Арлетта спросила, пригодились ли мне газеты. Я, покривив душой, сказал, что пригодились и что мы сумеем получить больше информации из утренних газет и из радионовостей. На тумбочке у кровати стоял приемник с радиобудильником. Она его включила, и мы застали конец битловской песни. Кажется, это была «Пенни-лейн». Арлетта сказала, что теперь новостей не будет целый час. Будильник показывал четверть одиннадцатого.

— Надеюсь, убивать королеву не придется, — со вздохом заметила она.

Я уж и думать про это забыл!

— Разве она плохая женщина, Ивен?

— Да нет, — ответил я, — Вообще-то она хорошая королева. При том, конечно, что она узурпаторша.

— Правда?

Я кивнул.

— Хоть они и называют себя династией Виндзоров, от этого ничего не меняется. Была гановерская династия, когда в тысяча семьсот четырнадцатом году Георг Первый взошел на трон. И кем бы себя ни именовала Бетти Сакс-Кобург, это вовсе не отменяет легитимность притязаний Стюартов на британский трон.

— А эти Стюарты еще существуют?

— Да. Французы многие годы поддерживали претендентов из династии Стюартов. И сегодня есть живой потомок Стюартов, претендующий на трон, кстати, баварский кронпринц, — я тяжело вздохнул. — Но, боюсь, он мало работает над этой проблемой.

— А французы поддерживают его притязания?

— Нет. Только якобинская лига.

— А ты член якобинской лиги?

— Естественно.

— Так, — она нахмурила бровки. — Так может быть обновленная Франция когда-нибудь поддержит принца… Как его зовут?

— Руперт.

— …принца Руперта. А?

— Может быть, — согласился я. — Но пока что Бетти Сакс-Кобург — лучшая королева, которую англичане могут себе позволить. Поэтому если с ней что-то случится, будет плохо.

— Но ведь ее только похитят, Ивен!

— Ммм…

— Это нужно для целей нашей борьбы. Ты, конечно же, поддерживаешь наш план?

— Кто-то что-то сказал про убийство.

— А, это Клод… Он…

— Динамит. Я слышал, как он произнес это слово. И еще — пластит.

— Клод — экстремист! — А кто из нас не экстремист, подумал я. — Нам не понадобится делать ничего подобного, Ивен. Лично я выступаю только за похищение. Оно привлечет к нам повышенное внимание общественности всей страны. Как ты думаешь?

— Вне всякого сомнения. Но…

— Более того, внимание общественности всех мировых держав будет приковано к НДК!

— Как и внимание правоохранительных органов всех мировых держав! — Я выпрямился, глядя в ее сияющие карие глаза. — Арлетта, вы не можете требовать от Англии предоставить Квебеку независимость. Англия никакого отношения к Квебеку не имеет. Если народ Канады желает распустить Канадскую Конфедерацию, то этот вопрос надо решать народу Канады. Но я не думаю, что это произойдет, поскольку финансово-промышленные круги канадских провинций тесно переплетены общими интересами, хотя такая возможность существует в некоем отдаленном будущем, и я готов сражаться ради этой отдаленной цели. Но откровенно говоря, я не пойму, каким образом похищение британской королевы сможет приблизить эту цель.

— Это привлечет к нам общественно внимание.

— Если вы добиваетесь именно этого, то можно переплыть Ниагару в бочке.

— Пардон?

— Да ничего. Послушай, а если ваше требование о выкупе не будет выполнено, тогда что?

Она кокетливо передернула плечиками.

— Тогда мы сожжем мосты…

— Точнее — взорвем…

— Ах, Ивен… — Ее головка склонилась на мое плечо. — Но сейчас-то нам не стоит этим забивать голову, да? Самое главное, что ты здесь, что ты к нам примкнул. И ты поможешь Эмилю преодолеть влияние Клода. Члены движения обязательно прислушаются к твоему мнению…

— Только не Клод. Он меня терпеть не может.

— Ну да, ты ж укусил его!

— В том-то и дело.

— И он очень импульсивен. И жесток. Клод уверяет, что он, как и все мы, террорист и патриот, но иногда мне кажется, что террор для него куда важнее патриотизма. Пойду-ка сварю нам еще кофе.

Я растянулся на тигровой шкуре в ожидании Арлетты. Я смотрел, как она уходила: полушария попки туго перекатывались под черными джинсами в обтяжку, — и как пришла: ее груди провокационно подпрыгивали под велюровым свитерком в обтяжку. И тут я вспомнил, как все не сговариваясь вдруг решили, что я должен скрываться именно у Арлетты. Как будто для них это была стандартная, давно отработанная процедура, как будто любого нелегала, случайно забредшего в подвал к Эмилю в поисках тайного убежища, автоматически передавали на материнское попечение добрейшей Арлетты.

Но поначалу я совсем не удивился, оказавшись здесь. Я просто предположил, что квартира Арлетты максимально соответствует требованиям жесткой конспирации и достаточного жизненного пространства. Но только теперь я сообразил, что какой бы надежной ни была конспирация, по части жизненного пространства тут наблюдался явный дефицит. В этой квартире имелась только одна жилая комната, в которой стояла только одна кровать, и хотя я никогда не сплю и спальное место мне вообще не так уж и нужно, об этом ведь никто из моих канадских друзей не знал, и они приняли как само собой разумеющийся факт, что я буду делить ложе с Арлеттой и…

— Твой кофе, Ивен!

Я взял свою чашку, потом чашку Арлетты и дождался, пока она уляжется. Девушка умостилась на тигровой шкуре, и наши тела встретились.

— Тигр… — пробормотал я.

— Благородное животное, правда?

— О да!

Ее ручка стала гладить тигровую шкуру так нежно, что я невольно позавидовал благородному животному.

— Отважный, бесстрашный зверь, — продолжала она. — О чем ты думаешь, глядя на эту тигровую шкуру?

— О бензоколонках, — честно ответил я16.

Он бросила на меня удивленный взгляд. Есть у меня дурацкая черта — иногда ляпну что-нибудь этакое, от чего впору сквозь землю провалиться… Я постарался выкарабкаться из ямы, в которую сам себя уронил.

— А еще о засахаренных кукурузных хлопьях, и…ммм... о мужском тонике для волос. Сила тигра в этой коробке! Тигр у вас под капотом… Ну и так далее. Помнишь? Ррррррррр…

— Да, бензин, сухой завтрак и тоник для волос.

— И еще о тебе, Арлетта!

В комнате повеяло освежающей вечерней прохладой, особенно приятной после изнуряющей дневной жары. Вот что мне понравилось в Монреале — вечера там прохладные. Итак, было прохладно и приятно, я подумал об украинской девушке Соне и о том, как непростительно мало времени мы уделяли друг другу после того, как гигнулся мой кондиционер. И понял, что прошло уже очень-очень много времени с тех пор, как сдох мой кондиционер и как следом за ним умерло то нечто, что было между мной и Соней.

Очень-очень много времени прошло. Ну и отлично!

И я взглянул на Арлетту. Так, мы вдвоем, подумал я. Мы вдвоем, в ее квартире и — подумать только! — в ее кровати, и члены НДК почему-то заранее знали, что я окажусь именно здесь, именно в объятьях Арлетты и….

— Квебекская Жанна д'Арк, — вырвалось у меня.

— О нет, Ивен!

— Но так тебя назвал Эмиль.

— Эмиль пошутил. А может быть, он имел в виду, что я похожа на святую Жанну, потому что я тоже страстная патриотка. — Она жарко притянула меня к себе. — А знаешь, ведь это так и есть! Сердце в моей груди бьется с патриотическим накалом.

— Могу поверить

— Вот здесь, — она прижала палец к надлежащему месту.

— Угу.

— Почувствуй сам, как оно бьется, Ивен!

Я приложил ладонь к ее грудине.

— Чувствую, — подтвердил я, — чувствую!

— Да не тут, глупышка! Сердце слева, под грудью.

— Ах, ну да… Ну вот… Теперь чувствую.

— Ивен!

— Да…

— После ванны ты так приятно пахнешь! Мне нравится этот аромат…

— Это твое сандаловое мыло.

— Да. А я так же пахну?

От нее исходил аромат крепкого табака и сладких духов, ну и еще, да, верно, сандалового мыла. А во вкусе ее губ и языка смешались кофе, цикорий и коньяк. Она шевельнула рукой и прошептала: