— Я никогда не поступила бы так, сеньора Мартинес. И теперь не поступлю, — искренне ответила Шонтэль.

Нет, она просто уйдет от меня, как тогда, с горечью подумал Луис.

— Вы заставили меня раскаяться. Такое смирение немного удивило его. Она говорит искренне или это очередная уловка? Мать и впрямь постарела, от ее высокомерия не осталось и следа.

— Надеюсь, когда-нибудь вы оба сможете простить меня… со временем, — сказала она дрожащим, взволнованным голосом, но чувствовалось, что надежда эта в ней слабеет с каждой секундой.

— Патрисио сказал нам, что именно вы начали хлопать, когда я приняла предложение Луиса, — сказала Шонтэль с теплотой в голосе.

Это волнует ее, удивился Луис.

— Должна же я была хоть чем-то поддержать вас, — тихо ответила Эльвира. — Я не знала… не могла представить себе, что мой сын любит тебя так сильно. — Она подняла на него полные мольбы глаза. — Прошу тебя, сынок, поверь мне. Я желаю счастья вам обоим.

Как бы там ни было, слова матери тронули Луиса. Возможно, они смогут прийти к взаимопониманию. Если, конечно, она признает, что он не игрушка, а самостоятельный человек.

— Спасибо, — пробормотала Шонтэль. Любезна до конца, подумал Луис, борясь с сомнениями.

— Мы поговорим в другой раз, — пообещал он. — А сейчас я прошу нас извинить.

Эльвира Роза Мартинес покорно отступила, освобождая им путь.

— Позови Патрисио, Луис, — прошептала Шонтэль. Он внимательно посмотрел на нее. И в глазах у нее он увидел доброту. Безграничную доброту. — Сейчас, пока мы не ушли.

Прошу тебя.

Луис оглянулся. Патрисио наблюдал за ними. Едва заметным жестом Луис указал ему на мать. Этого было достаточно. Брат кивнул и быстрыми шагами направился к матери.

— Готово, — сказал Луис, с улыбкой повернувшись к Шонтэль.

Она ответила такой же улыбкой и напомнила:

— Она твоя мать, — А ты? Моя невеста? Загадочная улыбка. Луис затаил дыхание.

— Пойдем отсюда, Луис. Но она не сказала «нет»!

— Я распорядился насчет машины. Должно быть, она уже ждет.

— Ты все предусмотрел, — заметила она. Он рассмеялся, взял ее под руку, и они вышли из дома. Он ощутил прилив сил. Праздник удался. Шонтэль желала остаться с ним наедине. И у него есть тринадцать часов, чтобы завоевать ее.

Еще пять минут, твердил себе Луис, садясь в машину рядом с Шонтэль. Желание протянуть руку и прижать ее к себе, смыть все ее сомнения поцелуями было сильнее, чем когда-либо. Но снова овладеть ею — это идея не из лучших, во всяком случае не в машине. Они будут на месте через пару минут, и тогда никто не сможет помешать ему. Даже Шонтэль.

Затаив дыхание, он наблюдал за ней, пытаясь понять, испытывает ли она те же чувства, что и он. Она задумчиво смотрела на удаляющийся с каждой секундой дом. Луиса тревожило, что Шонтэль, возможно, считает богатство и положение семьи Мартинес барьером между ними. Луис взял ее за руку, чтобы привлечь к себе внимание.

Она повернулась, глядя на него все так же задумчиво. Луис погладил ее руки, ему хотелось узнать, о чем она думает.

— В нашей семье никогда не случалось трагедий, Луис. Прости, я не знала, не представляла, насколько все далеко зашло. — Она сжала его руку. — Я рада, что увидела истинное положение вещей. Меня все случившееся заставило понять, как зачастую обманчива видимость.

Он испытал облегчение. Громадное облегчение.

— О чем ты? — живо спросил он.

Она пожала плечами.

— Я полагала, ничто не в силах изменить той неприязни, которую испытывала ко мне твоя мать. Но когда мы прощались… ни капли снобизма. Она говорила искренне.

— Власть делает людей высокомерными, Шонтэль, — сказал он. Она кивнула.

— Да, теперь я это понимаю. — Она помолчала. — Как ты думаешь, Гальярдо нанесут ответный удар?

— Сомневаюсь. В любом случае бизнесу нашей семьи они навредить не смогут, это довольно сложно. Конечно, некоторые сделки будут сорваны, но ничего страшного.

Довольная таким ответом, она склонила голову и посмотрела на сверкающий даже в сумраке изумруд.

И опять в Луисе проснулась неуверенность. Не совершил ли он ошибку? А вдруг она сейчас снимет кольцо?

— Я думала… предыдущая ночь была последней; что между нами все кончено, — тихо произнесла она, все еще разглядывая перстень и, видимо, не осознавая до конца его предназначение.

Ему ужасно хотелось повернуть время вспять, и все было бы по-другому. Может быть, она еще в Ла-Пасе рассказала бы всю правду, дай он ей тогда возможность. Но он был ослеплен яростью и не соображал, что делал. Так почему она должна верить ему?

Он пытался подобрать слова, но в голове не было ни одной мысли, абсолютная пустота. Желание обнять ее с каждой минутой становилось все сильнее. Словами не объяснить. Он должен показать ей, что изменился с той ночи, стал другим.

— Скажи лучше вот что, — продолжила она, прерывая ход его бессвязных мыслей, — сегодняшний прием… — Она запнулась. Еле заметная печальная улыбка тронула уголки ее рта. — Ведь мы многого этим добились, не так ли?

— Да! — выдохнул он, тяжело дыша. — Господи! Взгляни на меня!

Ее глаза расширились. В них затаились и вопрос, и надежда.

— Прошлой ночью я ненавидел тебя. Ненавидел за любовь, которую потерял и по которой тосковал два проклятых года. Сегодня я понял, что мы оба сберегли ее. Что она еще жива. И я все сделаю, чтобы вернуть ее. Ты слышишь? Все!

Машина остановилась.

Больше он ждать не мог. Шонтэль смотрела на него как завороженная. Он вышел из машины и, обогнув ее, открыл дверцу перед Шонтэль, прежде чем это успел сделать шофер. Луис фактически оттолкнул его в сторону. Дав ей выйти, он взял ее на руки и понес к дому. Она моя, моя…

— Скажи «да», — услышал он сам себя. И почувствовал ее дыхание, когда она обняла его за шею.

— А сегодня ты позволишь мне трогать тебя? — спросила она с улыбкой.

— О да! — выпалил он. — Трогай меня. Трогай, где только захочешь.

— Можно делать что угодно? Она поддразнивала его.

— Да, да, — повторил он. — Погоди-ка, я достану ключи.

Так хотелось, чтобы дверь сама распахнулась перед ними. Шонтэль засмеялась, прижавшись к его груди. И это к лучшему, не так ли?

Он вставил ключ в замок, и пару секунд спустя весь мир остался позади, за дверью.

— Опусти меня, Луис.

— Сейчас, — ответил он и направился в сторону спальни.

— Не на кровать, — приказала она, уже куда более строго.

— Нет? — Ему-то это место казалось самым подходящим.

— Поставь меня на пол. Живо! — скомандовала она.

Ему ужасно не хотелось, но он подчинился.

— Не хочу, чтобы ты порвал мое платье, пояснила она.

— Я подарю тебе новое.

— Нет, это особенное. Включи свет, Луис.

— Свет, — повторил Луис, мысленно отмечая, что «особенное» звучит неплохо. Он включил свет.

Она смотрела на него с лукавой улыбкой.

— Теперь моя очередь раздевать тебя, — шепнула она. — И не вздумай мешать мне.

Он почувствовал себя счастливым. Все было хорошо. Как и должно было быть между ними. Он свободен. Наконец-то!

— Да, — сказал он, зная, что и она чувствует то же. Ту же свободу, что и он. И ничто больше не стояло у них на пути. — Знаешь, давай по очереди! Мой галстук — твое ожерелье, мой пиджак — твое платье. — Он хитро ей подмигнул. — Будет быстрее.

Она усмехнулась и принялась за его галстук. Шаловливая улыбка играла на ее лице.

— А мы никуда не торопимся, Луис. Я хочу насладиться каждым мгновением.

— Ты все еще любишь меня.

Это звучало не как вопрос, а как утверждение. Он был не в силах спросить ее об этом. Во всяком случае, не теперь, когда она касалась его, смотря ему в глаза.

Она прищурилась.

— Похоже, я от тебя без ума, к лучшему или нет, не знаю. Ты можешь сорвать с меня одежду, Луис. Но если ты полагаешь, что я верну тебе это кольцо…

— Просто скажи это, Шонтэль, — прервал ее Луис.