского флота не мог бы унести меня с достаточной быстротой от этого существа.
Его безволосое тело было странного зелено-синего цвета, за исключением широкой белой полосы, которая окружала единственный выступавший глаз – глаз, в котором все: зрачок, радужная оболочка, белок, было одинаково мертвенно бело.
Носом служило воспаленное круглое отверстие в центре совершенно гладкого лица: отверстие это более всего напоминало свежую рану от пули. Книзу лицо было ровное до самого подбородка, и я нигде не видел признаков рта.
Голову, за исключением лица, покрывала густая масса спутанных черных волос, длиною в восемь-десять дюймов. Каждый волос был с крупного дождевого червя, и когда существо двигало мускулами головы, эти страшные волосы извивались и ползали по лицу, как будто каждый из них был наделен самостоятельной жизнью.
Туловище и ноги были симметричны, как у человека; ступни по форме тоже напоминали человеческие, но чудовищных размеров. От пальцев до пятки они были трех футов длиной, очень плоские и широкие.
Когда это странное существо подошло совсем близко ко мне, я догадался, что означали странные движения его рук. Это был особый метод питания: существо посредством своих бритвообразных когтей скашивало нежную траву и всасывало ее в свое рукообразное горло двумя ртами, находящимися на ладони каждой руки.
К описанному мною я должен добавить, что животное было наделено огромным хвостом в шесть футов длиной. Хвост был совсем круглый у основания, но к концу суживался и образовывал как бы плоское лезвие, опускающееся под прямым углом.
Но самой удивительной особенностью этого чудовища были два маленьких точных воспроизведения его, которые болтались с каждой его стороны, подвешенные к подмышкам взрослого животного посредством небольшого стебля. Я не знал, были ли это детеныши, или просто часть сложного организма животного.
Пока я рассматривал это необыкновенное чудище, остальное стадо приблизилось ко мне. Теперь я увидел, что не все животные были снабжены маленькими болтающимися существами. Кроме того, я заметил, что размер и степень развития этих детенышей были различными – начиная с маленьких, как бы нераскрывшихся почек, и кончая совсем развитыми существами длиной в десять-двенадцать дюймов.
В стаде находилось много подростков, немногим больше тех, которые были еще прикреплены к родителям, и, наконец, огромные взрослые.
Как ни страшно они выглядели, я не знал, бояться мне их или нет. Мне казалось, что они не имеют орудия нападения. Я уже вышел было из моего убежища, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет на них вид человека, но меня удержал, к счастью, пронзительный вопль, который раздался в скалах по правую сторону от меня.
Я был голый и безоружный, и если бы привел в исполнение свое намерение и показался лютым чудовищам, меня ожидал бы быстрый и страшный конец. Но в момент крика все стадо повернулось в сторону, откуда исходил звук; в то же мгновение каждый змееподобный волос на головах чудовищ встал перпендикулярно, как бы прислушиваясь к крику. В действительности это так и оказалось: странные волосы на головах растительных людей Барсума – тысячи ушей этих уродливых существ, последних представителей расы, вышедшей из первоначального древа жизни.
Немедленно все глаза повернулись к огромному животному, которое, очевидно, было вожаком. Странный мурлыкающий звук раздался изо рта в его ладони, и в эту же минуту он быстро направился к скалам. За ним последовало все стадо.
Быстрота их была поистине поразительна: они передвигались огромными прыжками в двадцать-тридцать футов, на манер кенгуру.
Они быстро удалялись от меня, но мне пришло в голову следовать за ними, а потому, отбросив всякую осторожность, я выскочил на поляну и поспешил за ними следом, совершая еще более удивительные прыжки, чем они. Мускулы сильного земного человека могут производить прямо чудеса при меньшем притяжении и слабом давлении воздуха Марса.