Шар игральный у дня ночь взяла, но при этом
Разодела весь мир лунным сладостным светом.
Хоть пропал золотой полыхающий шар,
Но серебряных шариков реял пожар.
Вспомнил благостный сон о царе Искендере
И закрыл ему веки — души его двери.
Отдыхал Властелин до мгновений, когда
Мгла исчезла. Сиянью настала чреда.
Поднял голову царь, чтоб за радостным пиром
Встретить утро, что, яро вставая над миром,
Апельсином сразило рассвет. Пропылал
Он, покрывшийся кровью, как пламенный лал.
И когда было небо в сверканиях лала,
Нущабе к Повелителю путь свой держала.
И была под счастливой звездою она,
Как плывущая ввысь золотая луна.
За конем луноликой, сверканьем играя,
Шли рабыни, как вестницы светлого рая.
Сто Нахид помрачнели б наверно пред ней:
Ста Нахид ее пальчик единый ценней.
И предстал царский стан перед взором царицы,
Там нет счета шатрам, там коней вереницы.
Там от золота стягов, от шелка знамен
Прах фиалковым стал, розов стал небосклон.
Между сотен шатров с их парчовым узором
Путь к царю не могла разыскать она взором.
Но, людей расспросив, прибыла ко двору, —
К подпиравшему небо цареву шатру.
Золотые подпоры, из шелка канаты
И гвоздей серебро… Краше румской палаты
Для приемов шатер. И приема жена
Попросила, и спешилась эта Луна.
И позволили ей преклонения дани
Принести и пройти под шатровые ткани.
И узрела она: со склоненным лицом
Венценосцы стоят под единым венцом.
Перед тем, кого чтили все жители мира,
Пояс к поясу встали властители мира.
И одежд их сверкающих яркий багрец
Был опасен для глаз и для робких сердец.
И стенной они росписью, чудилось, были:
О движенье, о слове они позабыли.
И невеста из замка изведала страх:
В замке труднодоступном находится шах.
Преклонясь, Нушабе начала восхваленье.
Всех могучих она привела в умиленье.
Повелел государь, — и сверкающий трон
Принесли. Был из чистого золота он.
Царь Луну усадил на возвышенном месте,
Ниже — тех, кто сопутствовал этой невесте.
Он прибывшей хороший прием оказал,
Что приезд ее благ, Нушабе он сказал.
Успокоилось сердце жены, и Властитель
Приказал, чтоб явился пиров управитель
И чтоб стольник скорей угощенья принес
И пустил вкруговую обильный поднос.
Но сперва, словно взят из источников рая,
Заструился «джуляб», духом розы играя.
Столь усладный напиток не только Хосров, —
И Ширин не имела для званых пиров!
А затем белотканые скатерти стлали,
И поплыл запах амбры в небесные дали.
Все блага, что давало богатство земли,
В тяжких грудах поспешно на стол принесли:
Из муки серебристой, просеянной дважды,
Были поданы… луны — подумал бы каждой.
Словно свертки шелков — для услады царей! —
Засиял свежий хлеб, — жаркий труд пекарей.
На подносах из золота целую груду
Хлебцев разных внесли; хлеб разложен был всюду,
Лишь лепешки одной не нашлось на столе —
Той, что в небе, пылая, светила земле.
Все поев, как положено, сладостной влаги
Пожелали. И жбаны раскрылись и фляги.
До полудня за чашами время прошло,
И когда пламень дружбы вино разожгло, —
Опьянения радость разгладила брови
Тем, кто к пиршествам жаркой исполнен любови,
И за струнной игрой до вечерней зари
Провели с Нушабе свое время пери.
И когда в черный цвет свод оделся высокий,
И к подушкам прильнуть так хотели бы щеки,
Молвил царь милоликим, словам их в ответ:
«Уезжать вам сегодня не следует, нет!
Я хочу, чтобы завтра возникло от Рыбы
До Луны пированье, чтоб все мы могли бы,
Как нам Кеи велели и сам Феридун, —
Усладиться вином и звучанием струн.
Может статься, в огне, наполняющем чаши,
Испекутся дела несвершенные наши.
Позабудем о всем, чем нас мир покарал.
Исцелит наши души столетний коралл.
Пусть ланит наших станут прекрасными розы:
Раскрасневшись, становятся страстными розы.
Коль мы прах напоим ценной амброй вина, —
Для мытья головы станет глина годна!»
Что же! Радость пери, преклоненных пред шахом,
Одержала победу над девичьим страхом.
И была Нушабе на царевом пиру
Так светла, как Зухре в небесах поутру.
Властной амброй дыша, глубока, чернокрыла
Стала ночь и мешочек свой мускусный вскрыла,
А из мускусных кос милых дев свой аркан
Сделал царь, сладкой амбры усилив дурман.
И Луну и Юпитер арканом сим властным
Он заставил спуститься на землю к прекрасным.
Пированьем была эта страстная ночь.
И сверкали пери, — так хотелось им смочь
В пламень бросить подкову: хорошая мера,
Чтоб, колдуя, любовью зажечь Искендера!
Царской волей зажглись благовоний костры,
Словно маги в ночи затевали пиры.
Так он взвихрил огонь, что в хмелю позабыли
Все о скарбе, — о том, чем так связаны были.
За вином, струны звонкие слушая, он
Всю провел эту ночь. Посветлел небосклон.
По лазури багрянец прошел полосою,
Черный соболь нежданно стал рыжей лисою.
Снова стал веселиться зеленый простор.
И был царственный снова разостлан ковер.
Кипарисов ряды снова подняли станы",
Куропатки мелькнули, блеснули фазаны.
И запели пери. Им казалось, что пьян
И любовью и солнцем обильный Михрган.
И когда цвета яшмы запенились вина,
Тотчас яшмовой стала небес половина.