Нужно, разумеется, иметь в виду и его четвертый отказ — от царствования в Иудее. Это был дар самого бога солнца Аполлона-Гелиоса, символизированный его рождением при соединении солнца с Регулом. Более того, Иисус позволяет издеваться над собой — на него надевают терновый венец и ему вручают камышовый скипетр. И тем не менее его распинают на кресте (по приказу Пилата) с прибитой дощечкой, на которой написано: «Иисус Христос, царь иудейский». В символическом и всех остальных отношениях Иисус отказывается от всех искушений планетарного мира. Косвенно это свидетельствует, что его гностицизм — это вершина: он сумел вырваться из хрустальных сфер и — как того пожелали бы все герметические философы — занять место по правую руку Бога-Отца, трон которого установлен вне нашей мелкой солнечной системы с ее малыми царями-планетами.

Если вооружиться таким толкованием и осознать, что истинное Рождество имело место 29 июля 7 года до н. э., тогда история волхвов становится одним из главных ключей к пониманию всего остального текста Евангелия от Матфея. Как любой другой, человек Иисус родился с некой астрологической судьбой. Однако он не покоряется ей, а выполняет свое высшее предназначение, которое подразумевает и мучительную смерть на кресте. Это было предсказано в начале Библии, и на последнем дыхании он возвращается к ней:

«27 46…а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! Лама савахфани? То есть: Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил? 47Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он. 48И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить; 49а другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его. 50Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух»[108].

Очевидно, что среди «стоящих там» не было книжников и фарисеев, иначе они узнали бы ссылку на 21 псалом:

«2Боже Мой! Боже Мой! /внемли мне/ для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего…

7Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе. 8Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головою: 9он уповал на Господа; пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему»…

15Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. 16Сила моя иссохла, как черенок; язык мой прильнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной. 17Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. 18Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище; 19делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий».[109]

Читая этот Псалом Давида и сравнивая его с описанной Матфеем сценой Распятия, очень трудно не заметить содержащегося в нем предсказания событий на Голгофе вплоть до пронзенных рук и ног и до солдат, бросающих жребий насчет одежды Иисуса. Как таковое, он проливает яркий свет на характер предназначения — как противоположности судьбы. Часто кажется, что вся суть истории, утраченная церковью, не желающей признать человечность Иисуса-человека, состоит в том, что он не должен был проходить через все это. Он мог принять дары мудрецов за то, чем они были, прожить безмятежную и спокойную жизнь и со временем умереть достойно. Распятие представляется отказом от такого выбора в пользу более сурового пути, который станет выполнением пророчеств об умирающем Спасителе и откроет проход через хрустальные сферы. Таково глубокое и суровое послание нам; если мы пожелаем стать последователями Христа, тогда недостаточно боготворить его. Мы тоже должны смотреть в лицо нашему предназначению и при необходимости оставить нашу более безмятежную, но обязательно ограниченную судьбу.

ГЛАВА 12

ВТОРОЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД

И СОБОР НА РЕЙНЕ

Одним — если не единственным — из побудительных факторов первого крестового похода было тысячелетнее упование. Византия потерпела поражение при Манцикерте практически ровно через тысячу лет после того, как в 70 году римляне разрушили Иерусалимский храм и изгнали евреев из Святой земли. С приближением к концу XI века христианский мир охватило дурное предчувствие. Широко распространилось ощущение, что предсказанное в Библии возвращение Иисуса Христа не за горами, и поскольку ожидалось, что он явится в Иерусалиме, христиане должны вернуть себе Священный город и подготовить пришествие Христа. Такова, несомненно, была главная причина, по которой Годфри Бульонский отказался от коронации в качестве царя Иерусалима и предпочел довольствоваться титулом Защитника Гроба Господня. В конце концов он всего лишь готовил трон для Иисуса, появления которого ожидали в любой момент на следующий 1100 год.

Хоть Годфри и не дано было знать этого, Второму Пришествию тогда не суждено было случиться. Годфри умер 18 июля, когда Спасителю оставалось еще несколько месяцев на то, чтобы оправдать ожидания.

Еще оставалось более месяца до конца года, в том числе и самый подходящий день Рождества, когда Болдуин I согласился на то, что отверг его предшественник, и короновался в день Св. Мартина 11 ноября 1099 года. Каким бы богохульственным это ни показалось кое-кому, не было причин для того, чтобы он не подогрел трон для ожидавшегося «Льва Иудеи». Однако его поступок подсказывает, что в определенных кругах присутствовало понимание, что ждать придется еще долго, что Мессия сам выберет момент своего возвращения и что 1100 год не имел особой привлекательности.

Месяцы превращались в годы, и Утремер заморские территории — под таким названием было известно государство европейских крестоносцев в Палестине — все более походил на любое другое феодальное государство, так что начала пропадать магия Иерусалима. То, что представлялось весьма экзотическим городом, виденным только на рисунках в иллюстрированных рукописных книгах и на гобеленах, стало известным как любой другой город. К тому же он был далеко не райским местом: в нем было жарко летом, а земли вокруг него были почти настоящей пустыней. И страна была небогатой, не дававшей возможности разбогатеть, будь то через торговлю или завоевания. Как если бы этого было мало, царство было ограждено враждебными мусульманскими государствами, которые, объединись они только, задавили бы его. Когда все эти реалии стали доходить до сознания людей, Святая земля потеряла свою привлекательность для эмигрантов, которые обращали свои взгляды уже на другие места.

К тому времени первый крестовый поход уже связывался почти непонятным образом с поиском чаши Грааля. В Антиохии под полом кафедрального собора было найдено древнее копье, как то и было предсказано в видении, которое было у Петра Отшельника. Многие считали, что это было то самое копье, которым сотник Лонгин пронзил бок Христа, и, следовательно, весьма святая реликвия. Размахивая этим копьем на поле битвы, христиане находили в нем такое вдохновение, что сумели отогнать резервную армию мусульман и тем самым обеспечили безопасность Антиохии. Началась серьезная охота за другими реликвиями.

Одной из самых важных из них был «Мандилион» из Эдесы, который считался точным подобием Христа. Хоть византийцы и верили, что «Мандилион» находится у них, остается очевидная возможность, что то была всего лишь копия, а оригинал в 1099 году все еще находился в Эдесе. Как бы то ни было, Болдуин, Танкред и небольшое число рыцарей отправились в Эдесу, и Болдуин стал ее первым европейским правителем. Замок Эдесы с его рыбными садками и легендами подходит под описание замка царя-рыбака из легенд о Граале. Царь Абгар, чье имя означает «увечный» или «страдающий грыжей», пригласил Иисуса пожить в Эдесе. Он и его наследники были хранителями «Мандилиона», считавшегося особым покровителем города. Поскольку «Мандилион», предположительно, — судя по крайней мере по более поздним преданиям — был написан рукой человека, он сам становится подобием Грааля.

вернуться

108

Мат. 27, 46–50.

вернуться

109

Пс. 22, 1; 6–8; 14–18.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: