В телеграмме говорилось всего-навсего следующее: «Забыл сказать что Принц Джиджибой приедет погостить немного одиннадцатого. Афины чудесны. Обнимаю Ларри».

— Право же, этот Ларри несносен! — сердито воскликнула мама. — Как он может приглашать к нам принца? Знает ведь, что у нас нет подходящих комнат для членов королевской семьи. И самого его нет дома. Кто скажет мне, как принимать принца?

Она в смятении смотрела на нас, но ни Спиро, ни я не могли посоветовать ей ничего разумного. И не было даже возможности вызвать телеграммой Ларри, потому что он, как обычно, отбыл, не оставив адреса своих друзей.

— Одиннадцатое, это же завтра, верно? — продолжала мама. — Очевидно, он прибудет на пароходе, который идет из Бриндизи. Спиро, вы не могли бы встретить его и привезти сюда? И захватить молодой баранины для ленча? Джерри, пойди попроси Марго поставить цветы в гостевой комнате и проверить, не напустили ли там собаки блох. И пусть Лесли отправится в деревню и закажет свежей рыбы у рыжего Спиро. Ох уж этот Ларри… Ну, я с ним поговорю, когда он вернется. Взваливать на меня такую обузу в моем возрасте-принцев принимать…

Мама бесцельно заходила по кухне, сердито гремя кастрюлями и сковородками.

— Я привезти георгины из своего садов, чтобы украсить столы. Шампанское вам нужны? — спросил Спиро, явно считая, что принца надлежит встретить подобающим образом.

— Ну уж нет. Если он думает, что я готова платить по фунту за бутылку шампанского, то ошибается. Хоть и принц, а вино пусть пьет такое же, как мы все, — твердо произнесла мама и тут же добавила: — Ладно, привезите ящик на всякий случай. Его поить шампанским не обязательно, а вообще может пригодиться.

— Не волноваться, миссисы Дарреллы, — успокоил ее Спиро. — Я делать все, что вам пожелаете. Хотите, я снова привезти королевских дворецкого?

Бывшим королевским дворецким был аристократического вида древний старик, которого Спиро извлекал из небытия всякий раз, когда у нас затевался большой прием.

— Нет-нет, Спиро, к чему нам такие хлопоты. Как-никак, он является нежданным гостем, пусть уж не взыщет. Чем богаты, тем и рады… разделит наши трапезы… и… и если ему не понравится… беда, да и только, — сбивчиво говорила мама, шелуша дрожащими пальцами горох над дуршлагом и роняя половину на пол. — Да, Джерри, пойди попроси Марго, чтобы быстренько пошила новые занавески для столовой. Материал лежит у меня в спальне. Старые совсем не смотрятся после того, как Лес подпалил их.

В доме развернулась кипучая деятельность. Опасаясь возможных блох, деревянный пол гостевой комнаты выскоблили почти до белизны; Марго в рекордный срок сшила новые занавески и повсюду расставила цветы; Лесли почистил свои ружья и навел порядок в лодке на случай, если принц захочет поохотиться или совершить морскую прогулку. Румяная от печного жара, мама сновала по кухне, готовя лепешки, торты, запеканки, пряники, яблочные пироги, бисквиты со сбитыми сливками, желе и тушеное мясо. Мне всего лишь было сказано, чтобы очистил веранду от животных и не спускал с них глаз, сходил постричься и не забыл надеть чистую рубашку. На другой день, одетые по указаниям мамы, мы все сидели на веранде и терпеливо ждали, когда Спиро доставит принца.

— Интересно, чей же он принц? — спросил Лесли.

— По правде говоря, не знаю, — ответила мама. — Наверно, из какого-нибудь маленького штата, где управляют махараджи.

— Какое странное имя-Джиджибой, — заметила Марго. — Ты уверена, что оно настоящее?

— Разумеется, настоящее, милая, — сказала мама. — В Индии множество Джиджибоев. Это очень старинная фамилия, вроде… э… вроде…

— Вроде как у нас Смиты? — предположил Лесли.

— Ну, что ты, совсем не такая распространенная. Нет, Джиджибоям принадлежит прочное место в истории Индии. Они существовали там задолго до того, как туда приехали мои бабушка и дедушка.

— Вероятно, это его предки организовали великое восстание, — воодушевился Лесли. — Давайте спросим, не его ли дед изобрел калькуттский карцер?

— Правда, давайте, — подхватила Марго. — Думаешь, это в самом деле был он? А что это такое?

— Лесли, милый, не следует так говорить, — сказала мама. — Право же, надо уметь забывать и прощать.

— Что забывать и прощать? — озадаченно спросил Лесли, не уследив за ходом маминой мысли.

— Все, — твердо произнесла мама и добавила не совсем понятно: — Я уверена, что у них были только добрые намерения.

Лесли не успел выяснить, что она подразумевает, потому что на дороге пророкотала машина и остановилась около веранды под громкий визг тормозов. На заднем сиденье, весь в черном, с красиво уложенным на голове белым, как бутон подснежника, тюрбаном, сидел изящный маленький индиец с огромными, блестящими, словно жидкие агаты, миндалевидными глазами в обрамлении пушистых ресниц. Проворно открыв дверцу, он соскочил на землю. Его приветственная улыбка белой вспышкой озарила смуглое лицо.

— Ну вот, мы и приехали, — воскликнул он взволнованно, раскинув тонкие коричневые руки, будто крылья бабочки, и вспорхнул по ступенькам на веранду.

— Вы, разумеется, миссис Даррелл. Какое очарование. А вы— охотник этого дома… Лесли. Это, вне всякого сомнения, краса острова-Марго. Вы-Джерри, ученый, в основном натуралист. Я не могу выразить, какое это для меня событие познакомиться со всеми вами.

— О-о… конечно… э… э… конечно, мы счастливы познакомиться с вами, ваше высочество, — начала мама.

Джиджибой охнул и хлопнул себя ладонью по лбу.

— Проклятие! — воскликнул он. — Опять это дурацкое имя! Дражайшая миссис Даррелл, как мне извиниться перед вами? Принц-это мое имя. Маленькая прихоть моей матушки, которой хотелось придать царственный ореол нашей скромной семье, понимаете? Материнская любовь, а? Мечта о том, что сын вознесется на сияющие вершины, а? Нет-нет, бедная женщина, мы ведь простим ее а? Я всего-навсего Принц Джиджибой, к вашим услугам.

— О, — вырвалось у мамы; настроенная на общение с членом королевского семейства, она была несколько разочарована. — Хорошо, но как нам теперь называть вас?

— Мои друзья, а их у меня несметное количество, — серьезно произнес наш гость, — зовут меня Джиджи. От души надеюсь, что вы будете звать меня так же.

Итак, Джиджи поселился в нашем доме-и за то короткое время, что он гостил у нас, ему удалось вызвать невиданный до той поры переполох и завоевать наши сердца, как ни один гость еще не завоевывал. Правильная до педантизма английская речь, учтивость и искренность поведения вместе с подлинно глубоким интересом ко всем и ко всему делали его неотразимым. Для Лугареции у него нашлись всевозможные баночки с едко пахнущим липким содержимым, призванным помогать от ее многочисленных мнимых болячек и хворей; с Лесли он во всех мрачных деталях обсуждал положение с охотой в мире, описывая красочные и, по всей вероятности, вымышленные случаи из практики охоты на тигров и кабанов с его участием. Для Марго он добыл несколько кусков материи, сделал сари и научил ее, как их носить; Спиро увлеченно слушал его рассказы о сокровищах и тайнах Востока, о битвах слонов, украшенных драгоценными камнями, о владеющих несметными богатствами махараджах. Искусный рисовальщик, он совершенно покорил меня не только искренним интересом к моему зверинцу, но и тем, что делал изящные маленькие зарисовки для моего натуралистического дневника-документа, который в моих глазах был неизмеримо важнее Великой хартии вольностей, книги из Келлса и гутенберговой Библии вместе взятых и с которым наш взыскательный гость обращался соответственно. Но сильнее всех была им очарована наша мама: мало того, что у Джиджи обнаружился неисчерпаемый запас заманчивых кулинарных рецептов, а также фольклора и историй о привидениях, — с его приездом у мамы появилась возможность без конца говорить об Индии, где она родилась и выросла, стране, которую она почитала своей истинной родиной.

Вечерами мы подолгу сидели за большим скрипучим обеденным столом. Грозди ламп в углах просторной комнаты купались в лимонно-желтых облачках света, притягивая метелицу мотыльков; лежащие у порога псы (с той поры, как число их возросло до четырех, им не дозволялось входить в столовую) зевали и вздыхали, недовольные нашей бездеятельностью, но мы их не замечали. Бархатная ночь за окнами жила в звонком стрекоте цикад и кваканье древесных лягушек. В свете ламп глаза Джиджи как будто расширялись, точно у совы, и наливались чернотой, в которой плескалось таинственное, жидкое пламя.