— А что сказал отец миссис Парсонс, когда узнал, что вы поженились? — спросил Уоткинс Тотл, который, не понимая шуток, всегда хотел дослушать рассказ до самого конца.

— Приключение с трубой пришлось ему по вкусу, и потому он тотчас же нас простил и даже дал кое-какие деньжонки, на которые мы и жили, покуда он не отправился к праотцам. Следующую ночь я провел в парадной комнате на втором этаже его дома, разумеется, намного приятнее, чем предыдущую, ибо, как вы легко можете представить…

— Простите, сэр, хозяйка зовет чай пить, — сказала средних лет служанка, входя в комнату.

— Это та самая служанка, которая фигурирует в моем рассказе, — пояснил мистер Габриэл Парсонс. — Она находится в услужении у Фанни со дня нашей свадьбы и, по-моему, ни капельки не уважает меня после того, как я на ее глазах вылез из трубы. Помнится, с нею тогда сделался истерический припадок, с той поры она им вообще подвержена. Но не присоединиться ли нам к дамам?

— С удовольствием, — сказал мистер Уоткинс Тотл.

— Сделайте одолжение, — присовокупил угодливый мистер Тимсон, и почтенное трио направилось в гостиную.

После чая с гренками, во время которого мистер Уоткинс Тотл нечаянно опрокинул свою чашку, сели играть в вист. Мистеру Парсонсу досталась в партнерши его супруга, а мистеру Уоткинсу Тотлу — мисс Лиллертон.

Мистер Тимсон, по религиозным соображениям воздерживавшийся от карт, пил грог и беспрестанно пикировался с мистером Уоткинсом Тотлом. Вечер прошел очень приятно; мистер Уоткинс Тотл чувствовал себя превосходно, чему немало способствовала благосклонность мисс Лиллертон. Перед тем, как оп откланялся, решено было в будущую субботу вместе совершить поездку в Бьюла-Спа.

— Кажется, дело идет на лад, — сказал мистер Габриэл Парсонс мистеру Уоткинсу Тотлу, прощаясь с ним у калитки.

— Надеюсь, — отвечал тот, пожимая руку приятелю.

— Приезжайте в субботу первым дилижансом, — сказал мистер Габриэл Парсонс.

— Непременно, — отвечал мистер Уоткинс Тотл. — Во что бы то ни стало.

Но мистеру Уоткинсу Тотлу не суждено было приехать с первым субботним дилижансом. Его приключения в этот день и исход его сватовства составят содержание следующей главы.

Поутру в субботу, назначенную для поездки в Бьюла-Спа, мистер Габриэл Парсонс с самодовольным видом прохаживался по усыпанной гравием четырнадцатифутовой дорожке, тянувшейся вдоль его «газона».

— Что, первый дилижанс еще не проходил, Том? полюбопытствовал он.

— Нет, сэр, я не видал, — ответил садовник в синем фартуке, нанятый для украшения сада за полкроны в день и за харчи.

— Пора бы уже Тотлу быть здесь, — задумчиво произнес мистер Габриэл Парсонс. — Ага, вот, должно быть, и он! — добавил Габриэл, заметив быстро поднимавшийся в гору кэб. Он застегнул свой шлафрок и отпер калитку, чтобы встретить гостя. Кэб остановился, и из него выскочил человек в пальто из грубого сукна, в грязно-белом шейном платке, выгоревшей черной паре, в сапогах с ярко-рыжими отворотами и в одном из тех высоченных цилиндров, которые прежде встречались довольно редко, но за последнее время вошли в моду у джентльменов и уличных торговцев.

— Мистер Парсонс? — вопросительно произнес человек, обращаясь к Габриэлу и рассматривая надпись на записке, которую держала в руке.

— Да, я Парсонс, — отвечал сахаровар.

— Я привез вот эту вот записку, — хриплым шепотом сообщил субъект в сапогах с рыжими отворотами, — я привез вот эту вот записку от одного джентльмена, который нынче поутру поступил к нам в дом.

— А я ожидал этого джентльмена в своем доме, — сказал Парсонс, сломав печать с оттиском профиля ее величества, какие можно видеть на шестипенсовых монетах.

— Этот джентльмен, уж конечно, был бы тут, — возразил незнакомец, — если б только ему не пришлось сперва попасть к нам. Ну, а раз джентльмен к нам попал, мы уже с него глаз не спустим, можете не сомневаться, — добавил неизвестный, весело ухмыляясь, — прошу прощенья, сэр, я ничего худого не хотел сказать, только уж раз они попались… надеюсь, вы схватили мою мысль, сэр?

Мистер Габриэл Парсонс не отличался способностью схватывать что-либо на лету, за исключением разве насморка. По сему случаю он ограничился тем, что окинул своего таинственного собеседника исполненным глубочайшего изумления взором и принялся разворачивать доставленную ему записку. Развернув ее, он без труда понял, в чем дело. Мистер Уоткинс Тотл был неожиданно арестован за неуплату долга в тридцать три фунта десять шиллингов четыре пенса и писал ему из долговой тюрьмы, находившейся близ Чансери-лейн.

— Прескверная история! — произнес Парсонс, складывая записку.

— Ничего, стоит только привыкнуть, — равнодушно отвечал субъект в суконном пальто.

— Том! — воскликнул Парсонс, подумав с минуту. — Потрудитесь заложить лошадь. Передайте джентльмену, что я приеду тотчас же вслед за вами, — продолжал он, обращаясь к Меркурию шерифа.

— Очень хорошо, — отвечал сей ответственный посланец и доверительным тоном добавил: — Я советовал бы друзьям джентльмена уладить это дело. Сами видите, что это сущая безделица, и, если только джентльмен не собирается предстать перед судом, вряд ли стоит ожидать предписания о дальнейшем содержании под стражей, сами понимаете. Наш хозяин — он глядит в оба. Я никогда худого не скажу про него или про другого кого, да только он свое дело знает, здорово знает.

Произнося этот красноречивый, а для Парсонса особенно — вразумительный монолог, значение которого дополнялось различными ужимками и кивками, джентльмен в сапогах с отворотами снова сел в свой кэб, а кэб быстро покатился прочь и вскоре исчез из виду. Мистер Габриэл Парсонс продолжал еще некоторое время шагать взад и вперед по дорожке, очевидно погруженный в глубокие размышления. Результат его раздумий, по-видимому, вполне удовлетворил его, ибо он проворно вбежал в дом и объявил, что дела требуют его незамедлительного приезда в город, что он велел посланному известить об этом мистера Уоткинса Тотла и что к обеду они вернутся вместе. Затем он на скорую руку приготовился к поездке и, усевшись в свою двуколку, отправился в заведение мистера Соломона Джейкобса, расположенное (как извещал его мистер Уоткинс Тотл) на Кэрситор-стрит близ Чансери-лейн.

Когда человек особенно спешит, имея в виду определенную цель, достижение которой зависит от окончания путешествия, ему кажется, что на пути его встречается бесконечное число препятствий, словно нарочно придуманных ради этого случая. Мысль эту отнюдь нельзя назвать оригинальной, и во время своей поездки мистер Габриэл Парсонс на собственном горьком опыте убедился в ее справедливости. Существует три разновидности одушевленных предметов, которые мешают вам сколько-нибудь быстро и удобно передвигаться по многолюдным улицам. Это — свиньи, ребятишки и старухи. В том случае, о котором идет речь, свиньи уписывали кочерыжки, в воздухе порхали воланы, подбрасываемые маленькими деревянными ракетками, на мостовой резвились дети, а старухи, с корзинкой в одной руке и с ключом от входной двери в другой, норовили перейти улицу под самым носом у лошади, так что мистер Габриэл Парсонс кипел от ярости и окончательно охрип от беспрестанных окриков и проклятий. Когда он добрался до Флит-стрит, там образовалась «пробка», причем люди, сидевшие в экипажах, имели удовольствие по крайней мере полчаса сохранять полную неподвижность и завидовать самым медлительным пешеходам, а полицейские, бегая туда и сюда, хватали лошадей под уздцы и толкали их прямо в ширины задом, пытаясь расчистить дорогу и предотвратить беспорядок. В конце концов мистер Габриэл Парсонс свернул в Чансери-лейн и, выяснив после некоторых расспросов, как проехать на Кэрситор-стрит (эта часть города была ему совершенно незнакома), вскоре очутился перед домом мистера Соломона Джейкобса. Поручив свою лошадь и двуколку попечению одного из четырнадцати мальчишек, гнавшихся за ним от самого Блекфрайерского моста на случай, если ему потребуются их услуги, мистер Габриэл Парсонс перешел через улицу и постучался в дверь, в верхнюю часть которой было вставлено стекло, забранное, как и все окна этого привлекательного здания, железною решеткой, для пущей приятности покрашенной в белую краску.