– Холодно, – поежилась она вместо приветствия.

– Ночью снег шел. – Цыбин приобнял ее за плечи. – Идем?

Несмотря на середину дня, в парке имени Ленина было сумрачно и пусто, только у «Горьковской» тек непрерывный людской ручей. Возле телефона-автомата Цыбин достал из кармана жетон и носовой платок. Дождавшись, когда у соседнего аппарата молоденькая девушка, по виду – студентка, закончит убеждать маму, чтобы та не волновалась и что «будут исключительно приличные ребята», он обмотал платком микрофон и набрал врезанный в память номер. Ответили почти мгновенно. Это ему не понравилось. Как будто человек сидел у телефона и ждал звонка.

– Слушаю. – Голос был гортанный с металлической ноткой.

– Это экспедитор, – Цыбин слегка сипел в трубку, – товар доставлен в сохранности.

Анна оторвалась от созерцания продуваемой ветром аллеи и, стрельнув на него глазами, слегка улыбнулась.

В эфире немного помолчали.

– Вы доставили намного больше товара, чем мы заказывали, – голос не изменился ни на йоту, – нам не нужно было так много.

– Это мои проблемы, – Цыбин тоже оставался спокоен, – я же не прошу у вас его оплатить. Считайте, что это издержки производства.

– Боюсь, на рынке это может вызвать негативную реакцию общественности.

– Люди, которые занимаются таким серьезным бизнесом, не должны беспокоиться по поводу мнения общественности.

«Гортанный» снова помолчал.

– В какой форме вы хотите получить зарплату?

– В той же, в какой и аванс. Выборг, 21.10.

– Может быть, хватит… – На секунду Цыбину показалось, что «гортанный» сейчас выйдет из себя, но тот сразу поправился: – Впрочем, как скажете.

– Выборг, 21.10, – повторил Цыбин и повесил трубку.

Дождь уменьшился, но небо по-прежнему было затянуто серой пленкой, без всяких просветов. Анна повела носом. В воздухе струился распространяющийся от ларька запах шавермы.

– Есть хочу. Мяса, – как всегда коротко сказала она.

Цыбин улыбнулся, слегка подняв уголки губ.

– В «Антверпен» нас, конечно, в таком виде не пустят, но есть место, где я накормлю тебя превосходным мясом. – Он посмотрел на часы: – У нас еще почти два с половиной часа. Гуляем!

Анна прищурилась. Взяв ее за локоть, Цыбин зашагал по Кронверкскому проспекту.

Внешне шашлычная «У Камала» имела не особенно презентабельный вид: простые оструганные столы, блеклые стены, недорогие столовые приборы. Цыбин выбрал столик у огромного, как магазинная витрина, окна и жестом подозвал молодую, кавказского типа девушку в строгом темном платье. Кафе было абсолютно пустым. Где-то в глубине кухни негромко играла музыка. Девушка быстро принесла бастурму, чанахи, хазани и бутылку сухого вина. Анна, жмурясь от удовольствия, как кошка, жевала мясо. Цыбин длинными глотками пил вино, глядя на ползущие под дождем машины. Было тихо и зябко. За стеклом подкрадывались ноябрьские сумерки. Анна доела последний кусочек хазани и, пригубив вино, тоже посмотрела в окно.

– Цыбин, – вдруг спросила она, – когда все это кончится?

Он с изумлением взглянул на нее. Раньше она никогда не задавала таких вопросов. Ему это не понравилось.

– Скоро, совсем скоро.

Она кивнула как ребенок, поверивший, что завтра он полетит на Луну.

– Мы уедем туда, где тепло, солнечно и люди всегда улыбаются. – Цыбин достал портсигар и извлек из него черную, густо пахнущую сигарку.

– Туда, где чисто и светло?

– Да, как у Хема.

Анна протянула руку через стол и, взяв у него сигарку, глубоко втянула ноздрями аромат. Она никогда не курила, но обожала запах табака, как кошка валерианку. Цыбин залпом допил остатки вина и, снова открыв портсигар, закурил.

– Как с диссертацией? – свернул он со скользкой темы.

– Мучаю первую главу. – Она поморщилась. – Вообще не уверена, что мне это нужно.

Цыбин выпускал аккуратные колечки дыма.

– Тема у тебя не очень. Дался тебе этот Бернс. Скучная британская поэзия столь же чопорна, как и сами англичане.

Она усмехнулась и снова сощурила зеленые глаза.

– Конечно, несчастному Роберту Бернсу далеко до испанских идальго, но на твоем месте я бы не обижала его: мы многим ему обязаны.

Они встретились в Комарово на семинаре, посвященному творческому наследию Бернса. Цыбин прекрасно помнил тот ветреный июнь, ее манящий загар, смело расстегнутую до третьей пуговицы блузку, чтение стихов на заливе и теплое дыхание на своей щеке во время танца в полутемном банкетном зале. Потом была осенняя Рига, дом на взморье, огонь в камине… Потом была Москва… Ночь… Зима… Ярослав…

Цыбин мотнул головой, отгоняя воспоминания. Он ненавидел компромиссы с самим собой. Даже если они радовали его после.

Влажная муть липла к окнам. Блекло замерцали желтые огни уличных фонарей. Он посмотрел на часы. Почти пять. Осенний город поедал время с прожорливостью голодной собаки.

– Пора? – Анна убирала в сумку зеркальце.

– Пора.

Бледный, круглолицый водитель рассыпающейся «шестерки» потребовал до Финляндского двадцатку. Машина натужно ревела пробитым глушителем и источала запах выхлопных газов. В кассовом зале было людно. Мокрые жители области, спеша с работы, выныривали из метро и брели на платформы забиваться в немногочисленные электрички. Тут и там мелькали с досками и фанерками не сломленные ноябрем дачники-камикадзе. До первого нужного поезда оставалось менее пяти минут.

– Место хорошо помнишь? – Держа Анну за локоть, Цыбин уверенно лавировал в человеческом потоке.

– Да, за переездом со сломанным шлагбаумом, где карьер.

– Шлагбаум могли починить, – серьезно сказал он.

– Он там один. Не ошибусь.

– Вырезку взяла?

Она кивнула, доставая из кармана куртки лоскуток газеты с заголовком «Продаются дачи под Выборгом».

– Обязательно зайди хотя бы на одну.

– Помню.

Они вскочили в тамбур последнего вагона. Цыбин рукой придерживал створку дверей.

– Если что?..

– Да помню, – она скорчила гримаску, – ездила смотреть садоводство, заблудилась и тэ дэ.

Он поцеловал ее.

«Удачи!»

Она прикрыла глаза.

Цыбин выскочил на перрон. Электричка зашипела, сипло выдохнула и двинулась сквозь дождь. Часы на здании вокзала показывали 17.25.

До Витебского он доехал на метро. Наверху купил «Петербург-экспресс» и прошел в буфет первого этажа. Пристроившись с чашкой кофейной бурды за стоячим, шатающимся столиком, около получаса наблюдал за автоматическими камерами хранения. Вокзальная суета была обычной. Никто не выбивался из ее привычного ритма.

Радиотелефон одиноко лежал в глубине камеры. Блок питания отдельно. Выйдя на улицу и проверившись еще раз, Цыбин собрал телефон и включил, затем набрал первый попавшийся номер. Спросив Любу, извинился и снова отключился. Все работало. Телефон был односторонним. Путем подмены специальной карты он был подключен к одному из многочисленных сотовиков в Питере. Звонить на него было нельзя, поэтому хозяин основного телефона мог узнать о своих проблемах только при очередной оплате переговоров.

Цыбин посмотрел на небо. Дождь усиливался. Быстро темнело. Он улыбнулся: ночь обещала быть такой же ненастной, как предыдущая. Это облегчало сегодняшнюю задачу.

Сигарета имела противный кисло-металлический привкус. Не докурив ее и до половины, Антон потянулся к пепельнице.

– Значит, ты хочешь сказать, что спустя три года после того, как ты одну секунду видел человека…

– Я повторяю это уже почти восемь часов: да, я уверен, что это он.

В кабинете начальника уголовного розыска 87 отдела милиции дышать уже было практически нечем: сигаретный дым слоями заполнял все пространство. Открытая настежь форточка не спасала. Сам начальник, молодой и тщеславный Артур Вышегородский, стоя у подоконника, разливал по кружкам черный, сильно пахнущий кофе.

– Ты мне не раздражайся. Я в розыске двадцать лет. У меня уже, знаешь ли, даже яйца седые, и во всю эту киношно-голливудскую херню я не верю. Я свое первое убийство раскрывал, когда ты…