— Ну, тебе, наверное, понравилось выступать в роли моего партнера по фехтованию. Только упражняться со шпагой с колпачком на конце — это одно дело, а драться на дуэли — совсем другое. Ты не принадлежишь к числу тех, кому идут шрамы на лице, девочка моя.

— Ты, как всегда, несправедлив.

— Зато я, как всегда, прав.

— Просто тебе хочется отвлечь меня старыми уловками. Однако ты напрасно стараешься. Возможно, я иногда могу поступать безрассудно, но я никогда не стану напрасно рисковать, если речь пойдет о тебе и отце.

— Да, но — послушай!

С Оружейной площади донесся грохот барабанов. Вскоре их мерный бой зазвучал в ритме марша, зовущего солдат в поход.

Валькур склонил голову набок, и его тонкие губы искривились в иронической улыбке.

— Похоже, нас удостоили чести полюбоваться смотром войск его испанского величества. Признайся, ты сейчас волнуешься?

— Ты хочешь спросить, не страшно ли мне? — ответила Фелиситэ с грустью в голосе. — Они наверняка задумали принудить нас к повиновению, продемонстрировав свою мощь.

— Да, чтобы мы дрожали от страха, — согласился Валькур. — Как ты думаешь, у них это получится?

Его холодный вопросительный взгляд заставил Фелиситэ покраснеть.

— Конечно, такое высокомерие только разозлит жителей Нового Орлеана и послужит поводом к восстанию, так?

Валькур утвердительно кивнул.

— Я знал, у тебя просто разыгрались нервы. Ты не настолько малодушна, чтобы дрожать как осиновый лист при одной мысли об испанцах.

— Дело не только в этом.

— Понимаю. Ты переживаешь из-за отца, потому что он связался с заговорщиками.

— И из-за тебя тоже. То, чем ты занимаешься, кажется, зовется изменой или еще чем-то вроде этого.

— Глупости. Можно ли предать страну, которая официально не владеет нашей колонией?

Фелиситэ в ответ промолчала. Резкий неумолчный грохот барабанов постепенно приближался, и теперь до слуха уже доносился приглушенный топот тяжелых шагов.

В это время в комнату вошла служанка, неся поднос с вином и закусками. Вслед за ней появился слуга Валькура — Дон. Взяв бокал, Фелиситэ увидела, как Дон с поклоном протянул хозяину опахало из раскрашенной кожи цыпленка, а затем отступил назад, чтобы Мари подала Валькуру коньяк.

Сильный, хорошо сложенный негр не произнес ни слова. Он был нем. Впрочем, пять лет назад, когда мсье Лафарг приобрел его на аукционе, Дон еще умел разговаривать. Через несколько месяцев после того, как его взяли в дом, поручив ему обязанности лакея у старика и Валькура, Фелиситэ однажды спросила его, где ее брат. Лакей объяснил, что Валькур ушел на петушиные бои, а потом собирался навестить одну девушку в ее доме. Упомянутая особа была метиской и не отличалась строгостью правил, в обществе ее считали дамой полусвета, но тогда Фелиситэ еще этого не знала. Когда она стала расспрашивать брата, Валькур страшно рассердился и раз и навсегда запретил ей интересоваться тем, где он бывает, а заодно и вспоминать об этой женщине. В тот же вечер с Доном случилось несчастье: он упал из окна второго этажа во двор и перекусил язык пополам. Однако края раны были такими ровными, как будто язык отрезали ножом…

Тем временем служанка легкой походкой вышла из комнаты, но когда Дон собрался последовать за ней, Валькур остановил его, подняв руку. При этом он пристально смотрел желтовато-карими глазами вниз, на улицу — одну из самых главных магистралей города, которую испанцы никак не могли миновать.

— Интересно, — проговорил он, — найдется ли в этом доме хотя бы один полный ночной горшок?

— Что? — Фелиситэ подняла на брата недоуменный взгляд.

— Неужели ты такая заботливая хозяйка, что заставляешь слуг выносить горшки по нескольку раз в день?

— Валькур, неужели ты хочешь… — Фелиситэ замолчала, со страхом глядя на брата, не в силах продолжать.

— А почему бы и нет?

— Это же просто безумие, испанцы никогда не простят такого оскорбления!

— Сомневаюсь, что наши пропахшие чесноком «друзья» почувствуют новую вонь. — Валькур улыбнулся, довольный собственным остроумием, расправил опахало и томно помахал им.

— Представь, что о нас подумают! Ты бы еще повесил на дверь объявление о том, что мы сторонники независимости. — Фелиситэ давно убедилась, что Валькура можно отговорить от очередной сумасбродной затеи только с помощью каких-нибудь веских аргументов.

— Думаешь, им это еще неизвестно? О'Райли скоро узнает, кто здесь устраивал заговор. Наш добрый и храбрый комендант Обри позаботится об этом.

— Не надо самому накликивать беду.

— По-моему, она и так придет, хотим мы этого или нет, точно так же как пришли испанцы, тебе не кажется? Дон, принеси сюда горшок, полный до самых краев. Живо!

Лакей поклонился с застывшим выражением лица и отправился выполнять приказ хозяина. В дальнем конце улицы появилась колонна испанских солдат, то освещаемая солнечными лучами, то почти скрываемая в тени, отбрасываемой стенами домов.

— Валькур, прошу тебя, не надо.

— Ты так жалобно просишь. Сам не пойму, как я до сих пор тебе не уступил, — размышлял вслух Валькур, созерцая сцену, достойную кисти Фрагонара, и по-прежнему обмахиваясь опахалом.

— Тебе дороги только твои прихоти! — с горечью проговорила Фелиситэ.

— Несправедливое замечание. Тебе тоже понравится спектакль. Не упрямься, скажи, что согласна.

Девушка покачала головой.

— Ты только подумай, что будет потом.

— Слишком поздно, сестренка.

Наконец появился Дон с грубым керамическим горшком в цветочек, зловонное содержимое которого едва не переливалось через край. Как раз в этот момент к балкону приблизились солдаты, шедшие в голове колонны. На их багровых лицах проступали капли пота; в этот удушливый летний день они выглядели утомленными после долгого марша в тяжелых мундирах с золотыми галунами. Гарцевавший впереди офицер держался в седле с гордым видом победителя, его эполеты блестели в лучах заходящего солнца.

— Валькур! — Фелиситэ снова попыталась урезонить брата.

Однако он, не обращая внимания на протест сестры, указал быстрым нетерпеливым жестом на перила, как будто подавая безмолвную команду.

Дон нерешительно переминался на месте, его лицо вдруг приобрело пепельный оттенок. Фелиситэ перевела взгляд с чернокожего слуги на его хозяина.

— Подумай. Во всем будет виноват Дон. Они ни за что не поверят, что это не намеренное оскорбление, а случайность, что ему просто приказали выливать горшки именно в это время. Его могут высечь, посадить в тюрьму, а то и сделать что-нибудь похуже.

— Какая досада, — ответил Валькур с притворной дрожью в голосе. — Однако боюсь, ты права. Испанцы славятся жестокостью в таких делах. И все же это придется сделать.

— Ты не можешь этого допустить, — начала было Фелиситэ.

— Дон?

В тихом голосе Валькура чувствовалась скрытая угроза, заставлявшая всех слуг в доме беспрекословно подчиняться. С окаменевшим лицом и безнадежным выражением в глазах лакей поднял горшок и вылил его содержимое через перила на улицу.

— Фу! — воскликнул Валькур, выхватив из рукава надушенный носовой платок и помахав им перед носом. — Ты чуть не обрызгал меня.

Снизу послышались злобные крики, топот ног и чья-то команда. Фелиситэ осторожно выглянула на улицу, посмотреть, что случилось с колонной солдат, а потом заступилась за Дона:

— Если бы он подошел ближе к перилам, они бы наверняка увидели его.

— Ну и что из того? — Валькур продолжал обмахиваться платком.

Он оставил это занятие и изобразил на лице надменную улыбку лишь после того, как в дверь на первом этаже забарабанили изо всех сил. Едва Фелиситэ опустила свой бокал на стол, рядом с пустой рюмкой, из которой ее брат пил коньяк, как на лестнице послышался топот. Обернувшись, она сделала несколько шагов, чтобы встать рядом с Валькуром, но в этот момент дверь распахнулась и Мари впустила в комнату отделение солдат в алых мундирах. Ими командовал офицер, скакавший верхом во главе колонны.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: