Уильямс деловито глушит все двигатели своего лунолета и оборачивается к Бадо. Лицо за шитком невозможно разглядеть.

Работа в библиотеках принесла неутешительный результат: астрономия находилась в плачевном состоянии. Старички, приникшие к окулярам нескольких больших телескопов, продолжали выполнять свои программы, составленные несколько десятилетий назад. Все проекты были связаны с изучением глубокого космоса, далеких звезд. Солнечная система никого не интересовала, не говоря уже о такой банальности, как Луна.

Изучая Шестую Луну, ее девственно чистый северо-западный сектор, Бадо задавался тревожным вопросом: если метеорит Изобилия не врезался в Луну ни три миллиарда лет назад, ни в 1970 году, то куда он подевался? Уж не несется ли он к цели прямо сейчас?

Не привлекая к себе внимания, он начал финансировать университетские программы изучения ближайших к Земле астероидов. Одновременно он тратил деньги на то, чтобы получить ответ на вопрос, что с ним произошло. Как он здесь оказался.

Когда пыль наконец исчезает, Бадо видит в центре кратера Тейлор, где находились два спускаемых аппарата, какую-то массивную конструкцию.

Он чувствует облегчение. Слава Богу! Возможно, новое перемещение менее радикально, чем предыдущие. Или это даже не перемещение…

Однако спускаемого аппарата Уильямс больше нет, исчез и ее напарник, охранявший полезный груз. Впрочем, кратер не опустел. Аппарат, заменивший грузовой модуль, похож на него очертаниями: такой же приземистый, на четырех опорах, с торчащей кабиной. Правда, он пониже — футов пятнадцать вместо двадцати, кабина тоже меньших размеров.

— Боже! — произносит Уильямс, потрясенная переменой гораздо больше, чем пообвыкший Бадо.

— Добро пожаловать на Четвертую Луну! — произносит он тихо.

— Боже, Боже… — повторяет она ошеломленно. Он поворачивается и поднимает щиток скафандра, чтобы она видела его лицо.

— Слушай внимательно! Ты не сошла с ума. Просто мы переживаем какие-то перемещения. Объяснения этому у меня нет.

Он улыбается. Ему легче от мысли, что кто-то напуган, потрясен сильнее его.

Бадо посвящает Уильямс в свою существующую от силы час теорию множественности Лун. Она вглядывается в чужой спускаемый аппарат.

— Мне уже приходило в голову что-то вроде этого. От удивления у него отваливается челюсть.

— Уже?

— А как еще ты мог здесь оказаться? Ладно, Бадо, отложим размышления до лучших времен… Скажи, что же нам делать? — Она смотрит на свой массивный «ролекс». — На сколько хватит твоего комплекса жизнеобеспечения?

Он смущен. Она быстрее его пережила потрясение и задает вполне здравые вопросы. Он смотрит на свои часы, укрепленные на манжете скафандра.

— Еще на два часа. А твоего?

— Моего не хватит даже на час. Идем! — Она вылезает из своего лунолета, поднимая синими ботинками невообразимую пыль.

— Куда?

— К маленькому спускаемому аппарату, куда же еще? Ничего пригодного, помимо него, вокруг не наблюдается. — И она бежит большими прыжками по дну кратера.

Немного постояв, Бадо берет свой поддон и следует за ней.

Теперь он может лучше разглядеть новый спускаемый аппарат. Жилая капсула представляет собой шар, к которому прикреплен диск — видимо, причальное устройство. Две антенны размером с обеденную тарелку. Все вместе обернуто каким-то зеленым одеялом — наверное, термоизолирующей оболочкой.

Бадо видит лесенку. Грунт вокруг нижней ступеньки испещрен следами.

— Какая маленькая кабина! — удивляется Уильямс. — Всего на одного человека.

— Думаешь, он американец?

— Только не из известной мне Америки. Погоди, что-то знакомое… Больше всего это похоже на переделанный орбитальный модуль «Союз». Ну, знаешь, русский космический корабль, их эквивалент «Аполлона».

— Русский?

— Что-то я не вижу никакого переходного шлюза… — удивленно произносит Уильямс.

— И я не вижу, — говорит Бадо. — Только нашлепка сверху.

— Значит, чтобы попасть в эту капсулу на орбите, надо выйти в космическое пространство. Ну и конструкция!

Из-за спускаемого аппарата появляется человек. Он раскачивается из стороны в сторону и зачерпывает пыль. При виде Бадо и Уильямс он замирает, как вкопанный.

В руках у него флаг на древке. Полотнище заключено в проволочную рамку, оно ярко-красное с золотым серпом и молотом в верхнем углу.

— Вот тебе и раз! — шепчет Уильямс. — Значит, не всегда нам выигрывать…

Космонавт делает два шага в их направлении, потом принимается жестикулировать. Он размахивает руками, тычет в Бадо и Уильямс древком флага, словно копьем. Вокруг его талии неподвижно закреплен широкий обруч.

— Кажется, он к нам обращается, — говорит женщина.

— Вряд ли наши рации работают на одинаковых частотах. Наверное, он может вести передачу и прием только на коротких волнах, чтобы связываться с Землей. Ультракороткие ему ни к чему. Ты только погляди, как туго ему приходится.

— Вижу. Боюсь, у него жесткий скафандр. Сочувствую бедняге!

— А что это за хула-хуп? — спрашивает Бадо.

— Чтобы не упал, если споткнется. Он же здесь совсем один! Для двоих в его шарике нет места.

Космонавт приходит в неистовство. Он швыряет в чужаков флаг, который падает к ногам Бадо. Потом поворачивается и торопится к своему аппарату.

— Видишь шарниры? — спрашивает Бадо. — Наверное, его скафандр разнимается, и он залезает в него, как в футляр. Уильямс поднимает щиток своего шлема.

— Пусть видит наши лица. Надо же как-то установить с ним контакт!

Бадо разбирает смех.

— Может, подскажешь, зачем нам это?

В следующий момент кратер накрывает тень. Бадо уже не до смеха.

— Черт, неужели опять?

— В чем дело? — испуганно спрашивает Уильямс.

— Очередное перемещение. — Он ждет появления рокового дрожания.

— На этот раз вряд ли, — тихо отвечает Уильямс.

По дну кратера Тейлор скользит узкая черная тень длиной в несколько сот футов. Бадо запрокидывает голову, то есть максимально наклоняется назад.

Корабль похож на огромный серебристый артиллерийский снаряд, поставленный вертикально. В таком положении он скользит над лунной поверхностью на высоте полусотни футов, мощно разгоняя пыль невидимым ракетным выхлопом. Полет корабля полон тяжеловесной грации. Он уже выбросил четыре толстых опоры с широкими пружинными амортизаторами. У носа корабля желтеют многочисленные иллюминаторы. На борту красуется эмблема в виде красно-бело-синей круглой мишени.

— Черт! — не выдерживает Бадо. — В этой штуковине добрая сотня футов! — Его исчезнувший спускаемый аппарат был в четыре-пять раз ниже. — Интересно, сколько он весит? Двести — триста тонн?

— Вертикальный взлет, — отвечает Уильямс невпопад.

— То есть?

— Видишь, какой он обтекаемый? Он опускается на Луну, снова стартует в таком же положении и возвращается на Землю.

— Очень старомодная конструкция, детище фон Брауна и его команды. Такой корабль слишком тяжел для ракетных двигателей на химическом топливе.

— А кто говорит о химическом топливе? Нет, здесь, скорее всего, атомный двигатель.

Огромная серебристая рыбина ненадолго зависает над кратером, а потом начинает опускаться. Как Бадо ни вглядывается, он не замечает никакой дрожи. Непонятно, как достигается такое равновесие: он не видит вспомогательных двигателей, поэтому представляет себе спрятанные под оболочкой судна маховики.

Снижение корабля вызывает в кратере могучую пыльную бурю. Крупные частицы колотят Бадо по шлему, как дождевые капли. Он загораживает щиток тяжелыми перчатками и наклоняется, чтобы устоять на ветру.

Маленький спускаемый аппарат русского не выдерживает напора, опрокидывается и катится прочь.

Стоя в спальне перед зеркалом он рассматривал свои седеющие волосы и наметившееся брюшко. Как ни странно, он не тосковал по Фэп, своей жене.