В Луизиане, как и по всему Югу, слово «янки» ассоциировалось со словом «враг». Ли ненавидит рабство. Кажется, ему нравится злить Одри, раз­говаривая с Тусси, словно та была ближайшей соседкой. Одри имела право влюбиться в кого угодно, но только не в Ли Джеффриза. Но случи­лось так, что она полюбила именно его. Интерес­но, догадывается ли он о ее чувствах? Он, конечно же, очень опытный и земной мужчина. Возможно, видит ее насквозь и про себя посмеивается. Если бы у нее хватило смелости рассказать ему о своих чувствах, поведать, что она сочинила песню и посвятила ему? Но Одри слишком стеснялась, могла ли она показать или спеть песню?

Она еще многого не понимала в мужчинах и до последнего времени они ее совершенно не интересовали. Ли пробудил в ее душе что-то новое и прекрасное. В ней проснулась незна­комая женщина. И это второе «я» пыталось вырваться из собственного тела. Одри време­нами изучала свое тело перед зеркалом. Ин­тересно, что испытывал бы мужчина, если бы увидел ее обнаженной?

Одри встряхнула головой и заставила себя сконцентрировать внимание на зрителях, собрав­шихся в просторной гостиной. Энни Джеффриз учила ее владеть вниманием аудитории. Незави­симо от того, состояла она из сорока человек или из тысячи.

«Дайте почувствовать каждому слушателю, что вы поете именно для него одного», – говорила Энни Одри.

Перед концертом девушке пришлось выпол­нить дыхательные упражнения, которым научила миссис Джеффриз. Успокоилась и сосредоточи­лась. Для нее сегодня вечером слишком многое происходило в первый раз. Впервые она пела перед настоящей публикой. Впервые исполняла арию из итальянской оперы. Миссис Джеффриз научила ее правильно произносить слова, объяс­нила их смысл, чтобы девушка могла петь с настоящим чувством. Одри молилась про себя, чтобы не сбиться и не забыть текста. Не столь волновало, что могут подумать о ней остальные. Было очень важно, как смотрит сегодня на нее Ли.

Молодая певица закончила вторую песню, и все зааплодировали. Кое-кто поднялся. Ли тоже ап­лодировал, стоя. Одри почувствовала, как подни­мается у нее настроение – она понравилась публике! Раньше она не придавала большого значения урокам по постановке голоса и выступ­лениям перед публикой. Но однажды Энни Джеф­фриз рассказала об удачном начале своей карьеры. Одри тоже могла бы прославиться. Но для этого необходимо много работать. Вероятно, всю жизнь.

Одри даже и не мечтала о необыкновенной судьбе, зная, что проживет всю жизнь в Бреннен-Мэнор, выйдет замуж, нарожает детей и будет вести спокойное существование богатой благовос­питанной южанки.

Неожиданно она размечталась. Возможно, она смогла бы петь в опере. Могла бы отказаться от предложения Ричарда и не выходить за него за­муж. Официально он сделает предложение вскоре после ее возвращения домой. Она смогла бы вме­сто этого сделать артистическую карьеру. О… Одри могла бы по-настоящему полюбить янки и остаться в Коннектикуте. Наверное, в эти неспо­койные времена ей было бы нелегко жить здесь, в окружении «врагов». Многие из этих людей холодно и грубо относятся к ней. Впервые увидев ее и услышав южный говор, задавали невежест­венные вопросы о жизни на плантации. Вопросы, которые унижали ее достоинство, больно задевали гордость. Она не имела права забывать об отце, Джое, а главное – о судьбе плантации Бреннен-Мэнор.

Одри испытывающе смотрела на Ли. Он при­ветливо улыбался, не прекращая хлопать. Воз­можно ли, чтобы такие разные люди влюбились друг в друга и были счастливы? Что означает нежность в голубых глазах молодого человека? Может быть, это любовь? Или он просто восхищен ее талантом? Она полюбила его за доброжелатель­ное отношение к Джою. Несколько раз Ли брал мальчика на охоту, они вместе плавали, вместе читали. За последний месяц Джой совершенно изменился, стал более уверенным, раскованным. Ли помог и ей понять, что своей чрезмерной заботой она подавила самостоятельность брата, не давала ему возможности почувствовать себя взрослым человеком. Речь Джоя тоже значительно улучшилась с тех пор, как Ли стал заниматься с ним. Джой прямо-таки боготворил старшего друга. Между ними установились особые отноше­ния, словно Ли отлично понимал чувства мальчи­ка. Он никогда не рассказывал подробно о собст­венных разногласиях с отцом. Но из-за того, что он избегал разговоров на эту тему или старался перевести беседу в другое русло, чувствовалось недовольство разладом в семье.

Возможно, чувство одиночества, которое время от времени сквозило в глазах молодого человека, заставило Одри полюбить его еще сильнее. Как быстро миновал месяц. И так хотелось, чтобы время остановилось. Скоро Ли уедет в Нью-Йорк. Одри не сомневалась, что на этом закончится их короткая нежная дружба. Отчаяние охватывало ее. Надо рассказать ему о родившихся чувствах. Возможно, он уедет, так никогда и не узнав о ее любви. А если они больше никогда не встре­тятся?

Одри завершила запланированную программу и начала исполнять произведения по просьбе зрителей. Кажется, гости в восторге от ее пения.

«…Была спокойная, тихая ночь,
Полная луна мягко освещала
Холмы и долины, когда друзья
В безмолвном горе стояли
У смертного ложа
Моей бедной Лилли Дейк ». 

Грустная песня называлась «Лилли Дейк». Ее попросила исполнить одна из женщин. Одри пела с таким чувством, что женщина начала всхлипы­вать и вытирать слезы. Когда Одри допела песню до конца, еще несколько зрительниц утирали слезы и всхлипывали. Она спела еще несколько песен более веселых, публика развеселилась.

– А как насчет того, чтобы спеть «Мой старый дом в Кентукки»? – попросил мужчина со странным выражением лица – неприязненным и как бы брезгливым. Он не улыбался, словно не умел. Это был Кай Джордан, один из богатых друзей семьи Джеффриз, адвокат из Нью-Йорка, прово­дивший здесь летний отпуск. Когда Одри и Кая представили друг другу, он поинтересовался, при­надлежит ли девушка к «южным бунтовщикам», и хотя при этом засмеялся, Одри почувствовала в его замечании ядовитый сарказм.

– Прекрасно, – согласилась девушка, смело глядя в глаза гостя. Песня «Старый дом в Кентук­ки» была написана Стефаном Фостером, всем бы­ло известно, что она основана на мелодии негри­тянского спиричуэлс. Кай Джордан бросил ей вызов, она не собиралась отступать. Обернувшись к миссис Джеффриз, Одри попросила наиграть несколько первых нот. Энни Джеффриз так пре­красно играла на фортепьяно, что любая, даже самая обычная мелодия звучала торжественно и величаво.

Одри снова взглянула на Ли, словно бы проси­ла о поддержке. Молодой человек кивнул ободря­юще, как бы приказывая не уступать Каю. Она посмотрела на Джордана и начала петь:

«Ярко сияет солнце над старым домом в Кентукки,
Стоит лето и темнокожие веселятся,
Созревает зерно и луга цветут,
И птицы поют весь день.
Молодые люди танцуют в тесной хижине,
Все жизнерадостны, веселы и счастливы.
Но суровые времена уже стучатся в дверь.
И тогда прощай, мой старый дом в Кентукки». 

Одри пропела куплет, затем припев и закончи­ла песню:

«Нужно склонять голову в поклоне и гнуть спину,
Куда бы темнокожий не направился.
Еще несколько дней, и все плохое закончится
На полях, где растет сахарный тростник…
Не надо плакать, моя леди, не надо больше плакать!
Мы споем еще одну песню о старом доме в Кентукки,
О старом доме в Кентукки, который так далеко от нас». 

Песня снова разбудила тоску о доме, о краси­вом доме в Бреннен-Мэнор. Одри соскучилась по Лине и по старой толстой Генриетте. Тосковала по отцу. Девушка с раскаянием в душе сообрази­ла, что за месяц так мало думала о них, проводя почти все свободное время с Ли. Песня напомнила о тех, кто остался в Бреннен-Мэнор. Одри глубоко вздохнула, чтобы сдержать горячие слезы, под­ступившие к глазам.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: