Райкер какое-то время сурово молчал, жуя сандвич. Он терял лучшего журналиста, а заодно и товарища по ланчам.

– Предположим, ты переедешь туда, Квилл, и передумаешь, прежде чем пройдет пять лет. Что тогда?

– Всё достанется людям из Нью-Джерси. Состояние будет находиться под опекой в течение пяти лет, и всё это время я буду получать лишь процент от прибыли.

– Который исчисляется…

– После уплаты налогов около миллиона в год. Райкер поперхнулся кусочком огурца.

– Любой мог бы… способен был бы… свести концы с концами, имея такие деньги.

– Вы с Рози должны приехать туда на недельку. Свежий воздух… никакой суеты… тишь да гладь. Я имею в виду, что Пикакс не знает уличной преступности. – Квиллер попросил счёт. – Не жди, что я заплачу сегодня за тебя, Арчи. Я пока не видел ни пенса из этого наследства. Извини, не могу остаться на кофе. Должен торопиться в аэропорт.

– Сколько туда лёту?

– Вечность! Нужно сделать две пересадки, а потом лететь на «кукурузнике».

Пожав напоследок руки завсегдатаям пресс-клуба и похлопав их по плечам, Квиллер забрал на кухне увесистый пакет с остатками пищи и, сказав последнее «прощай» излюбленному своему пристанищу, устремился на трехчасовой самолёт.

В самолете он мыслями вернулся к Арчи. Райкеру, Они дружат уже давно и по-настоящему привязаны друг к другу, но сегодня Арчи выглядел непривычно угрюмым. Обычно редактор держался отстранённо, даже холодновато, как и подобает ветерану пера, временами позволяя себе добродушное подшучивание, но сегодня что-то угнетало его. Квиллер чувствовал, что причиной тому послужил не только его отъезд на север. За этим крылось что-то ещё.

Полет прошёл без приключений, поле было гладким, и на лужайке, служившей стоянкой, его ждала машина, которую он оставил, улетая. Никто не проколол шины, не взломал багажника. Погоду Квиллер нашёл идеальной и радовался тому, что избавился от вечной жары и городского транспорта. По мере приближения к Мусвиллу его охватило привычное беспокойство: не случилось ли чего в его отсутствие?

Он оставил Коко и Юм-Юм одних в доме на берегу озера. Женщина, бравшаяся за плату приглядывать за зверьём, обещала кормить кошек дважды в день, давать им свежую воду и не повышать на них голоса. Но надежна ли она? Вдруг она сломала ногу и не смогла прийти? Хватило ли кошкам воды? Сколько они могут прожить без пищи? А что, если их выпустили по неосторожности и они убежали! Это домашние киски… городские. Разве они выживут в лесу? Разве смогут защититься от ястреба или совы? А если в лесу водятся волки?! Коко сражался бы до конца, но маленькая Юм-Юм – она такая нежная, такая беспомощная…

Весь на нервах, он подъехал к дому и открыл дверь. Коко и Юм-Юм сидели на каминном коврике бок о бок, словно две книжки на полке, и выглядели спокойными и довольно упитанными.

– Негодяи! – взорвался Квиллер. – Выпрашивали еду! Обжирались!

Стоял июль, и лучи горячего вечернего солнца, падая на гладкую кошачью шерсть, создавали вокруг нечестивцев что-то вроде ореола. Поджав под себя коричневые лапки, нахально вздернув уши и уставив на хозяина глаза, пронзительно голубые на коричневых масках, Коко и его подружка отказывали Квиллеру в праве критиковать Их Королевские Кошачества.

– Вы не запугаете меня. Так что сотрите выражение превосходства с ваших мордочек, вы оба! У меня новость для вас. Утром мы едем в Пикакс.

Сторонники сохранения статус-кво, кошки всегда противились перемене адреса. Тем не менее рано утром Квиллер погрузил свои пожитки и сиамцев в машину и повёз их (на каждую милю приходилось не менее сорока протестующих воплей) за тридцать миль от озера – в особняк Клингеншоенов.

Достопамятный особняк К., как называли его местные жители, располагался на Пикакской площади, которую огибала Мэйн-стрит; в центре площади был разбит небольшой сквер. По периметру стояли две церкви, здание суда Мускаунти, библиотека, но ничто так не впечатляло, как столетняя резиденция Клингеншоенов.

Огромный квадратный дом, добротно сложенный из камня, величественно возвышался среди ухоженной лужайки.

Круговая подъездная дорожка вела к главному входу, боковая шла к гаражу, тоже сложенному из камня с вкраплениями кварца, которые ярко посверкивали на солнце.

Квиллер подъехал к чёрному ходу. Зная привычки жителей Пикакса, он рассудил, что дверь может быть не заперта.

Теперь оставалось поспешно втащить орущих животных в кухню, положить их на голубую подушку на холодильник и открыть дверь в примыкающую к кухне прачечную, указав тем самым, где они могут пить воду и отправлять свои надобности. Успокоив их и попросив вести себя хорошо, он закрыл обе двери на кухню и перетащил остальной багаж.

Затем, поминутно поглядывая на часы, Квиллер поднял два чемодана на второй этаж, положил на письменный стол стопку бумаги, тринадцатифунтовый словарь (без сокращений, с поцарапанной обложкой), тут же установил свою древнюю пишущую машинку.

Роскошная обстановка дома произвела на него большое впечатление ещё в первый приезд, но сейчас он смотрел на неё уже глазами собственника. Высокий вестибюль с грандиозной лестницей; столовая, где за столом могли усесться шестнадцать человек; гостиная с двумя каминами, две гигантские хрустальные люстры, тяжёлое старое пианино; солярий с тремя стеклянными стенами. Отопление дома, должно быть, потребует целого состояния.

Точно в назначенный час прозвучал дверной звонок, и он принял двух адвокатов из фирмы «Гудвинтер и Гудвинтер», третье поколение юристов этой уважаемой конторы. Партнерам – Александру и его сестре Пенелопе – обоим было под тридцать, но налагаемая профессией печать сухой официальности делала их старше своих лет. Оба унаследовали патрицианские черты и белокурые волосы Гудвинтеров и подозрительно хорошо одевались для городка типа Пикакса, где все в основном носили джинсы, футболки и кепки.

– Я только что приехал. – Квиллер запыхался после недавних трудов. – Теперь мы официальные жители Пикакса. Я прилетел из Центра вчера.

В представлении аборигенов Центр был чем-то вроде городской свалки на юге штата.

– Разрешите поздравить вас с прибытием в Мускаунти, – торжественно начал Александр Гудвинтер, – и поверьте, я выступаю от всех живущих здесь, в Пикаксе. То, что вы без промедления поселились здесь, для нас великая честь. Ваше присутствие смягчит – как бы сказать точнее? – не слишком доброжелательную реакцию местного населения на завещание мисс Клингеншоен. Мы надеемся на плодотворное сотрудничество.

– К вашим услугам. Может быть, пройдём в библиотеку и всё обсудим?

– Один момент! – Александр предупреждающе поднял руку. – Цель нашего визита, – монотонно продолжил он, – сделать ваше водворение на новом месте как можно более лёгким и приятным. К сожалению, я должен улететь в Вашингтон, но я оставляю вас под надежным присмотром моей сестры.

Последнее обстоятельство очень устраивало Квиллера, поскольку он уже давно обнаружил, что младший партнер являет собой обворожительную загадку. Она была грациозна, но высокомерна. Ослепительная улыбка обнаруживала игривые ямочки на щеках, но всё это использовалось исключительно в деловых целях. Однако он имел случай наблюдать её свободной и раскованной, и единственным ключом к внезапному дружелюбию стал исходящий от неё холодок мятного освежителя дыхания. Пенелопа возбуждала его любопытство. Она бросала вызов.

Покидая дом. Александр сказал в заключение:

– По моём возвращении вы должны отобедать у нас. И с вашего разрешения, я мог бы порекомендовать вам моих парикмахера, портного и ювелира. – Он бросил взгляд на изрядно поношенную рубашку клиента, на его неухоженные усы.

– Что мне в самом деле нужно, – ответил Квиллер, – так это ветеринар. Для профилактического осмотра зубов.

– А… хорошо… да, конечно, – произнес Александр.

Он уехал в аэропорт, а Квиллер проводил Пенелопу в библиотеку, наслаждаясь исходящим от неё ароматом; что-то неуловимо женское, но не выходящее за рамки профессиональной сдержанности. Отметил он и прекрасно сшитый летний шёлковый костюм.