ПРОСЛАВЛЕНИЕ ЦАРЯ ФАХРАДДИНА БАХРАМШАХА СЫНА ДАУДА

В этом временем созданном мире, как точка в кругу,
Пребываю я пленным и с центра сойти не могу.
С ног мне пут не сорвать. Я твоей добротой обеспечен.
Я под сенью твоей, сам же фарром царей не отмечен.
В прах сыпучий земли я ногами глубоко залез,
Между тем мои руки  —  в суме переметной небес.
С головою склоненной я шел размышлений тропою,
Молча шел со склоненной до самых колен головою.
Пролилось на колени сиянье лица моего,
И зерцалом души они стали от света его.
Был я мыслями весь погружен в созерцанье зерцала,
А зерцало очей окружающий мир созерцало, —
Не блеснет ли зерцало иное, сияньем маня,
Не сверкнет ли откуда нежданный огонь для меня?
И лишь только мой разум, прийти к заключенью способный,
Мир вокруг обежал и разведкой проверил подробной,
Между разумов высших мой разум увидел царя,
Раздающего саны, живущего благо творя,
Шаха с дланью победной, счастливой звездой всемогущей,
Мира розовый куст, под лазоревым сводом цветущий,
В Хызре дух Александра, суждений прозрачный родник,
И вождя звездочетов, что в смысл Альмагеста проник.
В нем первейшую цель мои очи сейчас же узрели,
В нем, к кому обращается стих, именуемый «Цели»[39].
Чей венец  —  небосвод, чьей печатью владел Соломон.
Мудрый царь Фахраддин, слава мира и гордость времен!
Он рожден от Давида, и стало для сына законом,
Чтоб его самого величали царем Соломоном[40].
Стяг Исхака высоко его иждивением взвит,
Если есть ему враг, то единственно  —  исмаилит.
Все пределы земли восхищает не знающий страха,
Центр небесных кругов, тот, что именем горд Бахрамшаха.
Он  —  и тот, осененный Бахрамом и тоже Бахрам,
Ловчий, бивший онагров, онагром же прозванный сам[41].
Им кичатся владыки, затем, что он прочих могучей,
Он  —  прославленный веком знаток наивысшего лучший.
Трон султанов он занял и занял халифов престол,
Одолел византийцев, абхазцев к покорству привел.
Из живущих людей справедливостью самый богатый,
Самый щедрый из щедрых, пытливостью самый богатый.
Небосвод  —  твоя вера, державство  —  звезда в небесах,
Не жемчужница ль царство, те жемчуг ли  —  ног твоих прах!
Он ручей, он и море, в них рыб и жемчужин немало,
Нет прозрачней ручьев и обильней морей не бывало.
Этот ртути источник по длани его наречен[42],
Как и ртуть, постоянно бежит и колышется он.
Тот смеющийся лал, украшающий пояс пророка[43],
В пояс горний попав, поднимается лалом с востока.
С ним затеять борьбу не захочет никто никогда,  —
Из окна голубого на дерзкого грянет беда.
Колокольчика звоном литавру небес он расколет
И сосудец луны  —  только дунуть в него соизволит!
Сердце весело в нем, зачинает он ладно дела,
Человечен душой, завершает изрядно дела.
Щедрость  —  чаша твоя, с нею кравчий  —  рука нераздельна, —
Век в ней будет вино, ибо шахова жизнь беспредельна.
Благородство людей и деяния их  —  от тебя.
Свет у мира в очах, все сияние их  —  от тебя.
Дар за даром, победы у неба берешь без опаски,
Сразу девять утроб тяжелы от одной твоей ласки.
Уши рыб, что внизу и вверху, рады створками стать
Тех прекрасных жемчужин, что будут твой меч украшать[44].
Ясный месяц, что ночью свой меч над землею возносит,
Только меч свой завидит  —  и щит, опозорившись, бросит.
Меч твой светлый  —  струя, что как воды Евфрата чиста,
Ею разлит сосуд, где врагов твоих жизнь налита.
Тот, кто гневом затоплен твоим, упоенный покоем,
Будет паводком смыт, если б он оказался и Ноем.
Кей-Хосров ты умом, твою чашу наполнил Джамшид,
Мотыльком на свече  —  на лице твоем солнце сгорит.
Будь же в храбрости львом  —  ведь и храбрый с тобою не спорит,
«Львом»  —  сказал я? Ошибся: и льва твоя сила поборет.
Ты из племени львов, что по зарослям частым живет.
Всех опаснее ты, пред тобой лишь дрожит небосвод.
Закаленному в битвах, отважному сердцу какому
Ополчаться на брань, чтоб тягаться с тобой по-пустому?
Для всего, что родится под сводом небес голубых,
Власть одна непреложна: могущество дланей твоих.
Много знатных людей ты поставил на власть, как правитель,
Но единственно ангел тебе самому покровитель.
Начертала судьба: «Он последний в круженье времен»,
На земле твоей ветер семь букв написал: «Соломон».
Бог, который дает благородство, и силу, и славу,
Дал тебе, государь, разуменье всего и державу.
Благодатные дни твои в золото пыль обратят,
Лишь помянем тебя  —  и становится сахаром яд.
Без тебя Фаридун пусть вино твое выпьет,  —  однако
Все же вытянуть сможет змею из плеча у Заххака[45].
Пей вино! У тебя есть и кравчий и музыка,  —  пей!
Ты снедаем печалью,  —  о, вспомни о власти своей!
Ты охрана державы, султанов приют и опора,
И мечом и венцом обладаешь ты, чуждый укора.
Ты с мечом необорным сюда самовольно пришел,
И венец захватил, и насильственно сел на престол, —
Как законный халиф, соблюдаешь, однако, законы,
Забираешь венцы, раздаешь, кому следует, троны.
Выше царских венцов оконечность меча твоего,  —
Как же дани не брать с государей, признавших его?
Трои получит глава, на которую встанешь пятою,
Осчастливлено сердце, где занято место тобою.
В птицу счастья, в Хумай, при тебе обратилась сова,
Приближаясь к тебе, станет как бы ступней голова.
Вновь на правильный путь те, кто сбились с пути, обратились,
Слышны жалобы, жалобы: жалобы все прекратились.
Рахш твой  —  мира оплот; у него к одному из копыт
Недруг твой четырьмя  —  как подкова  —  гвоздями  прибит.
Семь небес  —  лишь ларец, где, как жемчуг, —  души твоей блага,
Восемь райских садов  —  твоего лишь полотнище стяга.
Если лба не наклонит пред волей халифа гордец,
То сейчас же уздечкой на нем обернется венец.
Все ты знаешь на свете, постиг ты науки не все ли?
Ты душа двух миров, что в одном сочетаются теле.
Ухо щедрости тронь, благонравью людей научи,
Дай дыханью зажечься о пламя словесной свечи!
Ты раба своего удовольствуй почетным халатом,
Книгу  —  дар  Низами  —  ты согласья овей ароматом.
Пусть он тучен от слов и духовными яствами сыт,
За столом у тебя все же нищим и тощим сидит.
Рудники  —  без рубинов, и нет уже в море жемчужин,
Дай рубин им из уст, из руки твой жемчуг им нужен.
А тому, кто завистлив, чья злоба кипит, горяча,
Дай рубин наконечников стрельных и жемчуг меча.
Если счастья звезда над тобою на небе зардела,
Будь во славу твою окончанье начатого дела.
Будь один одарен, а другой уничтожен тобой:
Я  —  тобой одарен, уничтожен  —  твой недруг любой.
Пусть победа твоя, словно стяг, держит голову прямо,
Враг же голову клонит к земле, наподобье калама.
вернуться

39

Один из стихов Корана.

вернуться

40

Отца Фахраддина звали Дауд (Давид). Низами хочет сказать, что поскольку Фахраддин — сын Давида, то его самого можно считать премудрым царем Соломоном. Поскольку деда Бахрамшаха звали Исхак (Исаак), Низами продолжает в следующем стихе параллель между семьей восхваляемого им правителя и легендарными великими царями, персонажами Корана и Библии.

вернуться

41

Бахрам — планета Марс и имя собственное. Тоже Бахрам — тезка Бахрамшаха — полулегендарный древний царь Бахрам Гур. За пристрастие к охоте на онагров (онагр на фарси — гур) он получил свое прозвище.

вернуться

42

Речь здесь идет о щедрости царя Фахраддина.

вернуться

43

Низами хочет сказать, что царь Фахраддин настолько велик, что само солнце, украшение пояса пророка — лишь рубин (лал) на поясе царя.

вернуться

44

Общий смысл этого двустишия таков: все, что находится между созвездием Рыб («верхние рыбы») и мифическим китом, на котором покоится земля («нижняя рыба»), то есть вся земля, подчинено мечу царя Фахраддина.

вернуться

45

Заххак — легендарный тиран, спознавшийся с дьяволом. Дьявол поцеловал Заххака в плечи. Из тех мест, куда он его поцеловал, выросли две змеи, терзавшие тирана. Фаридун — «праведный царь», который сверг Заххака и занял его место.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: