Глава 3. Оранжевый шар, который висит у меня за окном и не дает покоя по утрам

Последнюю неделю — или около того — мой сосед Эд провел за работой над новым проектом. Он никогда не следовал классическому распорядку в режиме «не выходить даже для того, чтобы поесть или поспать», потому что в отличие от всех этих киношных ученых Эд не идиот. Впрочем, дверь в подвал (где и находится наша мастерская) он держал на замке и не хотел рассказывать мне, чем именно занимается. Подобное с ним уже бывало. Обычно результаты такой деятельности, несмотря на их полнейшую, абсолютную бесполезность, дают отличные темы для разговора, хотя и оказываются временами взрывоопасными, а в одном достопамятном случае — даже разумными, поэтому этим утром, когда он объявил, что дело сделано, и попросил меня спуститься в подвал, чтобы показать то, что у него получилось, я разрывался в нерешительности, не зная чего ожидать.

В подвале я не увидел ничего нового за исключением дюймового клавишного переключателя, который находился посреди пустой мастерской. Красный и черный провод, припаянные снизу к его контактам, тянулись от стола в темный угол лаборатории. Эд сидел в кресле у рабочего стола, положив одну руку на переключатель и держа в другой секундомер. Спускаясь по ступенькам, я увидел, как он нажимает переключатель и одновременно запускает секундомер. Досчитав до пяти, он выключил устройство, а затем посмотрел на меня.

— И что, это все? — спросил я, усаживаясь в кресло напротив.

— Да, — открыто говорит он, широко улыбаясь. Наступает пауза. Я был наполовину готов ему поверить. Эд принадлежит тому типу людей, имея дело с которыми учишься ничего не принимать на веру. Но он покачал головой и добавил: «Нет, этот переключатель соединен с одним из сетевых портов Джаза». Он кивнул в сторону Джаза, невероятно древнего персонального компьютера Acorn, который стоит в углу нашего подвала последние четыре-пять лет. — Как тебе известно, другой сетевой порт Джаза подключен непосредственно к университетской компьютерной сети. В эту сеть входит множество других компьютеров, среди которых, помимо прочего, есть пара суперкопьютеров Cray, обслуживающих Лабораторию теоретической физики…

Все это мне уже известно, а тот факт, что я об этом знаю, известен и самому Эду. Именна такая речь, вплоть до слов «Лаборатория теоретической физики», предваряет большую часть его проектов.

— Так вот, эти суперкомпьютеры, как тебе, скорее всего, не известно (если, конечно, ты, в отличие от меня, не получаешь поминутные обновления о состоянии экспериментов, которые в данный момент проводятся в Центре теоретической физики), даже сейчас, пока я говорю, заняты симуляцией и обработкой данных, полученных в ходе прорывного эксперимента в области физики, известной как квантовое туннелирование. В общем, недавно я понял, что квантовое туннелирование не так уж сильно отличается от такого явления, как телепортация…

Я поднимаю руку. — Дай-ка угадаю. Ты записла на Джаз какую-то программу. Замыкание переключателя служит сигналом, по которому эта программа передается на суперкомпьютеры, после чего в принудительном порядке берет эксперимент под свой контроль.

— Ты все хорошо усвоил. Да, она останавливает эксперимент, который выполняется в данный момент, после чего запускает собственную последовательность команд. Когда я снова размыкаю переключатель, программа прекращает работу и все возвращается в норму.

Я одобрительно киваю. Давным-давно я дал Эду понять, что причинять вред дорогостоящему лабораторному оборудованию, которое принадлежит другим людям — дело не слишком добропорядочное. — Так что именно делает твоя программа?

Эд туманно разводит руками. — Телепортирует разные вещи. Это немного сложновато.

— Я видел, что ты уже замыкал переключатель.

Эд моргает и сверяется с секундомером. — Это было минуту и тридцать одну секунду тому назад. Почему бы нам не выйти наружу? Результаты проявятся не раньше, чем через несколько минут.

— Результаты будут видны прямо на улице?

— Сам увидишь. Или нет.

Звучит загадочно. Эд берет с собой секундомер, и мы направляемся ко входной двери. Он запирает дверь, и мы выходим на пригородную улицу. Машин не видно, только несколько людей занимаются своими делами. День просто замечательный, сияет Солнце, и уже почти полдень.

— Ты ведь не собираешься взорвать весь мир, правда? — спрашиваю я Эда. Вопрос отнюдь не глупый. С Армагеддоном Эд флиртует едва ли не каждый месяц. Все это довольно сильно напрягает.

— Нет, нененене. Ничего такого. Кое-что гораздо более эффектное.

— ЦТФ вон там, — говорю я, указывая на темное здание на линии горизонта. Я по-прежнему наполовину ожидаю какого-нибудь взрыва.

Эд пожимает плечами. Наступает долгое молчание, которое длится, пока мы ждем под одним из деревьев, стоящих вдоль улицы. Я сижу на тротуаре и наслаждаюсь солнечным светом. Эд пристально изучает свой секундомер. Ожидание продолжается по меньшей мере пять минут. Ничего не происходит. Я сообщаю об этом Эду.

— Это случится, это случится, — говорит Эд. — Какая у нас нынче скорость света?

— Эм… двести девяносто девять миллионов семьсот девяносто две тысячи четыреста пятьдесят восемь метров в секунду по определению, — говорю я по памяти. Я гик. Вы это знаете.

— А радиус земной орбиты?

— Чуть меньше ста пятидесяти миллионов километров. — Нахмурившись, я смотрю вверх, и у меня в голове начинают крутиться шестеренки. Эд ведет отсчет по секундомеру.

— Восемь минут пятнадцать, восемь минут шестнадцать, восемь минут семнадцать–

Солнце исчезает.

Ни единого звука или нисходящего сигнала «пиииуу», сопровождающего остановку электрогенераторов — мир просто мгновенно погружается в полную темноту. Все до единой птицы перестают петь. Я слышу, как вдалеке бибикают машины, с визгом тормозящие посреди дороги. Над головой видны звезды. Мои глаза не привыкли к темноте — я ничего не вижу, особенно самого Эда, хотя и слышу, как он раскатисто смеется рядом со мной на манер безумного гения, которым он всегда и был.

— Ну вот и верь после этого слухам о Деннице[2]— это самая смешная фраза, которую мне удается выдать за такое короткое время.

Через пять секунд Солнце вернулось, как и обещал Эд. Вернувшись в дом, мы выполняем традиционный постэкспериментальный ритуал — достаем попкорн и смотрим по телевизору новостные сводки о произошедшем. Эд со всей своей предусмотрительностью уже вставил пустую видеокассету. В этот раз пресса выглядит особенно взбудораженной, и лично я ее не виню.

— Ты собираешься рассказать им, кто это сделал?

— Вряд ли, — отвечает Эд. — Видишь ли, если бы я рассказал, то получил бы тонны славы, но вместе с тем меня бы, скорее всего, где-нибудь заперли. Если же я все сохраню в секрете, то у меня тут есть идея классного розыгрыша на Рождество 2012-го…