Естественным следствием веры, чествования и надежды должно быть успокоение под руководством отца, как под безопасным кровом. Преданностию ему он пресекает всякое попечение о себе, всякую заботу и опасение. Он, пишется у святого Варсонофия, говорит от сердца к отцу: верю, что Господь тобою спасет душу мою; твори со мною, что внушит тебе Господь. Я - уже не я (ответ 57). Если кто, говорит Лествичник, по чистой совести навсегда предал себя своему отцу, таковый прочее смерти своей, как сна, не боится, ведая точно, что при исходе из сей жизни не от него, но от настоятеля его востребуют ответа (Слово 4, п. 50). Потому дело спасения своего он считает как бы решенным. Не забудь, говорит еще Лествичник, в жизни твоей оного великого подвижника, который хотя в целые восемнадцать лет телесными ушесами от наставника своего не слыхал сего слова "спасайся", однако ежедневно душевным слухом ощущал от Бога не слово "спасайся", что означает одно только желание говорящего, и то неизвестное,- но речь "спасен еси", которая знаменует точное вещи определение и несумненность (там же, п. 106). Так решительно успокаивает ученика Сам Господь. На его стороне остается только охотное, усердное, живое действование по указанию и определению наставника - отца. Ибо успокоение не означает недеятельность, а только пресечение всякой заботы о ней и ее плодах или успехе. Ученик должен быть всегда наготове, в бодрой напряженности, а не в разленении. Святой Иоанн Лествичник изображает его стоящим на ничем не связанных ногах, из коих одну стопу к услужению простирает он, а другую при молитве неподвижно держит (Слово 4, п. 2); послушание же называет сонным путешествием (там же, п. 3): путешествием - по трудам и успехам, а сонным потому, что все это строится не им. Святой Варсонофий часто обращает к просящим его помощи такую речь: спотрудись, сподвигнись, вспотей над тем, что я сказал (ответ 61). Я приступаю, говорит, за тебя к Господу, но если и ты также не приступишь, то срам велик (ответ 70). Духовный отец берется спасти ученика, но как бы его силами; хочет быть делателем, но в нем, быть его душою. И ученик успокоен только в отрадной благонадежности и несомненности касательно своей участи, а сам все же в потах и трудах.

Действование по манию отца-наставника обязывает к следующим трем действиям:

а) ничего не слагать умом и сердцем ни касательно прошедшего, ни касательно настоящего, ни касательно будущего, или не верить себе, своему уму и сердцу ни в чем. Не знать, что как есть, даже не хотеть знать и бояться думать, что оно так и так есть без указания отца. Не решать самому: то и то хорошо или худо, в себе ли или в других, а как скажет отец. Не замышлять и не определять ничего, даже за одну минуту вперед, потому что это зависит от отца. Таким образом, сие неслагание есть решительное замолчание всякого внутри произвольного движения сил, пустота, праздность от всего. Оно требует, чтоб умом ничего не было определено, сердцем не вкушено, волею не возжелано; помысли, возжелай, вкуси, когда и как велят, а без того стой в пустом, ожидательном состоянии. Это, по святому Лествичнику, нелюбопытная жизнь (Слово 4, п. 3), или недоверчивость к самому себе во всех добрых делах даже до конца жизни (там же, п. 5). Этим заглушается собственное чувство, собственный в вещах вкус. Хорошо то, что по отцу хорошо; худо то, что по нему худо, хотя бы и казалось тебе хорошим. В этом состоянии упраздненный стоит пред лицом наставника, готовый принять влагаемое;

б) но при всем желании и напряжении, поставить себя в молчательное положение решительно невозможно. Будут рождаться мысли, определения, суды, планы, пожелания, страхи, похоти; непрестанно извнутрь будет точиться то то, то другое. Касательно всего этого один закон: все открывать своему наставнику, и доброе и худое. Этим будет очищаться всегда внутреннее. Наставник будет иметь основание, как судить о состоянии ученика; не будет траты времени; всевозможные уклонения мысленные и сердечные устранятся; под руководством наставника будет приобретаться опытность в разбирании помыслов сначала своих, а далее и всех других. Потому-то святые отцы сему откровению приписывают необычайную силу в деле спасения, даже хотя бы оно было и не пред отцом-руководителем. При нем можно избежать всякой опасности заблудиться или пасть, встречая предостерегательный совет. Василий Великий так заповедует: всякий из подчиненных, если хочет показать достохвальное преспеяние и стяжать навык жить неуклонно по заповедям Господа нашего Иисуса Христа, не должен ни единого душевного движения у себя хранить втайне, но должен обнажать тайности сердечные пред теми, коим вверено благоутробно и милостиво пещись о немощных братиях. Таким способом что достохвально, то утверждается, а что непохвально, то подобающего врачевания удостаивается; и чрез такой подвиг мало-помалу будем мы возрастать в совершенстве жизни (Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах, вопрос 26). При этом не должно устранять себя, как учит тот же святой отец, от открывания помыслов и совещания тем, что совесть покойна, не зазрит. И в телесных болезнях, говорит он, бывает, что немощные не чувствуют их, но верят наблюдению врача более, нежели своему нечувствию; так и в душевных. Скажись другому - и он определит, здоров ли ты или немощен и какая у тебя немощь. Так поступали апостолы. Когда Господь сказал:един от вас предаст Меня, тогда все, один по другом, спрашивали: не я ли? (Краткие правила, 301). Святой Варсонофий говорит: никто да не скрывает помыслов. Кто скрывает помыслы, о том злые духи радуются, видя возможность погубить душу его (ответ 583).

Скрывающий помыслы пребывает неисцелен, ибо они исцеляются только частым вопрошением о них отцов духовных (ответ 317). Не скрывающий никакого змия в недре своем действительную показует веру, а скрывающий еще вне пути спасения своего блуждает, говорит святой Лествичник (Слово 4, п. 46). Такое правило открывать все великий налагает страх на душу не только сделать, но и сказать что-либо и помыслить худое, напоминая имеющий быть суд от отца-наставника; налагает страх и на бесов, ибо при сем никоим образом нельзя им укрыть своих козней (там же, п. 53). Потому-то и стараются они отклонить от сего и, опасаясь обличения, бегут от того, кто во всем открывается; ненавидят и терпеть не могут самого даже гласа откровенности, как учит святой Дорофей (поучение 5). А какое облегчение душе от этого! Три года один томился под тяжестию неоткровенности (Пролог, мая 6-го) и потом, когда одолел себя, тогда вышло из него мрачное облако - знак, что неоткровенность есть дело сатанинское. Иначе как будет пользовать нас отец, когда не знает, что в нас; а общие наставления можно найти и в книгах. Потому-то святой Лествичник учит, что как с первого раза должно открыть все своему отцу, всю жизнь рассказать, так и во все последующее время не отрицаться - духовнику, споспешнику своего спасения, исповедоваться со смирением, яко Богу (Слово 4, п. 10, 63, 66). В одном монастыре, пишет еще святой Лествичник, увидел я у гостинника на поясе книжицу малую и, спросивши, для чего она, узнал, что он в ней записывал все то, что чрез весь день помышлял, и все оные помыслы пересказывал своему пастырю. И не только его, но и других многих той обители иноков я видел так поступающими. Был же сей устав учрежден великим отцом той обители, как я после слышал (там же, п. 39). Добрый домостроитель каждый вечер исправно считает дневную прибыль или расход. Но как он узнает это, если не будет ежечасно записывать всего в счетную книгу (там же, п. 115);