— А что потом случилось с мистером Лилэндом?

— Когда он пришел в себя, он не мог понять, где он. Мы все смеялись, только Лилэнду было не до шуток… Больше мы его не видели. Он ушел вместе со своим ящиком виски и нам не на чем было играть в карты.

— Вот так история, — сказала Джулия, переводя дыхание. — Как ты считаешь, Мосси?

— Да, интересная история, — ответил Мосси, посматривая то на Джулию, то на Джиба.

— Эта история стала для вас уроком. Больше вы так не ездите, мистер Джиб?

Джиб засмеялся:

— Да, верно, я был одной ногой в могиле.

— Наверное, пора уже начинать уборку? — сказала Джулия, вставая и отодвигая стул.

Джиб тоже встал и сказал:

— Я помою посуду.

— Нет, не надо, я сама позабочусь об этом. Но сначала я покажу вам дом и вы увидите, что необходимо сделать. Пойдемте со мной, мистер Бут.

Джиб последовал за ней по лестнице вверх. На втором этаже был коридор и в него выходили четыре двери комнат. Джулия вошла в одну из них.

— Это моя комната, — сказала Джулия.

Джибу понравилось здесь. Комната была светлой, через два больших окна освещалась утренними солнечными лучами. Кровать была покрыта желтым одеялом, голубые подушечки лежали на стульях. В комнате витал приятный запах лимона, такой же запах исходил от Джулии. Все вместе походило на лимонный пирог. Джиб вспомнил сегодняшнее утро, когда Джулия с заспанными глазами, в халате открыла ему входную дверь. Ему нравились ее шелковистые волосы, разбросанные по плечам.

— А сейчас посмотрим комнату Эдварда. В его комнате я уже кое-что прибрала, однако, надо привести в порядок одежду в гардеробе.

Джибу было странно слышать, что у доктора была отдельная комната. Когда он вышел за Джулией в коридор, ему вдруг стало очень интересно узнать, чья это идея спать раздельно. Но, если доктор сам не хотел с ней спать каждую ночь, то он был просто сумасшедший.

— Мистер Бут, — обратилась Джулия.

— А? — отозвался Джиб. Они были уже в комнате доктора. Эта комната была темнее комнаты Джулии. Здесь стояла фундаментальная кровать из красного дерева, всюду лежали белые салфетки, на стенах, как в Европе, висели картины.

— Я уже говорила, что, в первую очередь, надо вынести и вытрясти подушки, одеяло, вообще все постельные принадлежности.

— Да, мадам, хорошо бы все вывесить с утра, пусть пропитается свежим утренним воздухом, а затем в течение дня солнце высушит все.

— А что, если дождь пойдет? — спросила скептически Джулия.

— Тогда мы быстро все снимем.

— Хорошо, я доверяю вам, решайте сами, — сказала Джулия, несколько сомневаясь в правильности того, что собирался делать Джиб.

— Так будет лучше, это я и хотел услышать от вас. Предоставьте мне полную свободу действий.

— Я покажу, где Мэри Херли держала ведра, щетки, тряпки. Затем не буду мешать и предоставляю вам и Мосси делать так, как вы считаете нужным. Да, кстати, я никогда не видела Мосси таким радостным до вашего появления здесь.

Джиб воспринял это как комплимент и сказал:

— Просто надо правильно обращаться с Мосси. Улыбка соскользнула с лица Джулии:

— Вы считаете, что ему можно все позволять?

— Мосси нуждается в ободрении, в понимании, — сказал он, заметив, что Джулия насторожилась. — Помните, как доктор любил говорить: «Поставьте человека в такую ситуацию, когда от него что-то зависит, когда в нем нуждаются, и он покажет, на что он способен».

Правда, это высказывание ровным счетом ничего не значило для Джиба, но, казалось, что Джулию это убедило.

Когда он спускался за Джулией вниз по лестнице, он подумал, что она, наверное, хорошо разбирается в людях. Но для него было бы лучше, если бы это было не так.

Было воскресенье, день спустя после уборки в доме Джулии. Джиб выехал из города в западном направлении. Проехав полмили от Катонвудской реки, он повернул на юг и теперь ехал по отлогому горному ущелью. Дул холодный ветер и после ночного дождя было очень грязно. Джиб нахлобучил шляпу плотнее на голову и был рад, что он в овечьем полушубке.

Лаки, лошадь, которую Джиб взял у Ли, с трудом пробиралась по этой дороге. Джиб подгонял ее, поглядывая на холм и лощины Катонвудского ущелья. Все вокруг Стайлса — даже заброшенные рудники и старые лачуги — напоминало о шумных 60-х и 70-х годах, когда и днем, и ночью гудела салунная музыка на центральной улице, когда мужчины сорили золотом направо и налево, оплачивая свои утехи, да и население приближалось к десяти тысячам.

В начале ущелья Джиб мог видеть кровли горных выработок «Континентал Майнинг Компани». Наверху горы еще были покрыты снегом.

Сам городок раскинулся по склону горы. Центральная улица тянулась вдоль Катонвудской реки, остальная часть города была как бы разбросана в разных направлениях. Джиб вспомнил о доме Джулии, что там еще кое-что надо было доделать, например, заняться ставнями, подремонтировать отстающие планки. Вчера весь вечер он отдраивал стены и потолок мыльным раствором и длинной щеткой. Джулия занималась своими делами, сидя за столом мужа, а позже она ушла к своим пациентам. Тем не менее она нашла время приготовить прекрасный обед и испечь шоколадный кекс. Мосси сказал, что она уже давно ничего не пекла.

Лошадь плелась, оставляя грязный слез на зеленевшей полыни и диких цветах. Впереди возвышались скалистые вершины ущелья Даблтри. Джиб мог поехать бы и другой дорогой — объехать вокруг холма и попасть в ущелье с другой стороны, но этот путь был вдвое длиннее, и Джиб не хотел взбираться на холм в виду жилища Роули Брауна. Вообще-то самовольные захваты горных участков земли были уже давно в прошлом, но Роули со своим старым ружьем двенадцатого калибра, казалось бы, и не слышал об этом.

Джиб добрался до головы пласта Ратлинг-Рокской шахты. Шахтный копер зарос порослью кустарников. Крепежный лес покосился. Ли говорил, что добыча золота больше не производилась с тех пор, как не стало Диггера. В шестидесятых годах Диггер и Роули вышли на глубину двадцати футов, приблизившись к золотой жиле, которая дала бы им денег — около тридцати тысяч долларов, но внезапно жила пропала. После этого братья впустую долбили никчемные камни, пытаясь что-то найти и стреляли в тех, кто пытался приблизиться к их незаконно захваченному участку. Заброшенная шахта превратилась в гнездо гремучих змей, поэтому сюда вряд ли кто-то захотел бы сунуть нос.

Джиб слез с лошади в том месте, где стояли два полуразвалившихся навеса, служивших раньше местом для отдыха. Он привязал Лаки так, чтобы никто не смог увидеть лошадь и пошел немного вниз по холму, прячась за деревьями, осторожно, посматривая, чтобы в него не выстрелили. Впереди он увидел что-то вроде наблюдательного поста, где очевидно и находился Роули. Здесь было его жилище. Из трубы хижины шел дым.

Джиб остановился за толстым деревом и начал кричать:

— Эй, Роули!

Но ответа не последовало. Джиб понимал, что Роули может выстрелить, не зная даже, кто это, поэтому он не высовывался из-за дерева.

— Это я, Джиб Бут! — кричал он. — Не стреляй! …Бум, бум… — раздались выстрелы и эхом понеслись дальше.

— Боже мой, — Джиб инстинктивно схватился за свой кольт, его сердце заколотилось сильнее. Ли говорил ему, что Роули наполовину слепой и, может быть, оглох. — Это я, Джиб Бут, старый ты хрыч, не стреляй!

Через несколько минут дверь хижины со скрипом открылась и скрипучий голос спросил:

— Что говоришь?

— Черт побери, Роули, я это, Джиб. Джиб Бут. Роули стоял в дверях, в руках у него был неизменный дробовик двенадцатого калибра, запущенная борода слегка колыхалась на ветру. Одет он был в солдатскую шинель и фуражку, которую он носил со времен войны.

— Кажись, в самом деле, Джиб! — сказал Роули. — Где ты, парень?

Джиб убрал в кобуру кольт и спустился к хижине.

— Ты чуть было не пристрелил меня, — Джиб схватил Роули за плечи и по-дружески потряс его.

— Совсем уже плохо вижу, — сказал Роули, всматриваясь в лицо Джиба. — Однако, скажу я тебе, ты совсем стал мужчиной, — улыбнулся Роули, обнажая свой беззубый рот. — Где же ты был все эти годы?