Частенько люди рассуждают о вещах, не имея о них ни малейшего представления. Но что за странное дело: получается, у нас были и опыт, и понимание, но мы сами не осознавали этого. Кто-то должен был указать нам на это пальцем.

Андрей увидел некоторую растерянность на наших лицах и поспешил успокоить:

— Посмотрим на наши критерии. Спрятать вторую Скрижаль Завета в Илье — идея потрясающая. Многие из нас недовольны миром, многие не в восторге от людей. Но в Илье эта ненависть доведена до предела. В «Предисловии» вы вспоминаете Ницше. «Последний твой грех — сострадание!», — говорит его Заратустра. Чудовищный текст, правда? Бездна одиночества!

— И при чем тут «Другой» с большой буквы? — Данила все еще не понимал, о чем мы с Андреем думали.

— Чтобы ответить на этот вопрос, Данила, нужно сначала понять, что такое одиночество, — начал объяснять Андрей. — Вот человек говорит: «Мне одиноко. Я совсем один». Но вокруг него люди — родственники, знакомые, сотрудники, часто даже друзья и супруги! О каком одиночестве идет речь?!

На Робинзона Крузо такой человек, мягко говоря, не похож. Но он не одинок, он чувствует себя одиноким. Это, как ты понимаешь, разные вещи. Кстати, «Меня никто не понимает. Меня никто не любит. Я никому не нужен» — все из этой же серии. Остается выяснить, почему он себя так чувствует.

Можно подумать, что виноваты окружающие: они не понимают нашего «одинокого волка», не ценят его, не любят, игнорируют его одинокую душу. Но если бы это действительно было так, то его душа чувствовала бы агрессию со стороны окружающих, а не собственное одиночество.

Так что проблема «одинокого волка» не в том, что к нему как-то не так относятся, а в том, что он сам не замечает других людей. Он сконцентрирован на себе. Он думает: «Меня должны понимать». И все изменилось бы, спроси он у себя: «А понимаю ли я тех, кто рядом?» Ему кажется, что его не любят. А кого он любит?

В общем, от чувства одиночества можно избавиться только одним способом — начать интересоваться кем-то, кроме себя!

От неожиданной простоты и прозрачности этого вывода мы с Данилой расхохотались.

— Да, с одиночеством я все понял, — сквозь смех произнес Данила. — А кто такой «Другой»?

— «Другой» — это тот, кого нужно почувствовать как себя, — улыбнулся Андрей. — Человека можно просто знать — как его зовут, какого он пола, возраста, профессии, вероисповедания. Можно быть в курсе его интересов, мыслей, переживаний. А можно открыть в нем целый мир, почувствовать его. «Другой» — это тот, с кем ты не играешь, а живешь.

Данила, помнишь, вчера ты пытался рассказать о себе, начиная каждое свое предложение со слов: «Я — это...». Много ты рассказал нам о себе? Ничего. Ты мог описать куклу по имени «Данила», но не себя. Твоя уникальность уникальна, о ней нельзя рассказать словами. Ее можно только почувствовать. Так и с «Другим». Это не набор характеристик, это ощущение его уникальности, это его неизъяснимая ость...

Библиотека сайта : http://ki-moscow.narod.ru/

Маленьких мальчиков, — говорил Андрей, — часто считают жестокими. И правда, мальчишки способны на ужасные вещи. Они, случается, мучают и даже убивают животных, издеваются над ребятами, которые не могут за себя постоять, доводят до слез близких и родных. Но настоящая ли это жестокость? Нет.

Эти ребята уже знают, что им самим может быть больно — они боятся боли и не хотят, чтобы им делали больно. Но они еще не понимают, что и другие живые существа способны испытывать боль, мучиться и страдать. Ребенок не видит не только «Других», но и просто другие люди для него пока только куклы.

Он принимает в расчет свои чувства и ничего больше. Для него имеют значение только его собственные желания, а не чужие. А то, что другие люди такие же — с чувствами, желаниями и мечтами, — детям неизвестно. Они сконцентрированы на себе. У взрослых, переживших боль и страдание, иногда случается что-то подобное, только на другом уровне.

И тут я вдруг вспомнил, каким мы узнали Илью. Он явился Даниле в видениях, окутанный опаляющим холодом своего одиночества. Он видел только себя, себя одного. Прочие были для него куклами, пешками, зверьками. И ему было больно. Больно, потому что быть одному среди людей — это больно. Видеть только себя — это больно.

«Вы решили за мои деньги рекламировать человека?! — кричал он на директора рекламного агентства. — Я не собираюсь рекламировать дерьмо!»

И могло показаться, что он ненавидит мир, ненавидит людей. Но на самом деле Илья ненавидел только себя. Никого больше. И не понимал этого, не отдавал себе в этом отчета. Он только кричал. От боли. И все. Но кто делал ему больно, если не он сам? Почему? Потому что он чувствовал только себя. Полное одиночество.

— Перемены, которые случились с Ильей, — продолжал тем временем Андрей, — начались, мне кажется, в тот миг, когда он увидел умирающего мальчика, сбитого его машиной. Вот послушайте...

Андрей открыл «Возьми с собой плеть» и прочел:

«Илья опустился на колени и аккуратно приподнял его голову. По рукам побежала теплая, вязкая кровь. Юноша слегка повернул глаза и встретился взглядом с Ильей.

— Что со мной?.. — прошептали его губы. — Я умираю?..

— Похоже на то, — ответил Илья.

— Как это не вовремя... — протянул юноша и улыбнулся. Он словно бы и не опечалился от этой новости, а просто досадовал

— Да, наверное, — Илья вдруг поймал себя на мысли, что всегда хотел видеть себя таким — светловолосым, голубоглазым, слегка курносым.

— Это ты убил меня, да? — в глазах молодого человека мелькнуло недоверие.

— Да, я, — Илья сглотнул слюну, чтобы растопить застрявший в горле ком.

— А почему плачешь?

— Я Плачу? — Илья протер полные слез глаза. Он и забыл, как это бывает, когда плачешь. — Я не плачу...

— Знаете, — Андрей отложил книгу и посмотрел куда-то в сторону, — когда я прочел это, я вспомнил сказку про Снежную Королеву. Я вспомнил мальчика Кая, которому в глаза и в сердце попали осколки волшебного зеркала. Они не убили Кая, но его не стало. Полное одиночество.

— И помнишь, Данила, как он потом изменился? — не выдержал я, понимая, что и третий основной критерий Андрея здесь тоже сработал. — В мире Ильи появились люди. «Другие». Он стал нуждаться в людях. Просто видеть их глаза и чувствовать жизнь за их глазами. Их собственную, их уникальную жизнь!

Андрей пролистнул несколько страниц «Возьми с собой плеть» и снова начал читать:

«Илье вдруг надрывно, до боли захотелось с кем-нибудь поговорить, просто обмолвиться парой слов. Пусть эта беседа не будет долгой, пусть у нее не будет ни цели, ни смысла. Просто пусть она будет. Разговор ни о чем, просто. Просто глаза в глаза, и ничего больше. Ведь важно же в конце концов не то, о чем ты говоришь или что тебе говорят. Важно то, что тебя слушают и ты слушаешь...

Просто две души, разговаривающие ни о чем. О чем они разговаривают? Не зная того сами, они говорят о вечности.

Слезы застилали Илье глаза. Ему вспомнилось одиночество булгаковского Пилата. Нет, ему не нужна была вера. Просто человек, с которым можно было бы перекинуться парой слов. Слово — как молитва, как связующая нить, идущая, подобно Христу, по воде из вечности одного одиночества в вечность другого. Господи, зачем он жил все эти свои тридцать лет?! Как их потратил?!»

— Да... — Данила обхватил голову руками, его пальцы потерялись в солнечно-желтых волосах. — Все правильно. Он был совсем один. Совсем. Спрятался от мира. И перестал замечать тех, кто рядом. А без этого жизни нет. Только ощутив приближение своей физической смерти, он захотел жить. Жить — это любить ближних.

— И это не просто любовь, — добавил Андрей, — это освобождающая любовь.

— Освобождающая?.. — не понял Данила.

— Да, — подтвердил Андрей. — Часто любовь обременяет. Тебя любят и хотят видеть каким-то. Вгоняют в прокрустово ложе. Объясняют тебе это по-разному: «для твоей же пользы», «просто потому, что так лучше» или «потому что я люблю тебя». Ты должен соответствовать некоему образу. А твое это или не твое, хорошо тебе в этом образе или нет — влюбленного не интересует. Он не видит в тебе «Другого». Он видит в тебе то, что хочет видеть, но не тебя.