Рива не стала ничего менять после его смерти. Конечно, при доме содержалась небольшая армия обслуживающего персонала: дворовые и домашние слуги, повар и шофер. Эти люди всю свою жизнь отдали служению семье Столетов, как и их родители. Можно было сказать, что Бон Ви и для них был отчим домом. Поэтому ничто не могло пройти здесь незамеченным и невыясненным. Никогда не было никаких проблем или недоразумений.

Дант Ромоли повернул свою «альфа-ромео» к подъездной дорожке и быстро приближался к дому. В двадцати ярдах от парадного крыльца он свернул влево, к месту парковки, и остановил машину рядом с тремя другими, уже стоявшими там. Он выбрался со своего сиденья и обошел кругом, чтобы помочь выйти Риве.

Сильная спортивная машина легко и быстро преодолела расстояние, отделявшее место проведения митинга от Бон Ви, — примерно пятьдесят миль. Но эта прогулка «с ветерком» нисколько не освежила Риву. Она была все так же напряжена, не отошла от разговора с Эдисоном и Ноэлем. Когда Дант помогал ей выйти из машины, она как-то извиняюще улыбнулась ему. Весь последний час она не могла составить ему хорошей компании, так как была погружена в свои мысли.

— Останешься, ладно? — спросила она. — Могу предложить тебе неплохой ленч взамен того, который ты упустил из-за меня. Сейчас здесь только друзья Эрин, и мне будет одиноко. Ведь среди них нет ни одного человека старше тридцати.

Дант недолго думал.

— Ты же знаешь меня. Я еще никогда не отказывался от еды.

Это была одна из тех шуток, которыми они перебрасывались в общении друг с другом. Они вместе прошли длинный путь. До шестидесятых, до засаленной кухни знаменитого ресторана «Французский квартал», до неряшливого бара без крыши на Бурбон-стрите, до того времени, когда они оба были молоды, самостоятельны, бедны, но не нищи.

Тогда-то Дант и занялся всерьез едой. Будучи постоянно в непосредственной близости к котлам и сковородкам, будучи причастным к приготовлению всевозможных блюд, у каждого из которых был свой собственный вкус и аромат, он постоянно боялся растолстеть до размеров кита. Он все беспокоился, что полнота помешает в любовных делах. Впрочем, все опасения были напрасны: несмотря на свою франко-итальянскую наследственность, он по сей день оставался довольно стройным. Но перед другими он любил изображать тяжелую борьбу, которую якобы вел для поддержания формы. Каждый день совершал двухмильные пробежки и махал теннисной ракеткой. Однако правда заключалась в том, что особый тип обмена веществ в его организме и постоянная работа ради хлеба насущного просто не оставляли ему никаких шансов пополнеть, что бы и в каких количествах он ни ел.

У него были серьезные причины уважительно относиться к пище. Теперь он был владельцем ресторана «У Леконта». Это заведение с великолепной кухней нисколько не уступало по известности «Коммандерс Пэлис», а своими корнями в историю Нового Орлеана уходило еще глубже. Этот ресторан был преуспевающей фирмой аж с 1843 года, здесь закатывались громкие пиршества и не менее громкие скандалы в то золотое время перед Гражданской войной, когда хлопок ценился дороже серебра, не пустел зал ресторана и в веселые девяностые годы. В середине двадцатого века хозяева, а вернее, их потомки вынуждены были продать свое дело, и ресторан переходил из рук в руки до тех пор, пока его не купил Дант, работавший там помощником официанта. Это произошло десять лет назад.

Владение рестораном «У Леконта» было кульминацией самой радужной мечты. Дант с любовью и величайшей заботой отреставрировал заведение, придав ему первоначальный облик — парижского бистро. Затем он нанял известного в округе повара и стал зарабатывать деньги, окупать свое приобретение. Деньги всегда имели большое значение для Данта, хотя в большинстве случаев он не имел их, а только делал. Выбиваясь из сил, он как-то вложил крупный капитал в те забегаловки, которые славились отличными жареными цыплятами. Это, в конце концов, позволило ему осуществить свою мечту: купить ресторан «У Леконта». Он никогда не забывал о том, что званием ресторатора он обязан банальному жареному цыпленку, и никогда ни перед кем за это не извинялся.

Дант принадлежал к той категории людей, которые не довольствуются достигнутым, даже если достигнутое было их «предельной» мечтой. Недавно он открыл еще один ресторан и ночной бар, куда — это было на озере Понтчартрейн — слеталась молодежь со всех концов насладиться не только отменно приготовленной едой из озерных обитателей, но и рок-музыкой и оригинальным освещением.

Бон Ви, как, впрочем, и всегда, радушно встретил Риву. Это был ее дом. Что-то было в нем такое, что наполняло ее ощущением комфорта и успокоения. Порой она сравнивала это плантационное поместье со старым добрым другом, который не предъявляет к тебе никаких требований, никаких претензий. Выстроенный в неоклассическом стиле, дом был окрашен в нежный персиково-розовый цвет. На вид он казался очень массивным, но фундамент был площадью всего в семьдесят квадратных футов. В доме было два этажа, не считая надстроек, бельведера, а также нижних и верхних галерей и балконов, которые опоясывали его со всех четырех сторон. Стройность дому придавали двадцать восемь дорических колонн, от земли до крыши. Их огромные размеры не пугали Риву, наоборот, среди всего этого величия, грандиозности она чувствовала себя защищенной.

Комнаты были просторными, с высокими потолками, обрамленными причудливой лепниной. Мебель Столетов представляла собой смесь антиквариата и современных предметов, что заметно снижало официальную торжественность жилища. В доме было всего восемь основных комнат — четыре внизу и четыре наверху, — не считая, разумеется, целого ряда боковушек и темнушек, которые выполняли роль туалетных и ванных комнат, подсобных помещений. Широкий холл делил дом на обоих этажах на две части. Внизу холл превращался в широкий и просторный зал, в дальнем конце которого были застекленные двери, справа вверх тянулась изогнутая лестница с перилами из красного дерева. А из застекленных дверей можно было попасть в нижнюю галерею с кирпичным полом. Это место было похоже на крытый подъезд и было заставлено обитыми подушками железными стульями, которые окружали столы с прозрачной поверхностью, и огромные вазоны, в них росли изогнутые папоротники и розовые герани. Тут и там тянулся пестрый плющ. На кирпичную террасу вело невысокое кирпичное крыльцо. С террасы можно было попасть прямо к плавательному бассейну. За ним раскинулся английский сад, деревья спускались к декоративному пруду. В его середине был небольшой островок, на котором стояло забавное сооружение, напоминающее маленький римский храм.

Плавательный бассейн, выложенный белым мрамором, с целой шеренгой высоких колонн всегда напоминал Риве римский бассейн со съемочной площадки фильма «Великий Гетсби». Правда, их бассейн не такой большой, но зато по его краям посажены клумбовые пальмы, которые придавали всему месту очаровательный тропический колорит. Специалист сказал бы, что здесь есть претензия на классическую пышность. Так или иначе, но если хочешь выстроить бассейн так, чтобы он красиво вписывался в ансамбль плантационного поместья времен до Гражданской войны, лучшего стиля и не найти. Ко-смо, который построил бассейн для Ривы, когда узнал, что она обожает плавать, просто следовал вкусам плантаторов девятнадцатого века, поклонников неоклассического стиля.

Звуки возбужденных голосов и всплески воды привлекли внимание Ривы и Данта, и они прошли через весь дом и вышли к бассейну. Приятели Эрин по колледжу ныряли и плескались, как одержимые. Как только из воды выходил кто-нибудь из них, так его тут же принимались растирать полотенцами двое или трое товарищей. В воздухе висел запах хлорки и крема для загара — его аромат напоминал что-то среднее между кокосовым орехом и ананасом, если не считать притягивающего к себе запаха еды. Рядом с бассейном стоял буфетный стол, где на больших блюдах лежали тонко нарезанный ростбиф, ветчина, стояла большая кастрюля супа из стручков бамии, вазы с картофельным салатом, макаронным салатом, зеленым салатом и разнообразные фрукты. Кроме того там было три вида домашних бутербродов и четыре вида пирожков и пирожных. Освежающие напитки, вино в бутылках и пиво были погружены в мелко накрошенный лед в медном глубоком подносе.