– А что было до этого?

– Я уже говорила, что не знала ее до…

– А что за девочкой были вы? – спросил он. – Тихоней, уткнувшейся носом в книгу? Она удивленно посмотрела на него.

– Откуда вы знаете?

– Просто угадал.

– Я любила читать все подряд, – вздохнув, подтвердила она. – Особенно мне нравились сказки. Но Риа…

– И куклы. Держу пари, вы обожали играть с ними.

Ее лицо озарилось улыбкой.

– Да, – подтвердила Оливия. – Обожала. Одну куклу я звала «Бетти». – Она села на колени перед камином и стала смотреть на огонь. – А Риа мало увлекалась куклами.

– Но ведь вы очень дружили, – тихо сказал он.

– Да, мы были неразлучны. – Она запнулась. – То есть вначале. А потом Риа отправилась в пансион…

– А вы – нет?

– Конечно, нет. Так что не могу вам ничего сказать о том, чем занималась Риа, когда…

– Почему?

– Что «почему»? – переспросила она.

– Почему вы тоже не поступили в пансион? Разве вам не хотелось? Она рассмеялась.

– Ужасно хотелось. Все дети, которых я знала, поступили туда. Но это очень дорого. Моя тетушка не могла позволить себе такие расходы. Вот почему я повторяю, что не могу вам помочь выяснить что-нибудь о Риа. Наверное, в жизни Риа было много примечательных моментов, но я не…

– Вы чувствовали себя одинокой? Кроме пожилой тетки, вам не на кого было положиться. Что она собой представляла?

Оливия вздохнула, вспомнив свою «великую тетю Мириам». Той так и не удалось до конца осознать, какая ответственность на ней лежала, что значит – воспитывать ребенка.

– Она была хорошая женщина, – искренне сказала Оливия, – и у нее было доброе сердце. Иначе я бы попала в приют.

– Но она не испытывала к вам особых нежности и любви, – мягко заметил Эдвард. Оливия покачала головой.

– Нет. Она не была похожа на маму, которую я потеряла. Ни в чем.

Девушка замолчала и, не отрываясь, смотрела на отблески огня. Потом откашлялась и добавила:

– Вы сами остались без отца. Так что не нужно вам рассказывать, что это такое.

– Да, я помню, как переживал тогда. Но мне повезло: я продолжал жить с матерью; она жутко обращалась со мной… – Эдвард замялся, – пока не появился Чарлз Райт.

– А он был… был… то есть он постоянно?.. – Оливия перевела дыхание. – Для вашей матери, наверное, было ужасно потерять его, а потом вдруг узнать, что он… он…

Она не могла сказать большего, пока Эдвард по-прежнему думал, что она была любовницей его отчима. У Оливии перехватило дыхание. И тут она почувствовала, что непременно должна заставить его поверить в ее слова.

– Эдвард, – начала она, – насчет Чарлза…

– У Райта было больное сердце, и мать знала об этом, – сказал он сдержанным тоном. – Что касается его проделок, то и тут она была в курсе. Просто она никогда не заводила об этом разговор и принимала все как есть.

– Она знала?..

Он поднялся и сунул руки в карманы.

– Раза два я пытался завести с ней разговор на эту тему, но безрезультатно. И мы с Райтом продолжали притворяться, будто никто ничего не знает, пока однажды я не наткнулся на вас с ним в ресторане.

– Эдвард, – Оливия поднялась во весь рост. – О том дне…

– Я не хочу об этом говорить, – отрезал он.

– Но мы же как-то говорили. Эдвард резко повернулся к ней.

– Вы хотите сказать, что не были одной из его девиц?

Его голос звучал категорично. Казалось бессмысленным что-либо объяснять ему, но Оливия мягко положила руку ему на плечо.

– Нет, – сказала она, – не была.

Он пристально посмотрел ей в глаза. Она встретила его взгляд прямо, не дрогнув, и попыталась понять, о чем он думает. Это оказалось невозможным. Минуты летели, и неожиданно он облегченно вздохнул.

– В это время года приятно побродить по берегу, – тихо сказал Эдвард. – Пойдем?

Верил ли он ей? Может быть, именно от этого зависел ход их поисков Риа. Надо спросить его. Обязательно. Но ее сердце восставало против трезвых доводов разума. «Оставь все как есть», – говорила оно. Он помог ей надеть жакет, взял за руку и вывел из дома через задний ход.

На пляже было ветрено и пустынно. По песчаному берегу волнами разбросало серые валуны.

– Как здесь хорошо, – тихо сказала Оливия. Эдвард кивнул. Одной рукой он обнял ее за плечи и прижал к себе, чтобы согреть.

– Да, хорошо. Это лучшее из всех мест, которые я знаю.

«Лучшее из всех мест». Она нахмурилась. Зачем он говорит эти простые слова?

– Предполагалось, что я буду скрываться здесь летом, – улыбнулся Эдвард и крепче прижал ее. – Но оказалось, что мне не хочется закрывать дачный сезон осенью, и я наведываюсь сюда весь год, при каждом удобном случае.

– Тут чудесно, Эдвард. Домик, океан… и эти валуны. Они удивительны и похожи на сказочных великанов.

Его рука скользнула к ее, и их пальцы сомкнулись.

– Это место с секретом, – сказал он, увлекая ее за собой.

Секрет же заключался в том, что в сплошной скалистой стене вдруг открывался проход, который вел в иной мир, где не было ветра и волн, а царили жаркое солнце и теплый белый песок – и Эдвард. Да, Эдвард, стоящий так близко, что достаточно было поднять руку, чтобы коснуться его, Эдвард, с лица которого вдруг сошла улыбка, когда встретились их взгляды. Его улыбка сменилась страстным выражением лица, заставившим девушку затрепетать.

– Тут… тут чудесно, – сказала она, пытаясь разрядить обстановку.

– Да, – тихо ответил он, придвигаясь к ней, – чудесно.

Она вздрогнула, почувствовав, что пальцы Эдварда легко коснулись ее лица, провели по щеке, по мочке уха, по ее открытой шее.

– Эдвард, – прошептала Оливия.

– Тебе нравится, – тихо спросил он, поглаживая ее шею, – когда я дотрагиваюсь до тебя? Его голос становился все более глухим.

– Тебе нравится, правда? Твои глаза темнеют, как небо в полночь.

Он придвинулся к ней еще ближе. Медленно, глядя ей в глаза, снял с ее плеч жакет.

– И пульс начинает чаще биться вот здесь, – сказал он, – наклоняясь и целуя ее в шею. – Оливия, – прошептал Эдвард, – я ужасно тебя хочу, я просто болен тобой.

Она зажмурила глаза так, что ресницы коснулись щек.

– Мы… мы собирались поговорить, – сказала Оливия, почти не дыша. – Но мы не поговорили. По-настоящему. Мы… мы…