– Бреннен-Мэнор существует. Я должна туда вернуться с Джоем. И политика тоже существует. И ты, действительно, был оглушен горем. Тебе необходимо было почувствовать себя живым, хо­телось посмеяться над смертью. Потому и провел ночь, чувствуя себя живым настолько, насколько возможно. Но сейчас мы знаем, что у нас больше ничего не будет впереди.

– Одри…

– Возвращайся в Нью-Йорк, Ли. Мой отец может прибыть в любое время. Возможно, сегодня или завтра утром. Я вернусь в Луизиану и навсег­да исчезну из твоей жизни. Буду жить там, где мое место. А ты будешь жить там, где твое. На этом все закончилось.

– Я никогда не забуду тебя, Одри. Всегда буду любить.

Она снова повернулась к нему, с нежностью взглянула в глаза.

«Я написала песню о тебе, Ли. Я никогда не показывала ее тебе. Но очень хотела спеть для тебя, » – подумала она, однако произнесла дру­гое:

– Я тоже никогда не забуду тебя. Даже если мне придется выйти замуж, ты навсегда оста­нешься первым и единственным. А как ты, Ли? Что ты чувствуешь сейчас?

– Ты же знаешь…

Одри всхлипнула, слезы подступали к горлу. Девушка несколько раз судорожно вздохнула, стараясь совладать с собой.

– Может быть… когда-нибудь… в стране все успокоится… – через силу улыбнулась она. – Может быть, ты еще будешь неженат, я – неза­мужем… Мы найдем друг друга снова. Возможно, тогда все сложится иначе.

Она видела, что Ли тоже улыбается через силу.

– Может быть, – согласился он.

«Ты не веришь в такой исход, Ли. Но мы можем сегодня притвориться, верно?» – думала она.

– Я вернусь сейчас в комнату, и мы больше не будем встречаться, а потом ты уедешь, – о, какую нестерпимую боль она увидела в его глазах.

– Жены братьев остаются здесь, пока не при­едет за тобой мистер Бреннен. Отец и братья уедут через пару дней.

Одри согласно кивнула, глядя на свежий мо­гильный холм.

– Ей будет так одиноко здесь, – сказала Одри почти шепотом и снова посмотрела на Ли. – Что будет с Мэпл-Шедоуз?

Ли быстро вытер слезы рукавом.

– Как только ты уедешь отсюда, двери в доме закроют. Здесь останется только старый Том. Он наблюдает за поместьем и конюшнями. А что касается следующего лета… Не знаю, не уверен, что когда-либо смогу приехать сюда снова. Не только потому, что дом полон воспоминаний о маме. Если мне придется сюда вернуться, я всюду буду видеть тебя.

– Миссис Джеффриз хотела, чтобы вы верну­лись сюда. Особенно ты. Если никто не станет приезжать сюда летом, чтобы открыть дом… Это разбило бы ей сердце, знай она… Если никто не откроет окна, не впустит в комнаты морской воздух и запах сирени…

Нестерпимая боль сжала сердце. Ли закрыл глаза.

– Знаю, – он наклонился, поправил цветы на могиле. – Постараюсь сделать все, чтобы братья приехали сюда следующим летом. Маме так хоте­лось, чтобы мы собрались все вместе. Но мы всегда находили отговорки, всегда были слишком заняты… – он не хотел, чтобы мать знала о разногласиях в семье. Именно поэтому им так трудно быть вместе. В отличие от отца, мать любила его без всяких условий, была для него опорой. С ней он всегда чувствовал себя спокойно. У него не сложилось сердечных близких отноше­ний с Эдмундом Джеффризом. Ли с нежностью коснулся ладонью могильного холма.

– Мы многое воспринимаем, словно само собой разумеющееся, верно?

– Не все, Ли…

Ли пристально взглянул на Одри. Да, не все, он согласен. Он никогда не считал безоговороч­ным, что эта девушка будет принадлежать ему. Вероятно, она думает так же.

– Я должен был остановиться, и между нами ничего бы не произошло. Именно мужчина дол­жен быть сдержанным, здравомыслящим и муд­рым в таких ситуациях. Не следовало дотрагиваться до тебя. Если ты, в конце концов, меня возненавидишь, я не стану обвинять тебя, Одри.

– Никогда не возненавижу, – покачала голо­вой она.

Он грустно улыбнулся.

– Сейчас ты так легко говоришь. Именно поэтому нам необходимо прекратить отношения. Если мы останемся вместе, то, возможно, потом трудно будет клясться, уверять друг друга в не­зыблемости чувств, – он подошел к Одри, поло­жил ладони на хрупкие плечи, она не в силах была отстраниться от него. Они оба знали, что нужен еще один, прощальный поцелуй, чтобы навсегда запомнить друг друга. Она закрыла глаза и почувствовала прикосновение его губ. Сначала это был нежный прощальный поцелуй, но и Ли не мог сдержаться. Он крепко прижал к себе девушку, она обвила его шею руками, отвечая со всей страстностью юности. О, как ей хотелось снова отдаться ему, снова ощутить прикосновения его обнаженного тела, ощутить его плоть внутри себя.

Ли застонал, крепко прижимая ее к груди. Затем резко отстранился и сурово выдохнул:

– Уходи, Одри! Возвращайся в дом. Одри медлила, он отвернулся и прошептал:

– Уходи! Черт возьми!

Одри потрогала губы пальцами. Боль внутри была так сильна. Если бы знать, бывают ли сер­дечные приступы у молодых женщин.

– Прощай, Ли, – прошептала она. Не было смысла оставаться с ним. Боль станет только еще сильнее, еще нестерпимее. Одри повернулась и побежала.

Когда Ли через минуту оглянулся, девушки не было видно.

– Прощай, Одри, – тихо прошептал он. Ры­дания подступали к горлу. Ли сдерживался изо всех сил. Подошел к ближнему дереву, прислонился к стволу, сдерживая страстное желание догнать ее. В гневе и отчаянии сжал пальцы в кулаки. Ударил кулаком о ствол дерева. Бил до тех пор, пока не расшиб суставы до крови.

Одри приехала домой всего несколько часов назад, но уже поняла, что ее место только здесь. Девушка прогуливалась по саду, глубоко вдыхая сладковатый влажный воздух. В первую очередь она навестила могилу матери. Везде цвели цветы, посреди сада возвышался величественный дом семьи Бреннен. Стройные колонны окружали дом, поддерживая балконы второго и третьего этажей. Особняк огромен, гораздо просторнее и величественнее дома Джеффризов в Мэпл-Шедоуз. Одри не довелось увидеть здание, в котором живут Джеффризы в Нью-Йорке. Она была уве­рена, что тот дом очень красив и соответствует богатству семьи. Но что могло сравниться с Бреннен-Мэнор, с этими восхитительными окрестно­стями!

Принцесса вернулась в свое милое королевство и надеялась, что здесь легче залечить сердечные раны. Отец прибыл за ней на следующий день после отъезда Ли. Одри с трудом скрывала обуре­вавшие ее чувства во время путешествия домой. Когда экипаж отъехал от Мэпл-Шедоуз, не было сил оглянуться на дом, где она нашла и потеряла первую любовь, где Ли Джеффриз превратил ее из ребенка в женщину.

Теперь она ясно осознавала, что они приняли самое верное решение. Бреннен-Мэнор был ее сердцем, ее кровью. Она испытывала нежность к здешней жизни. Была уверена, что здесь никогда ничего не изменится, неважно, что будет проис­ходить вне плантации. Плантация казалась не­зыблемой, здесь Одри сможет излечиться.

Одри пошла вглубь сада, подальше от дома. Кругом сновали негры, работали в доме и в саду. За рощей раздавались крики негритянских детей, играющих неподалеку от усадьбы. С удивлением Одри понимала, как соскучилась, истосковалась даже по этим знакомым и при­вычным звукам.

Она снова и снова вдыхала сладкий запах Лу­изианы и Бреннен-Мэнор, нежилась в теплом воздухе. Если бы Ли смог приехать сюда и посмот­реть, как здесь хорошо. Возможно, тогда он не стал бы осуждать их. Старый садовник-негр обре­зал кусты. Увидев Одри, поклонился ей.

– Как хорошо, что вы вернулись домой, мисс Одри.

– Здравствуй, Джордж.

– Без вас и хозяина Джоя все было не так. Ваш отец скучал, очень сожалел, что отпустил из дома. Наверное, теперь у него улучшится настро­ение.

Одри улыбнулась.

– Надеюсь. Мы совершили долгое путешест­вие. И очень устали. До восточной Флориды при­шлось плыть на корабле. Затем ехали экипажем до Залива[1]. И снова на корабле до Нового Орлеа­на. Север – это совершенно другой мир, Джордж. Я не могла дождаться, когда вернусь домой.