— Совершенно справедливо! Но…

— Никаких «но»! Надо делать шаги. Надо выбрать свой маршрут движения, почувствовать его, и когда окажешься на развилке… — Или на разножке, промелькнула у меня мысль. — … всегда надо безошибочно выбрать правый путь. Если четкое представление о будущем освещает тебе дорогу как путеводная звезда, если нога твоя тверда…

— Послушай, если с головы миссис Баттенберг упадет хоть одна волосина, они превратят весь Квебек в Сталинград… — начал я.

— Что еще за миссис Баттенберг? О ком ты…

— Это фамилия английской королевы по мужу. Но потом он ее сменил. Ладно, черт с ними с обоими. У меня что-то голова разболелась…

— Ты чересчур много думаешь, — с упреком произнес он. — Сейчас не время пустых размышлений, мой друг. Надо составить план действий.

Я по достоинству оценил сие заявление, встретив его минутой молчания, после чего мы и впрямь с самым серьезным видом приступили к выработке абсолютно сумасшедшего плана похищения миссис Баттенберг. Один из оасовских ветеранов достал сложенную гармошкой карту Монреаля, и мы, расстелив ее на полу, склонились над ней, дабы изучить предполагаемый маршрут венценосного катамарана по реке Святого Лаврентия и попутно отметить естественные преграды на его пути, а также выбрать место будущей засады, принимая во внимание все привходящие факторы и обстоятельства, за исключением разве что лунных приливов и расположения зодиакальных созвездий на небосклоне.

Это занятие меня даже увлекло.

Черт побери, а почему бы и нет? Это была совершенно идиотская игра, но, как заметил по другому поводу один джентльмен, других игр у меня для вас нет. Если уж мы вознамерились похитить английскую королеву, самое меньшее, что я мог сделать, так это гарантировать осуществление этой спецоперации, коль скоро она неотвратима, с максимальной эффективностью. Если уж мне ничего другого не оставалось, я мог бы постараться обеспечить все условия для того, чтобы королева стала жертвой банального похищения с целью выкупа, а не насильственного увоза с целью растления и последующей продажи в публичный дом. Кроме того, я мог бы поспособствовать ее скорейшему освобождению...

А ведь если подумать, разве нет некоего особого обаяния, некоей особой красоты в дерзком замысле похищения венценосной государыни Объединенного Королевства? Я мог бы перекинуться с ней парой слов, это уж точно. И не только о судьбе Квебека, но и о прочих интересующих меня вещах. Например, о возможности ее отречения в пользу кронпринца Руперта. Или о восстановлении целостности Ирландии путем передачи ей шести северных графств. Или...

Но Эмиль оказался чертовски прав. Времени на пустые размышления не осталось. Надо было составлять план!

Когда Эмиль и братишки Бертоны ушли, я сварил кофе и, обследовав содержимое холодильника и кухонных полок Арлетты, скоро пришел к неутешительному выводу, что девица радикально решила проблему утилизации пищевых отходов: она попросту сметала все до последней крошки. В конце концов я отказался от попыток обнаружить хоть что-то вареное или тушеное и взялся поимпровизировать на тему плова с луком и изюмом. У Арлетты не оказалось нужных специй — я люблю добавлять в плов щепотку кориандра, — но в кулинарии, как и в международном шпионаже частенько приходится работать с подручными материалами. Я сытно поел, выпил кофе, послушал радио. Ясное солнечное утро сменилось нестерпимо жарким полуднем. Я умирал от духоты, потел, раздевался, бежал в душ, одевался, снова потел и т.д.

А потом вернулась Арлетта: румянец на щеках, веселые огоньки в глазах — она впорхнула в квартиру точно на крыльях. Вынужденное безделье взаперти выжало из меня куда больше жизненных соков, чем ее путешествие на другой конец города.

— Ах, Ивен! — воскликнула она, с яростной нежностью целуя меня. — Какое огромное здание! Я трижды прошла через весь павильон Кубы от начала до конца. Если бы только члены нашей организации и сочувствующие могли бы туда попасть! Это просто потрясающе! Я испытала такое вдохновение от их экспозиции!

— Значит, идеи социалистической революции тебе близки?

— При чем тут социализм? Плевать я на него хотела! Разве это так важно? Их павильон поражает вовсе не идеологическим содержанием революционного пафоса, а самим азартом революции. И какое драматическое воплощение они для этого нашли! Как кричат, перебивая друг друга, революционные лозунги: ты буквально своими ушами слышишь треск пулеметных очередей и гулкие разрывы снарядов. Это чистое вдохновение, Ивен!

— Когда человек испытывает революционный порыв, любая революция становится для него вдохновением.

— Вот именно! — Она закурила «голуазину». — Только в третье посещение я смогла отвлечься от мощного эмоционального воздействия кубинской экспозиции. Я словно перенеслась в иной мир и с трудом могла сосредоточиться на цели своего посещения. Но в третий раз мощный импульс эмоционального воздействия пропал. Я смогла спокойно, без всякого волнения, там все осмотреть… Мне кажется…

— Что?

— Твои подозрения относительно кубинцев вполне оправданы.

— И чем же они там занимаются?

— Не знаю.

— Но чем-то занимаются?

— Безусловно! — Она затянулась сигаретой. — Не могу точно объяснить, почему я так чувствую, но ощущение у меня создалось твердое. И то как себя ведут охранники, и то, как они шныряют глазами туда-сюда, да и в самом их облике есть что-то… Во всем!. — она неопределенно взмахнула руками. — Вся атмосфера, вся аура этого здания… Кажется, что там то ли двойной пол, то ли двойные стены, то ли двойной потолок. Ой, что-то я раскудахталась…

— Нет-нет. Я понимаю, о чем ты…

— Но реально я там ничего такого не увидела. Ты понимаешь? — Она покачала головой. — И честно сказать, ничего не нашла. Ох, Ивен, я так беспокоюсь о твоей девочке. Бедняжка! Не хотела бы я потеряться в этом павильоне! Я чувствую, я ощущаю: что-то там не так. Жуткое место!

Я отвернулся и подошел к окну. Оно выходило в переулочек. Я уставился в глухую стену дома напротив. В последнее время, подумал я, что-то я очень часто упираюсь в глухие стены. Будь проклята королевская канадская конная полиция! Будь проклята канадская иммиграционная служба. А уж как будь проклята бессмертная душа Ежи Пжижешевского, я и передать не могу! Минна черт знает где, и мне по-хорошему надо бы ее искать, а вместо этого я торчу у Арлетты и смотрю, как мир весело катится ко всем чертям. Да и ко всему прочему жарко стало в этой квартирке, чертовски жарко. Если бы я хотел сидеть и бездельничать, мог бы преспокойно жариться в своей манхеттенской квартире.

— Ты виделся с Эмилем, Ивен?

— Да.

— И как, программу мероприятий выработали?

Я вкратце посвятил ее в план засады. Она слушала меня, с замиранием сердца ловя каждое слово, а мне было на все наплевать, потому что ее сердце принадлежало будущей спецоперации, а мое нет. Когда я умолк, в комнате повисла тишина. Теперь Арлетта отвернулась и стала смотреть в окно, а я подошел к кровати и растянулся на тигровой шкуре. Арлетта подошла и прилегла рядом. Но я ее не поцеловал.

— Бедненький Ивен!

— Именно там Минна и пропала — тут сомнений никаких. В чертовом павильоне, прославляющем кубинскую революцию.

— Ненаглядный мой!

— И вовсе она не потерялась и не заблудилась. Ее похитили. Вот только интересно…

— Что?

Я привстал на локте.

— Ну, ладно, допустим, им просто нравится похищать людей. Допустим. И выставочный павильон для этого идеальное место. Там всегда полно народу. Они могут выбрать из бесконечного потока посетителей тех, кто вроде бы пришел один, без сопровождающих, и кого, вероятно, никто не хватится. Но…

— Что?

— Но зачем им это нужно? Черт… — Я спрыгнул с тигровой шкуры на пол. — Вот если бы мы вдвоем туда пошли… Нет, это исключено.

— А зачем нам туда вдвоем?

— Один бы встал у входа, другой — у выхода. Один бы считал, сколько человек входит в кубинский павильон, а другой — сколько выходит. Если входит больше, чем выходит, то…