Сложившаяся там ситуация имела и свои преимущества. Ослабление власти Селевкидов дало, в частности, Коммагену возможность завоевать независимость впервые со времен ассирийских нашествий за несколько столетий до того. В начале III века до н. э. в Коммагене укрепился царь Самос, построивший свою столицу — Самосата. Его сын Арзамес перенес столицу в более защищенное место выше по Нимфе, притоку Евфрата, и назвал ее Арзамея-на-Нимфе. Как и его отец, Арзамес оставался вассалом Селевкидов, а его внук Птолемей поднял в 162 году до н. э. восстание и провозгласил Коммаген независимым государством. Его сын Самос II заключил мир с Селевкидами, договорившись, что его сын и наследник Митридат женится на Лаодис, дочери сирийского царя Антиохе VIII. Их брак оказался удачным во всех отношениях. Сын счастливых супругов стал знаменитым царем Коммагена — Антиохом I Епифанием, унаследовавшим трон где-то до 69 года до н. э.

Царь Антиох весьма серьезно относился к своей религии — эллинизированной форме зороастризма. К счастью, после себя он оставил множество надписей на греческом языке, так что мы многое знаем о поддерживавшемся им царском культе. Цари Коммагена утверждали — возможно, для того, чтобы узаконить свою власть над смешанным населением, — что являются потомками греческой и персидской царских династий. Соответственно и боги, которым они поклонялись, представляли собой любопытное сочетание наиболее широко признанных греческих и персидских божеств. Царский культ был явно звездным по своей природе, ибо их боги олицетворяли также солнце, луну и планеты. Антиох воздвиг ряд памятников, самым важным из которых и привлекающим наибольший интерес у туристов является так называемый «иеротезион». Первыми его изучили немецкие ученые в 1883 году после его случайного открытия во время съемки местности. Мне непременно следовало побывать там.

В апреле 1994 года мы с женой Ди наконец нашли время для посещений Северной Месопотамии, которая, как я начал подозревать, могла когда-то быть штаб-квартирой таинственных волхвов из евангельских легенд. Долететь до Западной Турции было и легко, и дешево, но добраться до юго-восточной части страны оказалось проблематичнее. Это трудно и в лучшие времена, но еще труднее в условиях напряженной политической обстановки. Всего за несколько недель до нашей поездки турецкие ВВС бомбили курдские деревни вокруг Сизре, восточнее того района, который мы намеревались посетить. Нас неоднократно отговаривали от поездки туда турки, поступавшие так из лучших побуждений. Для них поездка куда-либо восточнее Анкары была равнозначна путешествию в Монголию. Не отрицая мудрость их предостережений и сознавая, что, по-видимому, рискованно отправляться куда-либо помимо обычных туристических маршрутов, мы все же решили, что нас не так легко удержать. Однако дело было не только в этом. Поскольку мы не собирались путешествовать с какой-либо туристической группой, нам нужно было найти способ добраться туда. Время было ограничено, и каким бы дешевым и эффективным ни был турецкий автотранспорт, мы не могли позволить себе терять время и просто должны были лететь самолетом. Мы узнали, что есть два рейса в неделю из Анкары в Урфу, ближайший к Харрану город, и заказали билеты. Мы совершенно не подозревали, какое приключение нас ждет впереди.

Курды, составляющие основную массу населения юго-восточной части Турции, — сильные и красивые люди. К несчастью для себя, они стали жертвами договоров, подписанных между союзниками и турками после окончания первой мировой войны, и в результате расчленения Оттоманской империи территории, на которых они проживали, оказались поделенными между Турцией, Ираном, Ираком и Сирией. Сегодня курдская область на севере Ирака имеет полуавтономный статус, который сохранился, пока американские, британские и французские самолеты патрулируют ее небо. Турецкие ВВС подвергли их деревни бомбежке якобы для наказания курдских террористов, хотя в глазах всего мира это выглядело как раскалывание грецкого ореха кувалдой. Во взрывоопасной атмосфере, царившей в Северной Месопотамии после войны в Персидском заливе, никто не желал рисковать существующим положением.

Принимая во внимание эту напряженную обстановку, мы немного колебались, стоит ли отправляться в район — как его называло телевидение — военных действий. Когда мы вышли из самолета, несколько человек, которых мы приняли за агентов секретных служб, расстегнули свои пиджаки, демонстрируя кобуру под мышками. С беззаботностью туристов, предъявляющих бутылки с виски, купленные в беспошлинном магазине, они передали свои явно побывавшие не в одном деле автоматические пистолеты таможенникам. Так как никто и глазом не моргнул, мы решили, что здесь такое — обычное дело, и одновременно забеспокоились еще больше в связи с тем, что попали в район, где оружие правит бал. Но мы могли не волноваться, ибо наши страхи оказались необоснованными. Все, с кем бы мы ни встречались, — и турки, и курды, несмотря на свои разногласия, вели себя очень дружелюбно по отношению к нам, иностранцам. Когда же мы прибыли в Урфу — бывший древний город Эдеса, нас шокировала отсталость, в которой пребывает эта область Турции. Большинство женщин здесь продолжало носить традиционную одежду и паранджу. Многие мужчины носили мешковатые штаны и тюрбаны, типичные для этого региона, в несообразном сочетании со скучными пиджаками в западном стиле, а не со старыми яркими, многоцветными жилетками.

На аэропортовском автобусе мы добрались до центра города. Урфа — вернее, Санлиурфа[43] — оказалась на поверку любопытным гибридом между средневековым центром и расползающимися во все стороны пригородами, застроенными многоэтажными жилыми домами в стиле 60-х годов текущего столетия. Поражала атмосфера запущенности на улицах с обваливающимися домами. Через окна автобуса мы видели тротуары и чайные, заполненные людьми, занятыми какими-то делами или откровенно бездельничающими. Мы проехали мимо рынка — самого крупного, судя по нашему путеводителю, вне стен Стамбула, который был наполнен не туристическими сувенирами, а товарами первой необходимости: продуктами, специями, горшками, кастрюлями и одеждой. Санитарное состояние этого района города было удручающим. Когда мы вышли из автобуса, нас едва не убила вонь, исходившая из сточных канав. И все же, несмотря ни на что, Урфа показалась нам веселым городом. Люди вокруг нас разговаривали на турецком, арабском, курдском и, возможно, на дюжине других восточных языков и диалектов, которые мы не могли различить. Все смотрели на нас в изумлении, как если бы мы прибыли с другой планеты, ибо, по правде говоря, европейцев редко видят в этих местах, и мы были такой же диковинкой для них, как и они для нас. Однако у нас не было времени набираться впечатлений, поскольку мы торопились поскорее попасть в Адьяман и оттуда в Кахту — ворота в пропавшее царства Коммаген.

Мы погрузились в долмус — вездесущий микроавтобус-такси Среднего Востока и вскоре уже неслись по сельской местности Месопотамии. Окружающая Санлиурфу пустыня скоро уступила место более зеленым пастбищам, когда мы подъехали к подножию хребтов Антитавр. На многих вершинах виднелись развалины древних замков, возможно, бывших крепостей крестоносцев, построенных во времена, когда во всем этом регионе проходила линия фронта между христианством и исламом. Сейчас все казалось мирным: в полях крестьяне, в том числе много ярко одетых женщин, обрабатывали посевы табака, хлопка, пшеницы и овощей. Мужчины в основном сидели за рычагами тракторов, а дети приглядывали за небольшими стадами овец и коз. Картина открывалась поистине библейская, и вскоре мы уже пересекали великую реку Евфрат, многие века служившую границей между Римской империей и землями под властью персов.