Однако современные астронавигационные, радиолокационные и прочие исследования и работы в космосе требуют непременного векторного сложения скоростей света (якобы независимой от наблюдателя — в чём и состоит знаменитый «второй постулат» СТО) и космических аппаратов. Расхождения с теорией относительности достигают легко регистрируемого приборами порядка (сотни миллисекунд). Несмотря на это, всё те же влиятельные защитники замалчивают факты, «объясняя» эти расхождения «релятивистским запаздыванием сигнала», хотя на самом деле правильнее назвать его «антирелятивистским», — похоронным звоном для теории относительности. (Подробнее теория относительности освещена в статье Л.Н.Рыжкова.)
Как сейчас выяснилось, Эйнштейн был «раскручен» сионистскими кругами, поэтому правомерно будет предположить, что у тех влиятельных покровителей, которые в начале ХХ-го века приняли «на ура» столь необычную теорию, сработали подсознательные механизмы, уловившие невольно напрашивающуюся, явную аналогию СТО с другой параноидально-интеллектуальной конструкцией — Каббалой, некогда заимствованной левитами у халдейских жрецов, и также донельзя «усовершенствованной». «Каббала включает в себя все знания о нашем мире (то есть все науки во всей их нераскрытой полноте) и раскрывает тайны всего мироздания».
И вот, вроде бы как найдено Эйнштейном научное подтверждение древнего халдейского творения, «точнее», если СТО — это 2х2, то Каббала — даже не 5, а 6, если не больше. Значит, существуют Ацилут, Гальгальта, кетэр, хохма, парса и прочие аксессуары апартаментов Иеговы. И вот уже скоро — в 2005 году — исполнится столетие (век!), как релятивистская галиматья занимает абсолютно не то место, которое она заслуживает, а именно — в трагикомичном кунсткамерном отделе научно-исторических курьёзов, с такими её «выдающимися» экспонатами, как вечный двигатель, философский камень, флогистон, каналы Марса и т.п.
Но наиболее примечательна и трагична во всей этой «истории с релятивизмом» её нравственно-творческая подоплёка. С теорией относительности сложилась анекдотичная (но и во многом трагичная по своим последствиям) ситуация уже в начале века, сразу после своего появления. Выбраться же из этого «скверного анекдота» учёный мир не в состоянии до сих пор. Эйнштейн, как уже говорилось, заимствовал для «своей» теории принцип относительности, выдвинутый Пуанкаре, и инвариантные преобразования пространственных и временных координат Лоренца. Всё это «относительное хозяйство» было немедленно раздуто до невероятных размеров эпохального открытия.
А надо сказать, что в то время в Европе, в том числе и в России, среди учёных существовал «скромный стиль», своеобразная мода, что ли. Учёный, даже сделавший очень крупное открытие, вёл себя так, как будто ничего особенного не произошло, — мол, это пустяки, хотя все и понимали значительность работы. Этакое «скромное пижонство». И тут вдруг появилась «плеяда» учёных-суггесторов, которые даже маленькие, незначительные достижения раздували как только могли; делали, что называется, из мухи слона. Они шли и на прямые подлоги, фальсификации, но главным их оружием был плагиат, — они прямо-таки охотились за «плохо лежащими» идеями видных учёных. Таким охотником был и Эйнштейн, как он сам выражался, у него был «нюх на главное». Сидя, подобно пауку в своём патентном бюро, он и «вынюхивал» где и что плохо лежит (всё та же «методика» по сей день осуществляется лицами «все той же» национальности в патентных учреждениях почти всех стран мира. В советское время во ВНИИГПЭ /Всесоюзный институт государственной патентной экспертизы, сейчас это ФИПС, Федеральный институт производственной собственности/ не было ни одного сотрудника даже хотя бы внешне похожего на русского. Зато все заявки от русских /да и не только русских/ учёных и изобретателей буквально на следующий день публиковались в Израиле, а ещё через день в США. Самим же заявителям через полгода-год говорилось о бесперспективности их предложений, с одновременными намёками на их бездарность. Серьёзных протестов не было. да и не могло быть за их бесполезностью. Лишь однажды кого-то из пагенотоведов-"эйнштейноидов" некий обобранный изобретатель зарубил топором. Но по, понятно, ничего в «патентом гешефте» не изменило) из «главненького».
Научный мир Европы был ошеломлён и обескуражен, ведь было непривычно и неловко так носиться со своими трудами, да потом и обидно было видеть свои собственные «скромные» идеи, кем-то заимствованные и «пристроенные» в самом лучшем виде. Началось что-то типа «приоритетной» паники. Когда бум с теорией относительности набрал силу, заволновался и обобранный Пуанкаре, он начал выдвигать претензии к Эйнштейну по поводу приоритета, даже однажды высказал это ему при личной встрече. Понятно, что это было бесперспективным делом, за Эйнштейном стояла пресса, к тому времени уже надёжно схваченная и контролируемая еврейскими кругами.
Но вскоре тщетность этой борьбы сменилась её ненужностью. Пуанкаре. поразмыслив как следует над тем самым своим принципом относительности, ставшим теперь всемирно знаменитым «постулатом Эйнштейна». вздохнул с облегчением: «Слава Богу! Я был не прав!». Принцип этот оказался на поверку ошибочным, не всё в мире так уж и относительно, имеется и абсолютная система отсчёта. Но именно это прозрение, возможно, и привело к тому, что Анри Пуанкаре вскорости умер на операционном столе во время пустяковой операции. Успей он опубликовать свои соображения, судьба теории относительности оказалась бы под большим вопросом, уж очень велик был авторитет Пуанкаре.
Ведь вся идея релятивизма заключена в том, что, например, яблоко можно рассматривать падающим на Землю с таким же правом, как Землю падающей на яблоко. Это, мол, без разницы, всё в мире относительно. Или, как говорится в Каббале, «важен не сам мир, а как его воспринимать». Но это совершенно неверно. Скорость и величина их взаимных перемещений обратно пропорциональна их массам, и за одно и то же время яблоко сместится относительно общего центра тяжести системы «Земля — яблоко» на величину в 10^28 степени раз большую, чем Земля. Следовательно, утверждение «яблоко падает на Землю» во столько же раз более соответствует истинному положению дел, чем обратное! Этот принцип точно так же применим и ко Вселенной в целом, и к любым её участкам. Весь релятивизм, таким образом, есть не что иное, как набор шокирующих — ошибочных в основе — софизмов, не имеющих к реальности мира ни малейшего отношения.
Каббала говорит о том же самом (принципе относительности), но с ещё большей «ясностью». «Атик — ВА''К или М''А относительно Гальгальта мира А''К, так как хотя оба они — парцифум кетэр, но Гальгальта — это кетэр во все десять сфирот, а Атик, относительно неё — ВА''К, лишь малая её часть. Также А''А относительно парцуф А''Б и АВ''И относительно парцуф СА''Г и ЗО''Н мира Ацилут — относительно мира А''К… Это наполнение света парцифум Ацилут соответствует как бы подъёму обычного состояния: весь мир Ацилут как бы поднимается относительно мира А''К, получая света нэшема, хая, ехида, которых он был лишён вследствие отсутствия АХА''П килим, находящихся под парса». (Михаэль Лайтман, «Каббала. Тайное еврейское учение». Новосибирск, 1993). В отличие от СТО'' А.Эйнштейна Каббала «знает» аж пять видов света: ехида, хая, нешама, руах и нефэш.
В том же 1912 году случился ещё один «относительный» казус. Русский физик Николай Алексеевич Умов (1846-1915) опубликовал статью, в которой собственно забивал гвоздь в крышку гроба теории относительности. Все материальные изменения (сокращение длины, замедление времени), которые постулирует эта «теория», — как это доказал Умов, — являются лишь кажущимися наблюдателю, до которого доходят световые волны от объекта, и никак не относятся к самому физическому объекту. Преобразования Лоренца имеют лишь чисто математический, «бумажный» характер, и к физической реальности не имеют отношения ни сном, ни духом.
Статья эта была опубликована в немецком физическом журнале «Zeitschrift fuer Physik», на немецком, понятно, языке. Комизм же ситуации в том, что одесский релятивистский сборник «Теория Относительности» тут же перепечатывает её, ошибочно приняв фамилию автора — Umow — за чисто немецкую, а автора — за сторонника теории относительности. Не узнать фамилии великого физика (учение о потоке энергии — «вектор Умова»!), не разобраться в содержании статьи! Это может говорить лишь о высочайшем уровне дремучести русскоязычных приверженцев теории Эйнштейна, но и столь же настойчивых и неразборчивых в достижении своих целей.